Наконец отыскали дверь, обитую клеенкой, перечерченную тесьмой и гвоздиками с медными шляпками.
В небольшой конторе пыльно и душно. На полках громоздились папки, перевязанные тесьмой. Стойка, куда подходили посетители, шаталась и грозила развалиться. За столом, заваленным бумагами и конторскими книгами, восседал человек необыкновенной толщины. Таких толстых людей Леля раньше не видела. На полном лице едва заметны заплывшие глаза. На носу, который растащили щеки, очки, перевязанные ниткой, словно оправы не хватало, чтобы удержаться на лице. Круглые щеки заканчивались тройным подбородком с реденькой бородкой и усами. Толстяк набросил на плечо полотенце, такое же засаленное и грязное, как вещи в конторе.
Толстяк пил чай. Держал на растопыренных пальцах большое блюдце, словно тарелку. И дул. На конторке чашка с незабудками по белому полю и отбитой ручкой. И чайник необъятных размеров с почерневшими боками. На бумажке мелкие кусочки наколотого сахара.
Толстяк делал вид, что не замечает даму и девочку. Боялся, что придется прервать чаепитие. Наконец допил чашку, вытер потное лицо полотенцем и для солидности водрузил на лысую голову фуражку. Форменную, с красным околышем. Привстал и поклонился. Стул затрещал. Толстяк сердито засопел и рухнул на стул словно подкошенный.
Леля слабо вскрикнула, Мария Петровна, пряча улыбку, сказала:
— Здравствуйте, Пал Палыч. Снова в контору решила обратиться за помощью… Мне нужен артельщик, чтобы доставить вещи с Финляндского вокзала. И доставить в лучшем виде…
— Адрес?
— Да я же сказала — вещи прибыли на Финляндский вокзал! — ответила Мария Петровна, обескураженная непонятливостью Пал Палыча.
— Адрес? — взъярился Пал Палыч, и стул под ним воинственно заскрипел.
Мария Петровна перевела глаза с недоумением на артельщика, который сидел на скамье и лузгал семечки. Артельщик был из татар и громко смеялся, обнажив прокуренные зубы.
— Адрес… — простонал Пал Палыч и взялся за полотенце. — Адрес, куда доставить вещи… Господи, что за народец пошел непонятливый.
— Пал Палыч каждое словцо ценит на вес серебра, а то и золота. — Артельщик говорил, а сам не без почтительности поглядывал на конторщика. — И то правда: слово — серебро, а молчание — золото.
Мария Петровна припомнила, как Людмила Николаевна Сталь, товарищ по подполью, рассказывала о Пал Палыче. Людмила Николаевна Сталь работала в транспортной группе Петербургского комитета и частенько пользовалась услугами Посыльной конторы. Пал Палыч — личность колоритная, и много анекдотов о нем ходило среди петербуржцев. Действительно, для толстяка каждое слово — страдание. И теперь он готов заснуть, чтобы не видеть заказчицы с девочкой, которые и чай ему мешают пить, и разговорами досаждают.
Толстяк вздохнул, как добрые кузнечные мехи, и тяжело поднялся. Нужной книги заказов на столе не оказалось. Пришлось подойти к полкам и отыскивать, поднимая пыль. Залетала моль, потревоженная хозяином. Пал Палыч чихнул и воинственно оглянулся на Марию Петровну.
Мария Петровна впервые видела, чтобы человеку доставляло такое страдание простое передвижение по комнате. Толстые слоновые ноги он переставлял с трудом. Сапоги принадлежали сказочному герою. Настолько они были велики.
Раздался треск, стул зашатался и застонал. Толстяк чудом его не раздавил. Наконец он уселся на прежнее место и из пыльной чернильницы вытащил дохлую муху. Достал ручку с пером и с проклятием принялся его чистить о свои волосы. Фуражка возлежала на пожелтевших газетах и толстяк ее двигал локтем. Он высунул кончик языка, к удивлению Лели, и, как старательный гимназист, принялся в книгу заносить фамилию и адрес заказчицы.
— Артельщик нужен к трем часам… И сегодня! — решилась уточнить Мария Петровна, удивленная тем обстоятельством, что конторщик ничем не интересуется.
— Сегодня? Да вы в своем уме? Как можно к трем часам… — Конторщик с радостью прервал занятия и начал обмахиваться полотенцем. Потом отпил несколько глотков холодного чая и откинулся на спинку стула.
Леля услышала, как жалобно заскрипел стул, готовый развалиться.
— Нужно сразу все говорить, — поучал конторщик, счастливый, что может прервать работу и бездельничать. — И об адресе, и о времени, и вообще обо всем.
Мария Петровна откровенно смеялась. Было что-то трогательное в этом нелепом и грузном человеке.
