«Видимо, стильную чёрную шляпу барышня потеряла где-то», – предположил наблюдательный внутренний голос. – «А, может, просто пулей сбило. Вон, правая брючина у дамы вся в крови, да и лошадка знатно перемазана кровушкой… Кстати, эта романтическая парочка, очень похоже, тоже намеривается спрятаться в роще. Что же, как говорится, в тесноте, да не в обиде…».
Гнедая лошадь, не доскакав до спасительного тёмно-зелёного островка совсем чуть-чуть, остановилась и, болезненно заржав, медленно опустилась на согнутые в коленях передние ноги. Надо отдать подполковнику Иванову должное – извернувшись самым невероятным образом, он первым соскользнул с лошади и прежде, чем та окончательно завалилась на бок, успел подхватить под мышки раненую напарницу и оттащить её на несколько метров в сторону. Но это было и всё, что он успел сделать…
Из-за вершины холма, безжалостно приминая высокий чертополох, показались два всадника на рослых каурых конях. Всадники были одетые очень изысканно и, даже, с лёгким привкусом пижонства: белоснежные рубашки с кружевными воротниками и манжетами, чёрные, расшитые золотыми и серебряными нитями жилетки, высокие кавалерийские сапоги прекрасно выделанной кожи с посеребрёнными шпорами, аккуратные тёмно-коричневые шляпы, яркие шейные платки.
Фрол, выпустив из рук девушку, выпрямился во весь рост, сжимая в одной руке солидный нож, а в другой – японскую метательную звёздочку.
«Понятное дело, пистолеты-то разряжены у наших голубков!», – пояснил проницательный внутренний голос.
– Фрол, это я! – в меру громко, но так, чтобы его не услышали приближающиеся всадники, до которых было порядка ста семидесяти метров, прокричал по-русски Егор. – Бросить нож и звёздочку, опуститься на колени и поднять руки вверх! Выполнять, подполковник!
Воинская дисциплина – великое дело. Для тех, кто понимает, конечно… Вот, и Фролка Иванов, заслышав голос многолетнего армейского начальника и не раздумывая ни секунды, поспешил выполнить приказ – тут же отбросил нож и метательную звёздочку в разные стороны, торопливо опустился на колени и вскинул вверх руки, демонстрируя всем желающим пустые ладони, не обременённые оружием. Его раненая спутница, которую, похоже, покинула последняя надежда, тоненько и протяжно завыла, пряча лицо в жёлто-пожухлой траве осенней пампы.
– Мой – правый, твой, соответственно, левый, – браво подмигнув жене, негромко сообщил Егор и привычно взвёл тугой курок пистолета.
Подъехавших всадников-пижонов картинка, представшая перед их взорами, откровенно порадовала. Они тут же гадко и глумливо заржали – словно племенные жеребцы в самом соку – после чего дружно соскочили с коней, оживлённо и чуть сердито переговариваясь о чём-то по-испански между собой.
«Понятное дело, спорят – кому из них первым пользовать смазливую черноволосую девицу. Хотя, вполне возможно, просто сожалеют о том, что барышне скользящим выстрелом повредило ногу. Может, у них был конкретный заказ: выкрасть и доставить эту аргентинскую амазонку – целой и невредимой – некоему важному клиенту?», – печально вздохнул жалостливый внутренний голос. – «Всё равно – наивные и глупые! Тут впору молиться, готовясь, так сказать, предстать пред светлыми очами Создателя, а они…».
Егор тщательно прицелился и мягко надавил на спусковой курок. Пуля попала правому нарядно одетому кавалеру прямо между его сердитых глаз, не оставляя их обладателю ни малейшего шанса на продолжение земной жизни… Сашенция же – поочерёдно – разрядила в свою мишень оба пистолетных ствола.
– Ты, Саня, как маленькая! – недовольным голосом пожурил жену Егор. – Зачем было два раза стрелять? А если – прямо сейчас – из-за этого холма появятся очередные неизвестные противники? Что тогда будем делать, а? В таких случаях надо каждый пистолетный заряд трепетно беречь! Через четыре месяца тебе, дорогая, уже двадцать семь лет исполнится, а ведёшь себя иногда – как сопливая и неразумная девчонка…
– Ну, извини, мой повелитель! – тут же обиженно надулась Сашенция, которой совершенно не нравились любые разговоры, связанные с её почтенным (как ей казалось) возрастом. – Обязательно постараюсь исправиться…
Егор поморщился, справедливо подозревая, что это неосторожное высказывание ещё боком ему выйдет – холодным и ни на что не реагирующим боком – в супружеской постели. Тихонько и покаянно вздохнул, он запихал за кожаный пояс – под длинным и широким пончо – пистолет и выбрался из густого кустарника на просторы южноамериканской пампы.
Оба модника-идальго неподвижно застыли на земле, глядя остекленевшими глазами в бездонное светло-голубое небо.
