ГЛАВА XIII
ФРИДА НА ВСЮ ЖИЗНЬ
— Молока?
— Нет, спасибо. — Лимон?
— Да, пожалуйста.
Сказав это, Сантер наклонился, со страстным любопытством вглядываясь в Асунсьон… Стало быть, ее очарование всегда будет предметом его неустанного восхищения?
Молодая женщина подошла к нему с чашкой в руках. Пять лет скитаний в условиях чаще всего омерзительных не помешали Сантеру, оказавшись в большом городе, быстро обрести свои привычки и снова стать безукоризненно светским человеком. Он взял из рук Асунсьон чашку и поставил ее на маленький круглый столик красного дерева, ловко придвинув его носком ботинка к своему креслу, и, прежде чем молодая женщина успела угадать его жест, привлек ее за руки к себе.
Не говоря ни слова, Сантер с восторгом смотрел па нее. На Асунсьон была узкая бордовая юбка и шелковая белая блузка. Колье из черного жемчуга резко выделялось на фоне ее матовой кожи. Она, как обычно, выглядела серьезной и вполне спокойной, уравновешенной, что совсем сбивало с толку молодого человека. В сотый раз он невольно задавался вопросом: испытывает ли эта женщина печаль из-за исчезновения своего жениха, а возможно, и его гибели? Вот уже час, как они вместе, и она пи разу не произнесла имени Марселя… Думает ли она еще о Марселе?
Ах! Как бы ему хотелось обнять ее, крепко прижать к себе и высказать наконец ей свою любовь!
Сантер неустанно думал об этом, воображению его рисовалась такая картина, но сам он оставался сидеть. какая-то сила удерживала его. «Наверное, — с досадой думал он, — это потому, что я не знаю, жив Жернико или умер…»
Он отпустил руки Асунсьон, и она преспокойно села напротив него, по другую сторону стола. А что, если эта женщина, так же как и он сам, стала жертвой неизвестности, пленницей безысходной ситуации?
«Она наверняка не любит больше Марселя, — думал Сантер. — Я чувствую, что она его больше не любит». Да и его ли она любила, ведь она так мало его видела и так многого о нем не знала! Скорее всего она любила образ, который сама себе выдумала и который его бесславное возвращение, должно быть, начисто уничтожило!..
Он старался вспомнить все свои встречи с невестой друга, начиная с того первого визита, когда она приходила к нему на квартиру, и вплоть до свидания, которое она подарила ему в первый воскресный день сентября и которое так некстати прервал Перлонжур. Он обдумывал малейшие ее жесты, сказанные ею слова, лихорадочно пытаясь отыскать в них некий тайный смысл, отвечающий его желаниям, чтобы иметь возможность считать их если и не признанием, то хотя бы поощрением. Однако Сантер был искренен не только с другими, но и с самим собой и потому вынужден был признать, что Асунсьон никогда не выражала по отношению к нему ничего, кроме дружеских чувств, причем косвенных, ибо причину этого дружеского расположения следовало искать в ее любви к Марселю… Но Марселя она, видимо, уже не любила, так что…
Надо было бы поговорить с ней. Сантер понимал это, однако ему не хватало мужества или, лучше сказать, смелости. Надо было поговорить с ней без обиняков, высказать ей все как есть и, отбросив всякие расчеты, вручить ей свою судьбу. Но Сантер не мог на это решиться…
— Прошу прощения, — сказала вдруг Асунсьон, услыхав звонок в дверь. — Боюсь, что Мария ушла…
Сантер хотел предложить свои услуги и пойти открыть дверь, но молодая женщина уже вышла из комнаты. Он слышал, как она обменялась с гостем несколькими словами, затем дверь отворилась. Он опасался увидеть Воробейчика. Но вместо него появился Перлонжур и без тени смущения протянул Сантеру руку; о том, что он здесь, его, верно, предупредила Асунсьон.
— Это ты! — удивился Сантер и, пожимая ему руку, добавил: — Что ты здесь делаешь?
— Наверное, то же, что и ты, — отозвался Перлонжур, бестрепетно созерцая свою попавшую в плен руку. — Изучаю испанский.
Сантер ушам своим не поверил. Но выразить своего негодования не успел, так как снова появилась Асунсьон а направилась к настойчиво звонившему телефону.
— Это вас, — сказала она Сантеру, протягивая ему трубку.
— Меня? — изумился Сантер, нехотя взяв трубку. — Алло! — сказал он сердитым тоном.
