— Это ненадолго, нервный узел часа через полтора восстановится.
— Эх, да за полтора часа я полконтинента пробегу.
Ник посмотрел на лежащую Майю. Та тяжело дышала и, казалось, не обращала на происходящее ни малейшего внимания. Плохо, очень плохо. Долго оставаться здесь они не имели права. На месте Ррадов он обязательно разослал бы вокруг разведзонды в надежде обнаружить следы ускользнувшей добычи. А защищаться от них было нечем, даже ПЗРК пришлось бросить. Бежать! Но бежать Майя явно не могла. Ник склонился над лежащей девушкой.
— Идти можешь?
Она, не открывая глаз, отрицательно помотала головой. Ник задумчиво закусил нижнюю губу. Отчего-то вспомнился смертельно раненный клерк, лежащий в затхлой полутьме техтоннеля. Ну уж нет! Если нужно, ее он понесет на себе! Ника отстранил Семецкий.
— Нужно идти. Мы тебя понесем, а ты лежи и набирайся сил, хорошо?
Майя кивнула. Юрик потрепал ее по спутанным волосам.
— Вот и лапушка. — Он повернулся к Нику. — Щаз волокуши делать будем, скидывай рюкзак.
— Делать что?
— Сам увидишь, рюкзак, говорю, скидывай!
Ник протянул ему полупустой сидор. Семецкий похлопал по карманам.
— И ножик свой дай, тут кое-что удалить придется.
Ник вытащил из ножен вакизаши. Семецкий ногтем попробовал лезвие на остроту, одобрительно хмыкнул и, примерившись, разрезал рюкзак.
— Сруби-ка пару деревцов. Главное, чтобы ветки попушистее были.
— Вообще-то у меня веревка есть.
— Вот на ней и повесься! Раньше сказать не мог? Такой хороший рюкзак испортил. Иди, работай, лесоруб.
Ник еле слышно попросил прощение у меча. Заменять вульгарный топор недостойно древней стали, но выбора не было. Тратить драгоценные заряды винтовки он не хотел.
Он высмотрел пару небольших деревьев и двумя ударами срубил их у корней. Затем вдвоем с Семецким связал их в некое подобие волокуши. Работали споро, то и дело поглядывая на небо. Если Кисы не полные кретины, то непременно вышлют отряды прочесать окрестности.
Майю, невзирая на вялые протесты, уложили на волокуши, Ник указал Семецкому на веревку.
— Впрягайтесь.
— Совести у тебя нет, старика в ездовую лошадь превращать.
Ник кивнул на винтовку.
— Стрелять умеете?
— Я хирург! Зарезать могу, стрелять нет.
— Когда дело дойдет до рукопашной, я дам вам вакизаши. А пока впрягайтесь!
Проклиная некоторых недокосоглазых самураев, Семецкий потянул волокуши. Его проклятия Ник пропустил мимо ушей. На долю бедняги сегодня выпало слишком много несчастий. Пожалуй, не меньше, чем на его собственную. Диана… Тьма на секунду овладела им, протяжный перезвон оглушил уши. Погребальная песнь… Солоноватый вкус во рту привел его в чувство. Ник провел по губам тыльной стороной руки. Кровь?! Ник рассмеялся, он всего лишь прикусил губу. Внимательный, оценивающий взгляд Семецкого он не заметил.
Словно давая роздых после жидкой грязи болота, джунгли радовали ровной, сухой почвой. Семецкий протащил волокуши почти полкилометра, прежде чем Ник, не заметивший ни малейшего следа погони, объявил привал.
Майя заметно порозовела, отдых пошел ей на пользу. Ник дал Семецкому передохнуть и вскоре вновь скомандовал двигаться. Майя на этот раз отказалась от волокуши и, все еще тяжело дыша, пошла самостоятельно.
Весь день они пробирались между лианами. Джунгли постепенно редели, сменяясь каменистыми пустошами предгорий. Ближайшим лагерем беженцев оказался давешний санаторий. Три дня пути такими темпами. Майя, вопреки опасениям Ника, никак не показывала своего горя, легкими шагами огибая огромные валуны, лежащие здесь с незапамятных времен. Небо, еще с утра начавшее покрываться тучами, к середине дня разродилось легким дождиком. Воздух свежел. Близился сезон дождей.
Ночь подкралась незаметно и стремительно накрыла беглецов. Досадуя на спутников, не способных передвигаться в темноте, Ник довольно быстро нашел место для ночлега. Старая, давным-давно выработанная шахта, укрытая в расщелине, манила к себе черным зевом, суля спокойный сон. Ник завесил вход плащ-палаткой и жестом показал, что можно разжигать костер. Спутников наблюдения он не боялся, а от разведзондов прикрытие было. Пропитанная особым составом ткань плащ-палатки почти полностью отсекала тепловое излучение, гарантируя маскировку от вражеских термодатчиков.
Майя раздала каждому по полевому пайку и отступила в тень, присев возле стены штольни. Ник вскрыл саморазогревающийся пакет и скривился. Опять бобы с тушенкой. Даже на другом конце обитаемого Космоса полевые рационы не отличались разнообразием. Рядом примостился Юрик.