«В весьма живописных позах застыли голубчики, хоть снимай на камеру и вставляй в среднестатистический голливудский боевик», – криво усмехнувшись, предложил предприимчивый внутренний голос.
Каурые кони свежих покойников, шарахнувшись при звуках выстрелов метров на семьдесят-восемьдесят в сторону, преспокойно пощипывали невысокую травку. А Фролка Иванов осторожно придерживал за плечи черноволосую девушку, которая что-то горячо втолковывала ему на испанском языке, указывая тоненьким пальчиком то на трупы неизвестных кавалеров, то на их коней, то на тёмно-зелёную рощу.
Девица была очень миленькой, хотя характерный разрез глаз и смуглая кожа указывали на то, что среди её ближайших предков присутствовали и коренные жители пампы, то есть, южноамериканские индейцы. А, вот, одета она была немного странно. Так в двадцать первом веке одевались североамериканские ковбои – всё в тех же голливудских боевиках и вестернах: широченные штаны с разрезами по бокам (разрезы были застёгнуты на редкие деревянные пуговицы) и короткая замшевая куртка, щедро – во многих местах – покрытая длинной бахромой. Под курткой виднелась обычная холщовая блуза неопределённого цвета, длинную и стройную шею девушки украшал чёрный шёлковый платок, завязанный небрежным узлом.
«Ну, вылитая Исидора Коварубио – из великого романа Майна Рида «Всадник без головы!», – уверенно заявил начитанный (в школьные годы) внутренний голос. – «Только молоденькая такая Исидора, лет шестнадцати-семнадцати от роду…».
Егор осторожно тронул Фрола за плечо:
– Подполковник, не тяни кота за хвост! Быстренько перетолмачивай указания прекрасной амазонки.
Фролка, громко сглотнув слюну, начал дисциплинированно переводить:
– Исида говорит («Надо же – и точно – Исидора!» – восторженно удивился внутренний голос), что трупы надо аккуратно закопать в роще, уничтожив все следы, а лошадей необходимо срочно стреножить, пока они не ускакали на асьенду…
– Разреши, дорогой, теперь я немного покомандую? В смысле, твоя верная, но неразумная жена-старушка? – поинтересовалась Сашенция подчёркнуто нежным и медовым голоском. – Спасибо, милый, за оказанное высокое доверие… Значится так! («От тебя, братец, нахваталась всяких словечек!», – не удержался от ехидной реплики внутренний голос). Фрол, первым делом, сам и займись этими коняшками. Ты же у нас известный лошадник, если я не ошибаюсь? Вот, и займись. Подмани их к себе, стреножь надёжно… А вы, любезный сэр командор, возьмите на себя, пожалуйста, похороны этих модников. Надеюсь, вас это не сильно затруднит? Оттащите хладные трупы в рощицу. Только предварительно выкопайте там, Светлейший князь, две могилки. Сбросьте туда мёртвые тела, тщательно закопайте. А сверху, если вам нетрудно, посадите какие-нибудь кустики, или – ещё лучше – деревца.… Я же пока перевяжу рану на стройном бедре нашей черноволосой и загадочной нимфы. Ты, Фролка, втолкуй ей, что, мол, я тётенька добрая, хотя и старая. То бишь, совершенно не кусаюсь.… Ещё, Александр Данилович, не в службу, а в дружбу: порвите кружевные рубахи – наших с вами общих покойников – на бинты. Если, конечно же, это вам, милостивый мой государь, не в тягость.… Ну, чего стоим? Кого ждём? Форверст, господа! Форверст!
Поздним вечером весь руководящий состав экспедиции – кроме тех, кто был задействован на срочных текущих делах и работах – собрался на внеочередное совещание в просторном зале заштатной припортовой таверны, носившей короткое, но гордое и ёмкое наименование – «Портеньо[23]». Сидели себе тихонечко, выпивали-закусывали, ждали возвращения Фролки Иванова.
Наконец, появился Фрол – усталый, но довольный и бесконечно счастливый. Вошёл в трактирчик, зачем-то ладонями старательно отряхнул колени, снял сюртук и повесил его на старый, слегка позеленевший медный гвоздь, вбитый в оштукатуренную стенку заведения. Молча, прошёл к столу, набулькал из бутылки синего стекла рома в ёмкий оловянный стаканчик, медленно выцедил, довольно крякнул, обтёр ладонью аккуратные пшеничные усы и жадно впился белоснежными зубами в кусок варёной говядины.
– Ну, подполковник, рассказывай! – дождавшись, когда подчинённый слегка насытится, велел Егор. – Что это за черноволосая девица? Кем были – в земной и бренной жизни – те два хладных трупа, которых мне пришлось хоронить лично? Давай, давай, оторвись на минутку от говядины, никуда она не убежит. В этой стране, похоже, говядина – самое любимое и часто встречающееся блюдо…
