Она стояла, глядя на меня, и я не верил собственным глазам.
Я и сейчас не сразу понимаю, что Аврора в конце коридора настоящая, а вовсе не дорисованная больным воображением.
Судьба вновь привела нас на ту же точку.
На этот раз я не собираюсь повторять собственных ошибок. Первый же порыв — увести ее отсюда, просто взять и утащить немедленно в машину. Запереть от всех, спрятать сокровище, наслаждаться самому. Плевать на все доводы разума, плевать на риски, они не сравнятся со страхом потерять ее.
— Ты в порядке? — отрывисто спрашиваю я. — Что он тебе сделал? Где он?
К моему удивлению, Аврора отвечает:
— Уехал. Я думала, ты не приедешь.
— Ну как я мог не приехать? Он тебя увез. Я думал, что убью его прямо здесь.
— Забудь о Валентине. Идем, я тебе кое-что покажу.
Я совершенно ничего не понимаю, но послушно иду следом за Авророй, а в голове крутятся догадки одна страннее другой. Мы подходим к номеру четырнадцать, и я окончательно убеждаюсь, что это чья-то жестокая шутка. В этом номере мы провели первую ночь. Остается только гадать, чего стоит Авроре в него вернуться.
— Он привез меня сюда и велел написать тебе, — тихо говорит она. — Я совсем забыла, что кто-то оставил ключ от номера в твоей квартире. Хотя не кто-то, а Валентин, конечно. Мы выясняли отношения, увлеклись, и начисто забыли про карту.
Мне не нравится ее пустой отстраненный голос.
— Ты в порядке, котенок? — спрашиваю я.
— Нет. Я не в порядке. Посмотри сам.
Она берет с постели пульт от здорового плазменного телека, включает, и забирается с ногами на кровать. Некоторое время ничего не происходит, а затем экран мигает, и начинает показывать картинку. Я невольно морщусь при виде Рогачева. Такого, каким он был почти в самом конце болезни: истощенного, умирающего, уставшего. Ничего общего с циничным убийцей, которым — будем называть вещи своими именами — он был.
— Вот так, — говорит он. — Камера, вроде был, пишет.
Затем Рогачев вздыхает.
— Виктор и Аврора. Если мой план сработал, вы сейчас смотрите это видео вместе, а меня уже нет в живых. Несколько дней назад ты, Аврора, сказала, что разведешься с Виктором. А ты, Виктор, сказал, что не видишь для этого препятствий. Так вот, их, увы, вижу я. Мне бы не хотелось вашего развода. Я просил тебя, Виктор, защитить мою дочь. Оградить от войны за наследство, научить жить самостоятельно, обеспечить будущее. Я искренне верю, что только ты сможешь вытащить Аврору и дать ей все необходимое. И я верю, что ее сердце оттает, когда ты станешь для нее опорой и поддержкой, и она поймет, что ты можешь быть ей мужем, но… Есть одно «но». Ее мать.
Я хоть и ожидаю чего-то подобного, все равно ежусь, словно от холодного ветра. Увидь я запись чуть раньше…
— Мы с Надеждой заключили соглашение. Она отдает мне ребенка, отправляется на лечение в штаты — и с комфортом живет в частной клинике, а не пускает слюни в воротник в российской государственной. Однако теперь, когда я умру, сдерживающих факторов не останется. Даже если я отправлю на счет больницы предоплату за много лет вперед, едва Надя узнает — а она узнает — о моей смерти, то тут же выйдет на свободу. И удерживать ее взаперти никто не посмеет. А значит, она может вернуться. И если Аврора будет одна, беззащитна… может случиться все, что угодно.
— Ты знал? — спрашивает Аврора.
На нее невыносимо смотреть, она сидит, подтянув колени к груди, и равнодушно смотрит в одну точку.
— Узнал буквально пару часов назад.
— А о том, что она жива, знал? Давно?
— Пару недель.
— Почему не рассказал?
— Проверял ваше родство… — Я запинаюсь, поняв, что бессовестно вру. — А на самом деле боялся тебя потерять.
