Я тем временем продолжал:
– Мне знакомы такие колесницы. Но я клянусь, что не знаю, почему именно эта колесница, взявшаяся как будто из ниоткуда, проявила такой интерес к нашей принцессе! Посуди сам, если бы я находился в сговоре с ее владельцем, то я бы уже убежал вместе с нею! То же сделал бы и мой друг Вла Ди Мир! Зачем нам сидеть здесь, рядом с тобой? Зачем испытывать твой гнев?
Дядя Вова выразил свое согласие с моими словами геморройной гримасой, которая, я уже давно приметил, у него отвечала за откровенность.
– …Так что я с чистым сердцем могу сказать, что не знаю ответа на твои вопросы. И что я возмущен и зол не менее, чем ты! Также скажу, что мы с моим товарищем готовы участвовать в операции по отъему принцессы наравне со всеми. Не жалея ни своих сил, ни своей магии!
Тут дядя Вова проявил неожиданную дипломатическую прыть и споро сменил меня у виртуального микрофона.
– Я прошу прощения, товарищи, – сказал он, прочистив горло, – но какое имеет значение, чья это была колесница, если мы не знаем, куда она поехала? Пусть за рулем сидит хоть сам шайтан, мы догоним его и отберем у него девушку, как только узнаем, где они!
Речь дяди Вовы неожиданно взволновала всех сидящих у костра, и слова попросил Замех.
– Ты, Вла Ди Мир, говоришь, что не знаешь, куда поехала колесница. А я – знаю. Точнее, догадываюсь! Скорее всего, она направилась в земли тейпа Трех Мангустов. Мои лазутчики, которых я уже выслал, еще до утра должны либо подтвердить, либо опровергнуть мои слова.
– А что это за «мангусты» такие? – нахмурил лоб я.
– Ну как же? Эти юркие прыгучие комедианты! С утра и до ночи они упражняются, шлифуя свои идиотские умения делать то, что боги вообще не рекомендовали людям делать… Они прыгают через голову, строятся в немыслимые фигуры друг у друга на плечах и на головах. Они скачут с шестами, они стреляют из духовых трубок… Какие-то извращенцы, а не мужчины!
«Это он про ниндзя, которые выкрали принцессу прямо с балкона», – сообразил я с некоторым запозданием.
А Замех тем временем не снижал пафоса:
– Жаль, что вы вообще их не убили! Таких, как они, не должно быть в нашем мире! Ни законы чести, ни законы добрососедства ничего не значат для «мангустов». Их интересуют только их глупые прыжки и золотые монеты!
«Все актеры такие, кого ни возьми», – подумал я, но благоразумно промолчал.
– Да мы бы, конечно, в них постреляли бы, чего нам, – проворчал дядя Вова, он всегда воспринимал упреки, даже косвенные, близко к сердцу. – Но мы же боялись задеть нашу принцессу! Они все были слишком близко друг к другу!
Замех состроил строгую мину, которую я прочел так: «Если бы ваша, голубчики, невиновность не была всем настолько очевидна, мы с вас уже давно шкуру спустили бы».
В общем, военный совет окончился тем, что мы сообща постановили: ждем лазутчиков, отправившихся по следу танка «Черчилль», а потом уже решаем, как и что.
Когда мы с дядей Вовой добрели до своей палатки, у входа нас перехватила женская фигура. Это была, конечно же, Таис (ибо никаких других женщин в нашем отряде не было).
Красивое лицо скалолазки было взволнованным.
– Надо поговорить… Уже час вас тут жду, – сказала она шепотом.
– Милости прошу к нашему шалашу, – я откинул расшитый магическими знаками полог нашей с дядей Вовой палатки и пригласил ее внутрь.
Конечно же, меня подмывало сделать дяде Вове этакий многозначительный знак – например бровями. Дескать, братец, ты тут третий лишний, подожди, пожалуйста, снаружи. Ну хоть некоторое время. А лучше – до утра.
Но я тут же себя одернул. Если честно, совсем вряд ли, чтобы Таис пришла именно за этим, для чего дядя Вова «третий лишний» – как бы мне того ни хотелось.
Да и вообще, что за свинство? Влюбленность в красивую девушку – не повод отправлять боевого товарища спать под верблюжьей колючкой в обществе скорпионов, навозных жуков и тушканчиков…
– Чем обязан? – спросил я холодновато, когда мы все трое вальяжно расположились на шкурах, которыми был застлан пол.
– Мальчики, у меня для вас фотодокумент термоядерной силы, – лукаво усмехнулась Таис.
– Фотодокумент? – переспросил я недоуменно.
– Да. Вот, поглядите, – с этими словами Таис извлекла из нагрудного кармана… самый настоящий фотоаппарат!
Она нажала на кнопочку, и, представьте себе, фотоаппарат исправно включился. А в окошке предпросмотра фоток возник… наш «Черчилль».
