Во внутренней политике Куно также следовал за девизом своего предшественника: «Хлеб вместо репараций». Одновременно он требовал ликвидации «непроизводительного труда» в промышленности, сельском хозяйстве и общественной службе, идя навстречу пожеланиям промышленников. Куно намеревался также провести давно назревшую налоговую реформу и повышать заработную плату в соответствии с падающей стоимостью рейхсмарки. В целом речь в этой программе шла о попытке учитывать различные интересы партий и их экономических группировок.
Тем не менее трудно, даже почти невозможно было осуществить внутриполитические реформаторские идеи канцлера, поскольку они задевали политические и экономические интересы всех партий. Демонтаж непроизводительного труда должен был негативно воздействовать на рынок рабочей силы. СДПГ и профсоюзы не могли поддерживать такую политику. Трудным и спорным оставался и вопрос стабилизации марки. Все правительства до Куно терпели неудачу в решении этой проблемы или, более того, вовсе не пытались ее разрешить. Поэтому задача правительства уподобилась квадратуре круга. Неудача Куно была предопределена с самого начала. Франция не могла согласиться на уменьшение немецких платежей из-за собственных долгов Великобритании и США. Внутри страны канцлер не мог опереться на сторонников в рейхстаге. Бывший генеральный директор ГАПАГ не имел также поддержки крупных представителей немецкой индустрии, которые рассматривали дискуссии вокруг репараций и стабилизации валюты главным образом с точки зрения экономической и политической борьбы вокруг независимости и контроля над европейским рынком угля и железа.
Вопреки настоятельным предупреждениям таких пользующихся хорошей репутацией специалистов, как банковский эксперт Карл Мельхиор и немецкий эксперт по репарациям Карл Бергман, и без того не очень ясные немецкие предложения были выхолощены промышленниками Рура. К этому времени в правительственных кругах в Берлине уже победил фаталистический взгляд, что любые немецкие предложения не смогут предотвратить меры правительства Пуанкаре. Вашингтон и Лондон дали понять, что и не подумают что-либо сделать в пользу немцев.
В этой трудной ситуации рейхсканцлер действовал слабо и безынициативно: предоставил разработку предложений отраслевым министрам и пытался лавировать между противоположными позициями. Он отчаянно цеплялся за план, который был обречен на неудачу.
Куно рассчитывал на поддержку промышленников и банкиров, но те не желали поступаться даже своими малейшими интересами и требовали ликвидации всех социальных завоеваний рабочих в дни революции 1918 г. Канцлер оказался не слишком компетентным политиком, когда стало очевидно, что под предлогом задержки Германией поставок леса и угля в счет репараций Франция готовится оккупировать Рур. Он не нашел лучшего решения, как обратиться к союзникам с требованием пятилетнего моратория на выплату репараций.
Рурский кризис
Оккупация Рура французскими и бельгийскими подразделениями 11 января 1923 г. для обеспечения поставок угля и телеграфных столбов создала новую сложную ситуацию для Куно. Пожалуй, редко с начала Первой мировой войны немецкое правительство могло рассчитывать (по меньшей мере, на несколько недель) на столь высокую степень национального согласия, какую имел Куно после оккупации Рура. Даже КПГ одобрила пассивное сопротивление против французских мер, организованное при поддержке президента и профсоюзов и финансировавшееся из Берлина. Так как военное сопротивление было бессмысленно, оставалось только прибегнуть к отклонению любого сотрудничества с оккупационными войсками.
Оккупация Рура лишила Германию 7 % ее территории с населением в 3 млн человек, 70 % — добычи каменного угля, 54 % — плавки чугуна и 53 % стали.
Французские оккупационные войска, на треть состоявшие из колониальных солдат, что должно было еще сильнее унизить немцев, ответили на рост саботажа и забастовочного движения усилением репрессий. 11 марта французские солдаты заняли круп-повский завод в Эссене. В ответ на требование рабочих покинуть территорию завода был открыт огонь. В результате погибло 13 и было ранено около 40 рабочих. Но оккупационные власти привлекли к ответственности не французских офицеров, устроивших это побоище, а руководителей и служащих завода. Сам Крупп был приговорен к 15 годам тюрьмы (из которых он, впрочем, отсидел всего 7 месяцев) и выплате штрафа в размере 100 млн марок. Сопротивление немецких железнодорожников французы попытались сломить другим путем: с января по июнь 1923 г. более 5 тыс. рабочих и служащих вместе с семьями были выселены из жилищ, свыше 4 тыс. человек насильно высланы из Рура.
