Екатерина схватила письмо и пробежала его глазами.
— Я ничего не знала, — спокойно ответила она.
— Ложь! Ложь!
Как смеет она увиливать от правды? Неужели она считает меня идиотом, доверчивым простаком? Возможно, я таким и был, но отныне все переменится. Боже, как же я ненавидел ее. Она заползла в мою постель, как коварная змея.
— Теперь я понял, какова ваша сущность, ваша подлая натура! Вы прибыли к нам как испанская шпионка, намереваясь сделать меня игрушкой в руках Фердинанда, его рабом галерником, сосудом бренным — ха-ха! — для его испражнений. И уж поиздевался он всласть — сначала, в позапрошлом году, над моими стрелками, потом предал меня прошлым летом, а нынче — новая мерзкая отписка. Ну-ка, выкладывайте, какие последние вести вы получили от него? Что надлежит вам, моя медоточивая шпионка, внушить мне теперь? Я уверен, что он снабжает вас указаниями. Где-то тут наверняка лежит его письмецо.
Покинув крошечную молельню, я ворвался в рабочий кабинет, где стояло бюро с запертыми ящиками.
— Да, да, оно где-то здесь, — продолжал бушевать я, схватив попавшуюся под руку деревянную шкатулку, которая, естественно, оказалась запертой.
Мощным ударом я свернул крышку, но внутри были лишь чернила и печати.
— Ну разумеется, вы не держите послание на виду. Оно спрятано. Но нет, прятать опасно. Вы дьявольски хитры и, скорее всего, выучили его наизусть, а затем уничтожили. Значит, все находится вот тут. — Я обхватил руками ее голову. — Если я вскрою и эту шкатулочку, выпадет ли из нее письмо? — Я сурово сжал ее виски.
— Вы ведете себя как безумец, — решительно и твердо ответила Екатерина.
О да, она обладала испанской храбростью.
— Как сумасшедший, а не как король, — резко прибавила она.
— Признайтесь, что он велел вам сделать, — прошипел я (это весьма отдаленно напоминало шепот) над ее ухом и пригрозил, разворачивая королеву лицом к себе: — Я все узнаю. Может, вам велели выманить у меня очередную сумму денег для сумасбродных задумок вашего отца? Или он решил ослабить Англию, отправив меня воевать в одиночку, дабы освободить наш трон для иных претендентов? И превратить нас в легкую добычу для авантюристов?.. Разве не понравилась бы ему такая идея?
— У меня нет никаких указаний, и я всегда хранила верность только вам. Если Фердинанд предал вас, то предал также и меня. Поэтому я отрекаюсь от него. — Ее преисполненный печали голос звучал весьма убедительно. — Мне горько сознавать, что мой отец мало любит меня, раз сумел так поступить с моим супругом.
Отец! Она переживает за него, а не за мужа.
— Ладно, у вас больше нет отца! Вы поняли меня? Клянитесь на кресте, — я метнулся в молельню и сорвал крест с шеи перепуганного исповедника, — что вы отрекаетесь от него. Без всяких оговорок и условий. Иначе я разведусь с вами!
Екатерина недоверчиво взглянула на меня.
— Да, я добьюсь развода! Либо вы — моя жена и преданы мне, либо — его дочь. Действия вашего родителя ставят под угрозу вашу честь. Вы не можете играть две эти роли. Клянитесь.
Она стиснула крест.
— Я клянусь в том, что всегда была и буду впредь преданной и верной женой моему суверенному господину и королю.
— Этого недостаточно! Отрекитесь от него!
Королева сдавила крест с такой силой, что костяшки ее пальцев стали мраморно-бледными.
— Я… отрекаюсь… от моего родного отца Фердинанда. — От каждого слова она сжималась, как от удара.
— Вот так. Отлично. И если вы дали ложную клятву, — я забрал крест из ее вялых вспотевших ладоней, — то обрекли себя на проклятие.
— Вам известно… что развод недопустим, — еле слышно пролепетала она.
— О нет, еще как допустим.
— Безусловно, бывают исключительные случаи… Но разводы запрещены нашим Господом.
— Конечно, в идеальном смысле. Вы вспомнили Матфея: «Итак будьте совершенны…»[38]. Родите мне сына, и тогда не будет развода.
Тут мне пришла в голову иная мысль.
— Полагаю, вам лучше вычеркнуть из памяти вашу жизнь в Испании. Не бывать в роду Тюдоров ни Филиппам, ни Карлам. Я сам подберу славное английское имя.
