Валентин удивленно на меня косится.
— Он любил вашу маму? Погодите, я думал, она мертва…
— А я думала, ты для нее меня увез…
Очевидно, из нас обоих неважные сыщики.
Мы дружно замолчали, и даже ощутили некое единение — новая информация обрушила систему. У меня просто не осталось вариантов, кто заказчик, к которому мы едем. Если не мама, то кто? Один из бывших партнеров отца? Но зачем ему девица, у которой едва хватает денег на убитую однушку на окраине? Разве что воздействовать на Виктора…
Черт, меня начинает тошнить.
И тут мы сворачиваем на небольшую дорогу, которую я вдруг узнаю.
— Мы едем в отель? Зачем?
— Я не имею права рассказывать. Узнаете сами, мой заказчик все объяснит.
Тот отель, где мы с Островским впервые встретились. Где Лиана должна праздновать день рождения. Тот отель, что часто снился мне пять лет назад. Я помню дорогу, ведущую к нему — живописную и извилистую. Помню ухоженную территорию, изящные, немного мрачные, фонари. Помню запах хвои и дыма — неповторимый аромат гриль-вечеринки посреди леса.
Помню много того, что только добавит лишней боли, а потому стараюсь не пускать воспоминания, заткнуть внутренний голос и остаться спокойной.
Здесь ничего не изменилось.
Мы останавливаемся на гостевой парковке. Горят всего несколько окон, сегодня будний день, и постояльцев наверняка мало. Валентин выходит из машины, и я с облегчением выдыхаю, когда он достает из кармана ключ от наручников. Руки уже порядком затекли.
Пожалуйста, пусть хоть кто-нибудь на ресепшен заметит нас!
Он снимает наручники, и я растираю саднящие запястья.
— Воды? — спрашивает Валентин.
— Нет, спасибо. Не хочу очнуться в подвале.
— Я всего лишь хочу немного облегчить ваше состояние. Вы плакали. Не заметили?
Мне хочется зубами вцепиться в его загривок! Но вместо этого я стискиваю зубы и спрашиваю:
— И что дальше?
К моему удивлению мужчина достает из куртки мой айфон.
— А дальше я попрошу вас написать Виктору Викторовичу, где вы находитесь, и попросить приехать.
35. Виктор
— Это передается по наследству?
— Ни один уважающий себя врач не даст вам однозначный ответ. Предрасположенность, вероятно, обусловлена в том числе генетикой, но совершенно необязательно, что когда-то выпадет несчастливая карта.
— Но это возможно?
Врач тяжело вздыхает.
— Разумеется. Человек — не компьютер, Виктор Викторович. Даже то, что вы вдруг обзаведетесь парочкой психиатрических диагнозов, возможно.
— С этим можно что-то сделать?
— Конечно. У нас в больнице Надежда получит должный уход…
— Я о наследственности. Можно снизить риск или типа того?
— А он есть?
— Да. У нее дочь. Сложное детство, сексуальное насилие, буллинг.
— Рецепт один — снижать уровень стресса. Режим сна и отдыха, питание, баланс витаминов и минералов. Здоровая среда, самореализация, проработка травм и все такое. Если нет серьезных симптомов: бессонницы, навязчивых мыслей, тиков, кошмаров, голосов, то лучше проконсультироваться с психологом. Как и с другими болезнями здесь главное — следить за здоровьем. Не думаю, что есть причины для паники, ваша дочь наверняка здорова.
— Она не моя дочь. Она моя жена.
— Прошу прощения. Но если вас и ее что-то беспокоит, приходите, поговорим.
Я прокручиваю разговор в голове раз за разом, убеждая себя, что поступаю правильно. Что лучше причинить Авроре боль один раз, чем служить ей напоминанием о прошлом. И каждый раз бить снова и снова.
Но я все еще слышу ее голос. Обреченный, усталый. Она не понимает, за что я с ней так, но даже не пытается сражаться. Как и пять лет назад. Я полностью провалил свою миссию, я вряд ли смогу научить Аврору быть сильной.
Но я могу дать ей все, что нужно, чтобы она позволила себе быть слабой. И всегда буду присматривать, потому что мне это нужно. Знать, что я не просто так резал наживую, что это приведет ее к счастью.