— Вы меня расспросили бы толком обо всем, — ответила Мария Петровна, вспомнив, как Людмила Сталь рассказывала о чудовищной лени Пал Палыча.
— Нет уж, увольте… Коли я начну обо всем расспрашивать, так что останется говорить заказчику?! — Пал Палыч был уверен в своей правоте, и белесые его брови взметнулись вверх.
Теперь смеялась и Леля. Действительно, какой удивительный человек. Ничего делать не хочет, только чай пьет да вытирается полотенцем. И вид, как у обиженной Кати, когда отбирают игрушку.
— Нет, почему я должен расспрашивать? — не переставал удивляться Пал Палыч, наблюдая, как новая муха вылетела из пустой чернильницы. — Смешные люди…
— Конечно, Пал Палыч, смешные… Явились в полдень, когда самый сладкий сон, и соснуть не дают! — с нарочитой серьезностью проговорил артельщик. В глазах его запрыгали смешинки.
Пал Палыч хотел обернуться и сказать что-то суровое зарвавшемуся артельщику, но передумал. Взял и махнул ватной рукой. Лень помешала. И так сказать, зачем ему, толстому и грузному, обращать внимание на укусы комара! Юркий и невысокий артельщик с карими с прищуром глазами для него подобен комару.
Только артельщик не унимался. Вышел из-за стойки и устроился около Марии Петровны.
— Вы скажите адресок, куда вещи доставить. Вещи домашние. Домашние вещи плохо по тарифу оплачиваются. И про шкалик не забудьте. Моя хорошо работу делает…
— Вот это главное. Вещи прислали из Финляндии, сами понимаете — дорога не близкая. Могут и разбиться, и поломаться… На шкалик, любезный, непременно получите, коли благополучно все доставите. — Мария Петровна видела жуликоватые глаза артельщика и решила задатка не давать.
— Все сделаем лучшим манером! — успокаивал ее артельщик и добавил: — Коли что случится, так меня Пал Палыч с лестницы спихнет!
Артельщик засмеялся, закрутился на месте, как волчок, ударял себя от удовольствия по груди ладонями и веселился как мог.
Смеялась и Леля. Представить Пал Палыча, который может вскочить со стула, к которому он был словно прикован, и побежать за юрким и ловким артельщиком, невозможно.
— Я тебя, басурман, проучу… — проговорил с ленцой Пал Палыч и сжал свои ватные руки. — Вот подожди…
— А вы проучите! Проучите! Зачем ждать?.. — простонал артельщик, вытирая слезившиеся об безудержного смеха глаза. — Кстати, в бумажке не забудьте адресок проставить, а то и нести неизвестно куда. Не первый год вас знаю…
Конторщик величественно поглядывал на артельщика и оставался невозмутимым, как скала. Нет, он не позволит себе портить нервы и артельщика в упор не замечал.
— Пожалуйста, запишите адрес, — проговорила Мария Петровна, решившая поскорее закончить сделку. — Дом Волгиной, за Обводным каналом, квартира номер пять, этаж седьмой.
— Нет, это не шуточки… Седьмой этаж и квартира пятая. В доме небось и подъездов тьма, и ходы разные… — Пал Палыч снова бросил перо и, снова наслаждаясь возможностью ничего не делать, долго выяснял, как следовало на Обводный канал добраться, да как разыскать распроклятую пятую квартиру.
Леля и та не выдержала. И громко смеялась вместе с мамой и артельщиком. И ее удивляла медлительность человека-горы.
— По Обводному каналу конка ходит! — решила Леля помочь маме, начинавшей сердиться. — Конка…
— «Конка»! — презрительно фыркнул Пал Палыч. — Это бабушка надвое сказала. То ли она ходит, то ли нет… Может быть и дождь и ветер, и артельщику с такими вещами на конку не взгромоздиться. — Пал Палыч замолчал, но продолжал шевелить губами, явно хотел продолжить разговор, вот и подыскивал слова, чтобы отложить оформление заказа.
— Пиши бумагу! — приказал артельщик и слегка пристукнул по конторке сухим и загорелым кулаком. — Нечего тары-бары разводить, а то опять заказчика потеряем… И давай мне бумагу, я пойду на вокзал. В камере хранения наверняка за вещами очередь.
Пал Палыч вздохнул и стал оформлять заказ, не задавая больше вопросов. Писал скоро, не заглядывая в справочные книги с тарифами. Перо скрипело в ватных руках и так же, как и стул, грозило разлететься.
Дело свое знал, поняла Леля, только лень сильнее его, как утверждала в таких случаях Марфуша.
НАБОРНАЯ КАССА И РАМА ДЛЯ ПОРТРЕТА
За последние дни мама очень изменилась. Обычно ее трудно было застать дома — вечно в бегах, по словам Марфуши, а тут сидит у окна и молча кормит попугаев.
