Молодой генеральный директор ГАПАГа, который был связан через семью своей жены с ганзейским Гамбургом, оказался перед сложной задачей сохранения компании вообще. ГАПАГ, одна из самых крупных судоходных немецких компаний, был больно затронут статьей Версальского договора о конфискации большинства судов немецкого торгового флота. Когда Куно, который как консультант правительства принимал участие в мирных переговорах, узнал, что державы-победительницы отказались от мира по соглашению, он заявил о своей отставке. Для него как представителя морского судоходства этот шаг, наверное, был понятен. Уже здесь проявилась принципиальная установка Куно, определявшая его политическое поведение во время пребывания на посту канцлера. Куно верил в примат экономики над политикой. Поэтому его уход можно считать выражением глубокого убеждения в том, что требования союзников служили только краткосрочным политическим интересам, значительно уменьшая шансы на выполнение Германией продиктованных ей условий. Торговый флот был важнейшей предпосылкой для процветания немецкого экспорта, без которого, по его мнению, будет невозможно выплатить требуемые репарации.
Вильгельм Куно
Полагая, что «расширение политической власти не изменяет основных экономических данных», Куно утверждал, что урегулировать политическую международную ситуацию после окончания военных действий могут только торговые и экономические эксперты всех воюющих стран, в то время как политики слишком эмоциональны и действуют в сиюминутных интересах. Он был типичным представителем старой министерской бюрократии, считавшей, что может принимать политические решения без учета общественного мнения. Эта установка едва ли могла быть хорошей основой для политически ответственной деятельности правительства в накаленной атмосфере послевоенного времени.
Однако президент поддерживал Куно как на этапе создания правительства, так и во время рурского кризиса. К тому времени уже отчетливо выявился провал политики «пассивного сопротивления» против франко-бельгийской оккупации Рура, и безнадежность немецкой позиции не мог не видеть только слепой. Для социал-демократического президента Эберта решающим стало то, что Куно в отличие от многих высокопоставленных представителей имперской министерской бюрократии или промышленников признал Веймарскую республику.
Когда в середине 1920 г. распространились слухи, что Эберт, выбранный в 1919 г. Национальным собранием лишь временно, не будет выставлять свою кандидатуру на всеобщих выборах президента, Куно направил ему личное письмо, настойчиво советуя не отказываться от участия в выборах. Он считал Эберта человеком компромисса, посредником между средними слоями и рабочим классом. Эберт был той фигурой интеграции, которая должна была гарантировать, по мнению консервативного генерального директора ГАПАГа, что социал-демократия станет для еще слабой республики стабилизирующим фактором.
Если Куно видел в имперском президенте фигуру интеграции, то Эберт ценил его как человека политического баланса. В 1920–1922 гг. Куно не раз предлагали занять различные государственные посты: в 1920 г. — министра финансов; в 1921-м — должность немецкого посла в Вашингтоне. Канцлер Вирт при реорганизации своего кабинета в сентябре 1922 г. предложил Куно возглавить министерство иностранных дел. Об этом его просил и Эберт, но тем не менее Куно отказался. В это время Куно настаивал на созыве конференции международных финансовых и экономических экспертов по проблеме репараций. Задачей конференции должно было быть содействие в получении Германией международного кредита для уплаты репараций. Рейхспрезидент разделял эти соображения и ожидал, что финансовая поддержка Соединенными Штатами приведет к окончанию в стране кризиса. Взгляды Эберта и Куно совпадали и в другом: они оба считали подписание договора в Рапалло огромной ошибкой. Этот договор, рассматриваемый союзниками как антизападная демонстрация, мог затруднить позиции Германии в переговорах о смягчении условий выплаты репараций. Эберт надеялся также, что Куно удастся добиться поддержки немецкими промышленниками имперского правительства при решении вопроса репараций.