— Что загрустил? Пить будешь?
Ник отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо.
— Как знаешь, мне больше достанется. — Он присосался к плоской фляжке и, сделав пару глотков, сытно рыгнул.
Пить и вправду не хотелось. Алкоголь ослабляет самоконтроль, а Ник боялся того, что могло выплеснуться. Боялся не справиться с собой, боялся себя. Семецкий понимающе хмыкнул, но тем не менее остался сидеть рядом.
— Расслабься, парень, ну что ты сидишь как истукан? Еще медитировать тут начни. Жизнь, она ведь не кончилась. Если из-за каждой потери так страдать, то проще сразу застрелиться. Я вот когда-то дал себе слабину…
Юрик допил остатки из фляжки и не глядя отшвырнул ее за спину.
— Мне чуть поболе, чем тебе, тогда было. Классным нейрохирургом был, работал в ведущей клинике сектора. Научная работа, публикации в самых популярных научных изданиях, немалые деньги за операции. Если бы не эти чертовы горы. Мы поженились за год до этого, я долго за ней ухаживал, почти пять лет. Куча поклонников, престижный университет, богатые родители. Я сам не поверил, когда она согласилась. А дальше, как в сказке, коттедж за городом, беременность. Мы ждали ребенка, девочку, очаровательную белокурую малышку. Ольга обожала горы. Ее машина сорвалась с обрыва. Система спасения, конечно, сработала, но с такой высоты… Оленька была еще жива, когда ее привезли в клинику. Я сам ее оперировал. В один момент даже казалось, что мне все удастся. Увы, обширное кровоизлияние в мозг. Ребенка мы тоже спасти не смогли. И ты знаешь, я начал пить, пить много и часто. Поначалу начальство закрывало глаза на мои выходки. Семейная драма, шок, да и хирургом я был классным, они еще надеялись, что я образумлюсь. Не образумился, мне все казалось, что она жива. Иной раз, просыпаясь с похмелья, я видел ее. Она хлопотала по дому, пеленала малышку… А потом приходила головная боль. Я допился до белой горячки. С работы меня все-таки поперли. Эх, я и на Кассандре женился только затем, чтобы иметь хоть какой-то якорь в этой жизни.
— Сочувствую.
— Да в гробу я видел твое сочувствие! Думаешь, к чему я тебе это рассказываю? От словесного недержания? Нет, парень! Как ты думаешь, легче моей Оле стало от того, что я пустил свою жизнь под откос? Да ни хрена не легче! Я вот научную работу бросил, может, кучу открытий не сделал. Может, мои бы открытия кучу народу спасли?
Семецкий подкинул в огонь пару веток. По грубым каменным стенам, причудливо изгибаясь, метались тени. Майя тихонько расстелила спальный мешок и, забравшись внутрь, затихла. Ник молча смотрел на Юрика.
— Ну что вы, молодежь, никак не поймете одну простую истину? Что все в этой жизни заканчивается, даже сама жизнь. И какого черта вы придаете такое значение текущим проблемам? В общем, парень, я сейчас спать лягу, сплю я крепко. Иди-ка ты лучше девчонку приободри, у нее сегодня как-никак мать там погибла.
Семецкий, не дожидаясь ответа, взял одеяло.
— Спокойной ночи.
Ник остался один. За тонкой материей плащ-палатки забарабанил дождь. Затем стих и он. Костер давно прогорел, угли подернулись пеплом. Семецкий спал, выводя замысловатые рулады. В своем спальном мешке тихо ворочалась Майя. Ник решился. Задвинув ногой в костер корявое бревно, он скинул куртку и, рывком расстегнув молнию мешка, влез в его теплую темноту. Внутри спальника к нему приникло гибкое девичье тело, и все проблемы исчезли до утра.
Наутро оба сделали вид, что ночью ничего не произошло. Ник все ожидал, что Майя подойдет, обнимет, прижмется, как тогда, ночью. Но та сидела, сжавшись, и грела руки о жестяную армейскую кружку с кипятком. Сидела и молчала, ничем не выдавая, что что-то произошедшее имело для нее хоть какое-то значение. Ник сжал губы и, растолкав Семецкого, распорядился завтракать. Да пошла она! Пусть делает, что сочтет нужным, он ей никто.
Позавтракав последним оставшимся рационом, они вновь двинулись в путь. Джунгли звенели птичьими трелями, но сколь-либо крупной добычи им не попадалось. Леса на много километров вокруг лагерей стояли пустыми. Массы людей распугали всю дичь. Через пару недель проблемы с продовольствием могли приобрести небывалую остроту. Шутка ли прокормить двадцать миллионов беженцев. Если Флот в ближайшие месяцы не нанесет контрудара, население на Хауке начнет вымирать. Агрессорам даже не потребуется принимать каких-либо особых мер, достаточно просто подождать. Голод умеет убивать не хуже ядерного взрыва.