(Тут надо сказать, что, пока мы добывали принцессу, Таис находилась во втором эшелоне. А проще говоря, сидела у подножия бархана вместе с группой вооруженных бедуинов на случай, если потребуется перехватить какого-то важного беглеца.)
Я глазам своим не поверил.
– Ты его зафотала?! Ну ты даешь! Но как?! Когда?! – засыпал я Таис восторгами и вопросами.
– Танк проехал по той самой грунтовке, которую вы оставили нас стеречь. Я решила, что снимок лишним не будет.
– Что же, эта фотка – трогательный сувенир в память о нашем сегодняшнем бое, – сказал я. – Увы, бесполезный.
– Вот-вот. Лично я предпочел бы, чтобы Таис сняла не танк, а меня. Как я от бедра поливаю этих гомосексуалистов из своего автомата, – веско прибавил дядя Вова.
– Это не сувенир. И не бесполезный, – сказала Таис твердо. – С каким-то сувениром я бы к вам среди ночи не потащилась. Я, между прочим, спать хочу! Просто я только что заметила, что на этом танке имеется табличка. Ее хорошо видно при увеличении кадра. Вот поглядите-ка…
С этими словами Таис вновь протянула фотоаппарат мне.
Я увеличил кадр насколько мог и… ахнул.
– Хренасе!
Да, там было от чего охренеть!
На корме башни «Черчилля» действительно красовалась медная табличка. Да что там «табличка»! Целая плита полтора на полтора метра!
Сверху и снизу на ней были выбиты гербы. Кажется, сверху был английский герб, точнее, великобританский. Снизу – нечто не шибко внятное, какой-то кривой нож, еще что-то такое…
Между гербами шел жирно гравированный текст: на английском и на арабском.
Лично я арабского не знаю. Но вот английский с горем напополам разбираю.
И английского моего хватило на то, чтобы уловить суть: танк подарен султану Омана англичанами в 1951 году.
А Таис, знавшая английский в совершенстве, тотчас дополнила меня:
– Этот танк не просто подарен! Когда во время революции в Йемене на территорию Омана вторглись, как здесь написано, «воинственные мятежники, желающие зла Оманской короне», именно этот танк помог горстке верных султану гвардейцев отстоять форт Салалы.
– Салалы? Той самой?! – я ушам своим не поверил. – Ты намекаешь, что этот танк провалился в тот же самый портал, в который когда-то провалилась и ты?
– А почему бы и нет? – Таис очень соблазнительно повела плечом. – Только я хотела бы уточнить. Танк не «провалился». Но кто-то его туда «провалил». Потому что у танка нет ни ручек, ни ножек…
– Ты думаешь, некий тип из нашего мира решил проторить дорожку в этот мир, где золота как грязи, а люди – непуганые идиоты, верящие во что попало?
– Ну, это просто теория… Но ведь она может быть верна!
– Итак, у нас появился гений зла, – вздохнул я.
– Ты имеешь в виду чувачка, который танком управляет? – подмигнул дядя Вова. – По-моему, для этого гением быть не обязательно. Сойдет любой обалдуй после учебки!
– Чтобы обычным танком управлять – возможно. Но чтобы загнать «Черчилль» из нашего мира в этот… Чтобы пройти на нем через пустыню, сговориться с ненормальными этими прыгунами…
– «Мангустами», – подсказала Таис.
– «Мангустами», – кивнул я. – Чтобы ворваться в крепость по откидному мосту, украсть чужую принцессу…
Мы обсуждали всю эту катавасию еще долго. Но так ни до чего путного и не до обсуждались.
Эх, жаль, в тейпе Черного Верблюда с пивом дела обстояли неважно.
После таких обсуждений пиво – самое оно.
Глава 11. Оазис
Пустыня Семи Тейпов
Империя Алхимиков
Я мало знаю о мангустах. Я даже не уверен, что в тех местах они водятся – по крайней мере, сам их никогда не видел.
Однако я совершенно уверен в том, что тейп Трех Мангустов, занимающий одноименный оазис, устроился очень даже неплохо…
Начать с того, что у «мангустов» площадь орошаемых земель была больше, чем в оазисе Вади-Вурайя, раза эдак в четыре.
И продолжить тем, что в оазисе «мангустов», в отличие от Вади-Вурайя, вовсю процветало не только земледелие, но и скотоводство, и ремесла!
Еще под покровом ночи мы заняли наблюдательную позицию в роще инжира, вытянувшейся вдоль юго-восточной границы оазиса.
С рассветом я залез на самое представительное дерево и смог как следует обозреть в бинокль тамошний жизненный уклад.
В центре оазиса возвышалась гора, сложенная из той же породы, что и кряж, окружающий Вади-Вурайя – красно-бурой, пористой. То ли известняк, то ли какая-то древняя магма, окрашенная солями железа – уж не знаю.