Хотя Куно имел полное доверие президента, его кабинет с самого начала находился под неблагоприятной звездой. Социал-демократическая фракция рейхстага, опасаясь после объединения с НСДПГ нового конфликта между левыми и правыми силами в партии, не хотела участвовать в буржуазном кабинете. Попытка Куно получить поддержку буржуазных партий также потерпела неудачу. После развала коалиционного правительства Вирта буржуазные партии из-за трудных и нерешенных проблем отказывались брать на себя правительственную ответственность. В тот момент, когда преодоление серьезных внутриполитических и внешнеполитических проблем настоятельно требовало стабильного правительственного большинства, партии отказались создать правительство с сильной парламентской поддержкой. Этот кризис парламентарной системы в конечном счете был кризисом политического чутья партий, не способных к компромиссу ввиду противоречивых тенденций в собственных рядах.
Куно, потерпев неудачу в переговорах с партиями, в принципе должен был бы отказаться от попытки создать кабинет. Однако Эберт по-прежнему доверял Куно и не хотел поручать формирование правительства другому кандидату.
После личной беседы Куно с руководителями партий в присутствии президента он вновь получил задание сформировать правительство. Вторая попытка оказалась успешной. Социал-демократы обещали политику «благожелательного нейтралитета» до тех пор, пока Куно не будет приглашать штреземанов-скую ННП в правительство. Партийный орган СДПГ «Форвертс» ожидал, что Куно будет лояльно служить республике и работать для всеобщего блага. В то время как СДПГ проявила сдержанность, буржуазные партии не воспротивились, по крайней мере, тому, что их члены войдут как отдельные министры в правительство. Поэтому кабинет Куно немногим отличался от своего предшественника. На своих постах остались министр рейхсвера Отто Гесслер (НДП), министр финансов Андреас Хермес (Центр) и министр по вопросам труда Генрих Браунс. Другими министрами стали представители НДП (Рудольф Эзер — министр внутренних дел), ННП (Йоханнес Беккер — министр экономики; Рудольф Хайнц — министр юстиции) и БНП (Йозеф Штингль — министр почты). Наряду с Куно были и беспартийные члены, такие, например, как министр иностранных дел Фредерик фон Розенберг — профессиональный дипломат и министр пищевой промышленности, Ханс Лютер — бывший обер-бургомистр Эссена и будущий рейхсканцлер. По сравнению с кабинетами веймарской коалиции правительство Куно располагалось заметно «правее». Ему удалось сформировать кабинет потому, что руководителей партий пугала перспектива продолжения правительственного кризиса. Тем не менее формально они отказались от поддержки правительства Куно, так что возникла странная ситуация: программа правительства была принята без голосования.
Понятно, с каким трудом при этих обстоятельствах Куно мог приступить к выполнению обязанностей канцлера. Очевидно, он был все же убежден, что в конечном счете партии поддержат его за неимением других альтернатив. Программа правительства должна была удовлетворить все партии — от СДПГ до НННП.
Курс канцлера Куно
Рейхсканцлер объявил о готовности к продолжению «политики выполнения» правительства Вирта. Тем не менее Куно острее, чем его предшественники, критиковал Версальскую систему. Он требовал предоставить Германии равноправие, открыть мировой рынок для немецких товаров и пересмотреть Лондонское соглашение 1921 г., которое определило немецкие репарации в 132 млрд золотых марок. Канцлер намеревался отказаться продолжать злополучный метод его предшественников, которые, правда, подчинялись ультимативным долговым обязательствам, но сразу же вынуждены были просить об отсрочке платежа. Наверное, эти трудности в значительной мере определялись внутриполитическими дискуссиями по проблемам экономической и социальной стабилизации Веймарской республики.
В этой трудной ситуации Куно, однако, полагал, что лучшим в данной ситуации будет, если он также попросит об отсрочке платежа. Чтобы ликвидировать объявленную Виртом неплатежеспособность государства, Куно потребовал предоставления международного кредита Германии. Одновременно он предложил вопреки позиции Рейхсбанка предпринять своими силами попытку стабилизировать валюту на основе золотого запаса и инвалютной наличности Рейхсбанка. Целью его внешнеполитической программы было отделить вопрос о репарациях от жесткой экономической борьбы послевоенного времени между Германией и Францией и решать его исключительно с привлечением международных экспертов, чего он постоянно требовал с 1919 г. Это может показаться нереальным и наивным, но Куно во многом предвосхитил тот курс, который в 1924 г. был воплощен в форме плана Дауэса.