Не обращая внимания на струившиеся по ее щекам слезы, я направился к выходу из кабинета. Я видел перед собой не испуганную женщину, а лишь тайное орудие порочного Фердинанда, змею, вскормленную на моей груди, коронованную мной и обосновавшуюся в моем родном доме.
* * *
Остаток дня я пребывал в раздражении. Закончилась вечерня, во время которой я обычно присоединялся к Екатерине в ее молитвах. Я знал, что она будет ждать меня, но не мог заставить себя пойти к ней. Записку королева не прислала, хотя я ждал этого. Разумно. Один вид ее почерка разозлил бы меня еще больше, поскольку я тут же вообразил бы Екатерину за составлением изменнических посланий.
Я уже готовился ко сну, и вдруг меня будто ударили. Боже, как же глупо я себя вел! Нет, выдвинутые мной обвинения были вполне обоснованными, поскольку Екатерина всегда фанатично поддерживала Фердинанда — более того, одно время она являлась его полномочным послом при моем дворе. Но я напрасно дал волю ярости, обнажил свои истинные чувства. Разум мой в одночасье помутился. Я орал как бешеный, набросился, будто дикарь, на священника… Мальчишка я или мужчина? Меня захлестнул стыд.
Я взошел по ступеням на свою роскошную кровать. От Екатерины по-прежнему не было письма с просьбами вернуться и простить ее. Что ж, это ошибка с ее стороны. Но я размышлял о жене уже спокойно; мой гнев остыл.
Вольготно раскинувшись на перине, я блаженствовал. Бурный выплеск страстей истощил меня.
Развод. Откуда я выкопал такое слово? Екатерина права: христианам не положено разводиться. Христос очень четко высказался, когда его спросили об этом. Кто? Наверняка фарисеи. По-моему, они вечно заботились о благочестии. Но потом появились оговорки, исключения, допускающие расторжение брака, о чем упоминал святой Павел. Я решил выяснить это у Уолси, когда встречусь с ним завтра утром. Все-таки он был священником, даже если не углублялся в теологию.
* * *
После мессы я отправился прямиком в дворцовые апартаменты Уолси. Архиепископ уже трудился за письменным столом. Странно, отметил я про себя, почему-то сей отец церкви не удостоил службу своим посещением.
— Прочтите.
Я бросил оскорбительный испанский свиток на заваленный бумагами стол. Письмо подкатилось по стопке толстенных гроссбухов прямо в руки Уолси. Он ловко развернул пергамент своими пухлыми пальцами и пробежал его глазами быстрее, чем я описал это.
— Какая гнусность! — прошептал он. — Ему грозит нижний круг ада, где он попадет в компанию столь же презренных предателей: Иуды, Брута и Кассия. Он угодит в объятия Сатаны.
— Ладно, ладно, — умерил я обвинительный пыл Уолси.
Загробное местопребывание Фердинанда заботило меня не так сильно, как желание узнать, с кем он обнимается сейчас: казалось, тесть решил помириться со всем миром.
— Я буду отмщен. И кара настигнет его при жизни. Как вы думаете, сможем мы превзойти его?
— Неужели вы хотите воевать с ним? Да еще и с Францией?
— Я сказал «превзойти», а не «завоевать», — возразил я.
У меня сложился план, на редкость фантасмагорический и бредовый.
— Фердинанд двуличен, но я заткну его за пояс, — заявил я.
— Невозможно.
— При желании я могу достичь превосходства в любой области. Даже в лживости, — бросил я, решив озвучить мои недавние размышления. — Слушайте, Фердинанд заключил с Францией тайный пакт. А я устрою публичную церемонию братания с французами!
— С вашими извечными врагами, которых вы ненавидели буквально до вчерашнего дня?
— Люди верят fait accompli[39], считают действительным союз, скрепленный печатью. Скажите-ка… при каких условиях разрешен развод?
— Какой развод?
— Обычный развод между супругами.
— Обычных разводов не бывает. Существуют лишь исключительные причины, по которым можно разорвать связующую сущность брака.
— А если брак заключен с предательницей?
— Я полагаю… что единственное предательство по отношению к супругу — прелюбодеяние. Кроме, разумеется, того случая, когда он является действующим монархом; тогда могут быть учтены и иные формы супружеской измены. Но поскольку при этом виновница будет казнена за предательство, то он окажется вдовцом, а не разведенным. Смерть — заслуженная казнь — венчает конец королевского брака так же безусловно, как естественная кончина.
— Коротко говоря, быстрее казнить за измену и за полдня стать вдовцом, чем обращаться с прошением об аннулировании брака в Рим и полгода дожидаться его решения… — рассудил я, конечно, чисто теоретически.