Жестокость оккупационных властей толкнула праворадикальные силы к переходу от пассивного сопротивления к активному противодействию. В марте и апреле особая команда, в которую входил бывший лейтенант балтийского фрейкора Альберт Лео Шлагетер, устроила ряд взрывов на рурских железных дорогах. 2 апреля Шлагетера арестовали. По приговору французского военного суда в Дюссельдорфе Шлагетер 26 мая был расстрелян. Это вызвало волну возмущения во всей Германии, причем самые резкие протесты заявили коммунисты, а член ЦК ВКП(б) и Исполкома Коминтерна Карл Радек, главный кремлевский эксперт по Германии, назвал Шлагетера «мужественным солдатом контрреволюции», который «заслуживает всяческого уважения».
Однако успех пассивного сопротивления существенно зависел от того, удастся ли правительству, по крайней мере, временно остановить в стране инфляцию и предотвратить крах экономики. Сопротивление могло достичь положительных результатов только в том случае, если оно давало имперскому правительству время для зондирования позиции или вмешательства в конфликт нейтральных держав. С занятием Рура программа правительства Куно стала терять четкие ориентиры. Теперь все меры правительства принимались только с целью воспрепятствовать успеху оккупантов. Канцлер, который проводил бы другую политику, сразу был бы смещен. Одновременно Рейхсбанку удалось до некоторой степени удержать стабильность немецкой марки путем ее повышенной скупки, а также сдачи в залог своего золотого запаса и инвалютной наличности в Англии и Швейцарии. Англия, Польша и Чехословакия даже увеличили свой экспорт угля в Германию и поддержали таким образом «пассивное сопротивление». Но ни Англия, ни США не вмешались в конфликт.
Легко критиковать Куно за его ошибочную оценку поведения англосаксонских государств. Тем не менее надежду на улаживание кризиса разделяли все буржуазные партии, а также СДПГ и профсоюзы. Только постепенно выяснилось, что немцы не имеют союзников.
С июня 1923 г. правительство Куно практически уже не контролировало положения в стране. Политика «пассивного сопротивления» не оправдала надежд канцлера на прекращение оккупации, а ее продолжение грозило развалить государство. При прямой поддержке Франции в Ахене и Кобленце была провозглашена «Рейнская республика», в Шпейере — «Пфальцская республика». Осенью между оккупированной территорией и остальной частью Германии была создана таможенная граница.
Внутреннее положение Германии становилось все более неустойчивым. Летом по стране прокатилась волна забастовок. В июле прекратили работу 100 тыс. берлинских металлистов, в июле и августе крупные волнения вспыхнули среди сельских рабочих. Появилась реальная угроза повторения событий 1918 г.
Наконец руководители партий осознали, что продолжение прежней политики угрожает государству. Поэтому СДПГ теперь не возражала против создания большой коалиции с включением в нее ННП. Она была согласна даже на канцлерство ненавистного Штреземана.
Убедившись, что Куно не в силах овладеть ситуацией, 11 августа 1923 г. фракция СДПГ в рейхстаге отказала ему в доверии. Это было неожиданностью для Эберта, но президент не стал защищать человека, которому всего 9 месяцев назад доверил пост канцлера. Впрочем, и сам Куно с облегчением предпочел вернуться в более простой и спокойный мир компании ГАПАГ.
Куно был не политиком, а администратором. Политические споры между партиями всегда были чужды ему. Тем не менее неверно было бы полагать, что другой рейхсканцлер смог бы предотвратить занятие Рура. В неудаче кабинета Куно нельзя обвинять только его самого. Свою долю ответственности должны были нести все политические партии и силы — от социал-демократического президента до представителей националистов, от организаций предпринимателей до профсоюзов.
После отставки Куно почти не участвовал в политической жизни страны. Впрочем, в октябре 1931 г. он принял участие в создании ультрареакционного Гарцбургского фронта, который должен был объединить все антиреспубликанские силы от монархистов до нацистов. Тогда же, за два дня до ухода в отставку первого кабинета Брюнинга, Куно совещался с Оскаром Гин-денбургом и бывшим министром внутренних дел в правительстве Вильгельма Маркса Кейделем.