В глубине души я знал, что однажды все закончится именно так. Надю увезли в больницу, и теперь за нее отвечаю я. Точнее, мне еще предстоит оформить опеку или как там эта хрень называется, но ей окажут помощь немедленно. Она не похожа на пациентку психушки, а клиника скорее очень дорогой интернат. Ей можно будет гулять, заниматься спортом, творчеством, общаться в сети под присмотром персонала, иногда уезжать домой. Хотя дома у нее нет, а я не знаю, готов ли впустить ее в свой. Точно не в нашу с котенком квартиру. Там Надя лишняя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хочется нажраться, но даже мысль о том, чтобы подняться с дивана, отдается тошнотой. Авроры нет в моей жизни всего несколько часов, а я уже скучаю. Кажется, что она вот-вот зайдет в гостиную и попросится полежать со мной, будет засыпать, пока я ее глажу и рассказывать про работу, покупателей, букеты.
В ее комнате все еще целый склад корзин с цветами.
Звонок нарушает идеальный баланс из мертвой тишины квартиры и шума города из приоткрытого окна.
— Виктор Викторович, я не нашел Аврору Леонидовну.
— Рано я тебя на работу вернул.
— Я прошел по всей набережной, по скверу. Нет ее!
— Твою мать! Ищи! Камеры ищи!
Аврора… что ты натворила? Нет, это не в ее характере. Я бы почувствовал, если бы что-то случилось, понял бы. Должен был.
Мысль о том, что она что-то с собой сделает, никогда не приходила мне в голову. Она не сломалась пять лет назад, а насилие — травма пострашнее расставания с мужчиной, присутствие которого всего пару недель как не вызывает паники.
Вот только Аврора не вписывается в стандарты. То, что для обычной девушки — всего лишь болезненное расставание, для нее может быть концом света. Об этом я не думал.
Я делаю, наверное, тысячу звонков, но она не отвечает. В голове уже скачут жуткие картинки сложенных на парапете вещей и совершенно спокойная темная вода, но…
— Виктор Викторович, я посмотрел камеры с соседнего магазина. Аврору Леонидовну я не видел, зато видел Валентина.
— Пиздец, ищи его! Подними все адреса, пробей номера, ищи!
Я меряю шагами комнату, не понимая, то ли нестись к набережной, то ли не пороть горячку и думать. Какова вероятность, что он нашел Аврору? Довольно высокая, у него достаточно опыта и связей. Тогда что он мог с ней сделать? На кого работает?
Мобильник в руке коротко вибрирует. Всего лишь сообщение, но когда я вижу отправителя, выдыхаю.
"Я в отеле, где мы впервые встретились. Нужно, чтобы ты приехал. Это важно".
Пробую позвонить, но абонент вне зоны доступа.
Это вряд ли сама Аврора, но это хоть что-то.
Я даю распоряжение охране ехать туда же, просто на всякий случай, беру машину и несусь, игнорируя инстинкт самосохранения. В ночь, по пустым дорогам, вплоть до загородного клуба, который выглядит совершенно обычно. Несколько окон горят, на экране у входа мелькает реклама, бармен в лобби неторопливо делает кому-то капучино. Я снова пытаюсь позвонить Авроре, но ее телефон все еще выключен.
Никакого намека на ее присутствие, никаких дальнейших указаний. От безысходности я обращаюсь на ресепшен и, к собственному удивлению получаю ответ.
— Да, Аврора Островская в четырнадцатом номере, она предупредила, что вы приедете. Прошу, лифт находится…
— Я знаю, спасибо.
Что за чертовщина здесь происходит?
Я не был здесь очень давно, и не уверен, что возвращение подарит ностальгию. Знакомый лифт, двери на этаж, тишина, полумрак и ненавязчивый запах "Woodsage & sea salt", я запомнил его — это запах призраков моего прошлого.
Пять лет назад, пошатываясь от выпитого, я брел по этому коридору и увидел ее. В светлом платьице, босую, девочку, с которой я мечтал уехать на море. Я так хотел увидеть Надю, что не увидел Аврору. Разрушил несколько жизней, на много лет возненавидел себя, Рогачева, Аврору. Весь мир за то, что способом справиться с болью я выбрал причинить ее другим.