Закончив разговор и повесив трубку, он взглянул па Асунсьон, стоявшую к нему спиной, затем на Перлонжура, игравшего шкатулкой для сигарет. Смеются они, что ли, над ним? Может, этот телефонный звонок только для того и нужен, чтобы удалить его из этого дома, из этой комнаты, благоухающей тонкими, пьянящими духами? Неужели и в самом деле придется оставить Жана и Асунсьон наедине?.. Видимо, придется, Воробейчик был настроен весьма решительно.
— Не беспокойтесь, — сказал Сантер молодой женщине, собравшейся было проводить его до прихожей. — Я и так был чересчур назойлив! — добавил он с горечью и явным намерением нарушить покой тех, кого оставлял здесь.
Воробейчика он увидел на террасе ближайшего кафе, тот в нетерпении курил одну сигарету за другой, дожидаясь, когда он придет.
— Прошу прощения, месье Сантер, но мне была крайне необходима ваша помощь, а ваш слуга сказал, где можно вас найти…
Сантер тотчас решил, что слугу следует выставить вон.
— Что там еще случилось? — спросил он не слишком любезно.
— Из канала только что вытащили тело, — сказал месье Венс, останавливая такси. — Тело совершенно голого мужчины, голова его разбита винтом буксира. На груди мертвеца обнаружена странная татуировка… Я подумал, что вы, возможно, могли бы опознать его.
Сантер ничего не ответил. Эта новость вызвала у него разноречивые чувства. Он испытывал отвращение, жалость, неясную тревогу, но и тайное удовлетворение тоже. Получив неоспоримое доказательство смерти Жернико, Асунсьон обретет свободу. А Сантер знал, что, кроме него, такого доказательства никто дать не может…
Впервые в жизни он очутился в морге. Он избегал смотреть по сторонам, где вытянулись неподвижно застывшие формы, покрытые белыми простынями сомнительной чистоты.
Мужчина, шедший впереди инспектора и его спутника, внезапно остановился.
— Вот этот, — сказал он и приподнял простыню.
— Весьма сожалею, — начал было месье Венс.
Но Сантер отстранил его и с жадным вниманием склонился над обнаженным трупом. Он увидел вздувшийся живот и страшно изуродованную голову, представлявшую собой бесформенное месиво переломанных костей и искромсанного мяса.
— Ужасно! — невольно вырвалось у него.
На груди мертвеца видна была зашифрованная татуировка, которую Жернико показывал ему с Асунсьон в роковой день своего возвращения:
— Ну что? — молвил месье Венс. — Я не ошибся?
— Подождите… — сказал Сантер.
Оставалась еще одна деталь, та самая, которую он один в целом мире мог подтвердить…
Ему вспомнилось, как Жернико на глазах у своей невесты и его самого распахнул на груди рубашку. Вспомнилось, как он старался не смотреть на Асунсьон из-за второй татуировки, ползущей, словно змея, к левой подмышке.
Склонившись над трупом, он сразу же обнаружил ее, синефиолетовую на мертвеннобледном теле:
— Это он, Жернико! — заявил Сантер.
ГЛАВА XIV
ПОСМЕРТНОЕ ОБВИНЕНИЕ
Если, подобно стилю Людовика XV, стилю Ренессанса или эпохи Директории, существует «безликий стиль», кабинет, который занимал месье Венс в полицейском ведомстве, являл собой ярчайший его образец. Полки с картотекой на голых стенах, два огромных окна без штор, маленький столик, на котором стояла пишущая машинка, два стула для посетителей, ничем не примечательный письменный стол и самое обычное кресло — вот и вся обстановка. Портативная лампа с зеленым абажуром — как все портативные лампы, — до глубокой ночи освещавшая бювар детектива, корзинка для мусора, похожая на прочие корзинки для мусора, словом, все самое что ни на есть обыкновенное.
Месье Венс пребывал в глубоком раздумье, когда в дверь постучал полицейский и вручил ему визитную карточку Жоржа Сантера.
Он как раз обдумывал порученное ему дело, которое с мертвой точки так и не сдвинулось. Таинственные и трагические события последних двух недель давали, конечно, возможность строить самые разные предположения, причем кое-какие из них подкреплялись вполне солидными доказательствами. В процессе расследования он отметил множество интересных деталей, обнаружил кое-какие факты, о которых пока умалчивал, но все это, как сам он устало сообщил Сантеру, лишь запутывало дело. Он не сомневался, что в один прекрасный день находки эти помогут установить истину, однако его удручало то, что жизнь нескольких людей все еще находится в опасности, и бывали минуты, когда его охватывало глубокое уныние оттого, что он не в силах защитить и спасти их. Ни сомнения, ни подозрения тут не помогали. В нужный момент таинственный убийца все равно нанесет удар, и арестовать его, видимо, можно будет лишь тогда, когда он захочет пожать плоды своего кровавого труда и тем самым разоблачит себя…