Меж тем Рогачев на экране продолжает:
— Я неплохо изучил тебя, Виктор Островский. Скажу честно, причины твоего поступка по отношению к дочери мне до сих пор не понятны, но зато я знаю, как заставить тебя ее защитить. Сначала ты подумаешь, что сведения сливает в сеть Аврора, но быстро выяснишь, что это не так. И будешь так близко к ней, как это возможно. А значит, выйдешь и на Надю. Ты наверняка сейчас задаешься вопросом, почему я не сказал тебе лично, но я опасался, что ты просто пошлешь меня нахуй. А вот так, думая о таинственном враге, ты активизируешь все свои ресурсы. Ты сможешь оградить Аврору от ее матери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он кашляет и закрывает глаза, пытаясь отдышаться. Сердце почти не работает, и мне даже жаль некогда сильного и жестокого мужчину. Впрочем, жестокость в нем осталась.
— Не мсти Валентину, он выполнял мой приказ. И получил за это хорошую сумму. Наверняка, пока вы смотрите это видео, он уже на пути за границу. Хороший мужик. Некогда влюбленный в Аврору, очень ей сочувствовал. Жестоко заставлять его подталкивать вас друг к другу, но деньги дороже любви. Много знает, очень помог с этим чертовым блогом. Сначала он должен выложить пару эпизодов из вашей жизни, затем подкинуть ключ. Получив ключ, вы поедете сюда, узнаете, что номер оплачен на имя Авроры Островской, включите видео (если понадобится, Валентин натолкнет вас на нужную мысль). Выслушаете меня, примете решение, а затем вернетесь домой. На ноутбуке Авроры будет открыт доступ к редактированию блога. Вот этот план. Я надеюсь, вы слушаете меня, потому что он сработал.
Меня невольно разбирает нервный смех. Мы задумке Рогачева мы должны были увидеть ключ, рвануть сюда, и только потом получить доступ к удалению блога, а мы даже не задумались проверить, что открывает подброшенная прямо в квартиру карточка.
Но Валентина я все же достану.
— Сами решайте, что делать с блогом. Хотите быть вместе, защищать друг друга — удалите. А нет…
Он вдруг смотрит прямо на Аврору, и это кажется мне нереальным, как будто слишком реалистичный сон вышел за границы разумного. Но потом я думаю, что она специально села именно в этой части кровати, и прикусываю язык.
— Я буду честен с тобой, дочь. Я не испытываю к тебе каких-либо сентиментальных чувств. Я думал, что смогу смотреть на тебя каждый день, простить твою мать, забыть об ее болезни, но нет. Я никогда тебя не любил и, думаю, ты чувствовала это. Мне жаль, Аврора. Твое имя, которое я считал глупым, словно определило твою судьбу. Я много лет смотрел на тебя, и жалел, что не отпустил Надю с ребенком. Мое решение не принесло счастье ни мне, ни тебе.
Я не выдерживаю и притягиваю Аврору, которая сжалась в комок от этих слов, к себе.
— Не слушай его, — негромко говорю я. — Он — говнюк, который не понимает, почему надо беречь тебя. Мы с ним на разных полюсах.
— Он прав, — тихо говорит Аврора.
Но все же прижимается ко мне и немного расслабляется в объятиях.
— Я всегда это чувствовала.
— Моя нелюбовь не означает равнодушия. Я не желаю тебе зла, а еще я взял ответственность за твое будущее. Доверься мужу, он сумеет защитить тебя. Не злись, что я ничего не оставил тебе. Виктор держит слово, и он дал мне его. Он поможет тебе встать на ноги. Пойми меня, Аврора. Если ты получишь наследство, тебе причинят боль. Я натворил много дел, твоя мать — лишь верхушка айсберга. Считай, что Виктор Островский — твой способ отмыть заработанные мной деньги. Никто не станет охотиться за бывшей женой олигарха, получившей отступные. Однако… из моих чувств, а вернее их отсутствия к тебе, вытекает небольшая проблема. Возможно, я недооцениваю твои переживания и травму. Возможно, Виктор для тебя все еще монстр, которого ты безуспешно пытаешься одолеть. Тогда в твоих руках оружие. Этот блог уничтожит карьеру Островского, это — твой страховочный трос. Используй его, если станет совсем невыносимо. Но помни, что тогда придется сражаться в одиночку. И я не верю, что ты выстоишь.
Жаль, что нельзя дать в рожу мертвой скотине. Даже самые отмороженные из нас, до сих пор не вышедшие из девяностых, испытывали некоторое подобие любви к своим детям. А Рогачев предпочел провести Аврору через ад, вывернуть всю ее душу наизнанку, лишь бы показать нам, каким опасным может быть мир.
