Важной причиной нынешней несклоняемости топонимов явился приказ, изданный Верховным Главнокомандующим в начале Великой Отечественной войны после ряда трагедий, случившихся вследствие искажения топонимов или ненадёжной радио– и телефонной связи. Приказ предписывал употреблять названия неизменно в именительном падеже как приложения. Под страхом полевого суда нужно было письменно и устно сопровождать их родовым уточнением город, посёлок, деревня, населённый пункт, река, высота, при котором грамматически естественна исходная форма. Это касалось и всеизвестных названий: в городе Москва. В документации и сегодня предпочитают в посёлке Перхушково, в округе Дорогомилово, даже если говорят дача в Перхушкове, прописан в Дорогомилове. Заметим, что ненормативно встречающееся в документации в городе Москве вместо в городе Москва.
Коммуникативная целесообразность берёт верх над системными силами и над культурной традицией. Строгая в языке «Российская газета» даже в заголовках печатает: «В Сколково выходите?» (РГ. 2010. 14 окт.); «Сколько до Сколково?» (РГ. 2011. 18 февр.); «На одной оси с Сити и Сколково» (РГ. 2011. 4 июня), то вдруг радует ревнителей грамматики: «Звонок из Сколкова» (РГ. 2010. 29 окт.), но тут же сообщает, что «…два самолёта приземлились в Шереметьево, один – во Внуково, остальные решили лететь за границу» и «возвращались из Пушкино в Москву» (РГ. 2011. 11 окт.); «Дорога к Солнцево» (РГ. 2013. 8 февр.). Потрясает старого москвича и заголовок «Подмосковный Обухово стал одним из центров русского хоккея» (РГ. 2013. 18 дек.; речь идёт о подмосковном поселении Обухово, то есть средний род очевиден, как и в слове кофе в отличие от кофия).
Не замечать неопределённо-колеблющегося обращения с топонимами, да и с другими словами на – о/-е, нельзя. Даже кодификаторы, увы, склонны согласиться с тем, что в разговорах допустимо не соблюдать грамматическое противопоставление ехал в Астапово – скончался в Астапове. Оно, как и всё выходящее из традиции, создаёт неудобство, вызывает скрытое недовольство, а то и громкое возмущение. Нет-нет, а нынешние авторитеты публикуют сердитые протесты и призывы сохранять уходящую норму. Укажем, например, статью В.И. Аннушкина «Как правильно: в Тушине или в Тушино?» (Независимая газета. 2004. 8 дек.), статью неугомонного ревнителя языка В.Т. Чумакова (Литературная газета. 2012. № 46–47).
Любопытно мнение на этот счёт писателя П. Басинского, отражённое в заметке «Живёт в Пушкино такой батюшка…» (РГ. 2013. 1 июля): «Я попросил отца Андрея прислать мне о себе короткую справку. Вот она: “В Пушкине (или, как у нас говорят, в Пушкино, не склоняя в отличие от питерского) я родился… с 2000 – настоятель церкви вмч. Пантелеимона, а при ЦРБ г. Пушкино”». Как видно, ни редакция ведущей газеты, ни современный писатель при всём почитании батюшки отнюдь не разделяют его мнение о языковой норме.
Автор помнит, как из уст К.И. Чуковского во время прогулки по Переделкину в ответ на мой вопрос, можно ли сказать живу в Переделкино, вырвалось резкое: «Не могу счесть писателя русским, если он скажет, что у него дача в Переделкино». Лишь немногие русские жители писательского посёлка сегодня говорят: думаю о Переделкине; никогда не уеду из Переделкина; живу в Переделкине. Окружная газета «На западе Москвы» (2013. 15 авг.) под заголовком «Приключения в Переделкино» сообщает о «детском празднике в доме-музее барда, поэта и композитора Б. Окуджавы в Переделкино».
Сосуществование двух возможностей – непреложный факт развития литературного языка при всё бо́льшем слиянии его некнижной (даже в её разговорной части) и книжной разновидностей и всё меньшей их увязке со звуковой или печатной формой осуществления. В то же время грань между ними, несомненно, ощутима, становясь базой новой стилистики. Можно лишь отдать должное прозорливой мысли В.П. Григорьева о прогрессе падежной иллюзии, свойственной живым разговорам и явно проспективной в книжности, о чём и свидетельствуют рассматриваемые топонимы.
Схожую оправдательную точку зрения недавно высказала вдумчивая исследовательница А.Ю. Константинова, связав её со стремлением нашего времени к формально-материальному упрощению, своего рода экономии усилий (ЛГ. 2014. № 10). Вполне уважительно воспринимая этот взгляд, хочу не без злорадого сочувствия отметить и тенденцию возврата к прежним нормам, обостряющуюся в самое последнее время, пусть во многом лишь призывно-словесно. Это и малоудачные попытки вернуть старую орфографию (Коммерсантъ, Пересветъ, правда без ятя вместо последнего е), и борьба с обилием английских заимствований.
Компьютерный поиск даёт примеры явного роста склоняемости рассматриваемых топонимов, особенно в сегодняшней звучащей речи: «Взамен закрытой овощебазы в Бирюлёве будет построен агрокластер во Внукове» (Московские новости. 2014. 19 марта; в тексте нормативно: «овощебаза в московском районе Бирюлёво»); «храм святителя Николая Мирликийского в Бирюлёве»; «услуги и деятельность в Переделкине»; «Во Внукове начинается строительство нового терминала»; «Москва отказалась от планов строительства автодрома “Формулы-1” во Внукове»; «Прокуратура выявила нарушения публичных слушаний в Новокосине»; «в Строгине жители выступили против строительства моста»; «Новостройки в микрорайонах Свиблова»; «Традиционный детский праздник в Переделкине»; «Проекты прочих построек в Бородине». В передаче для детей ведущий даёт и такой совет: «Если родового слова нет, склоняй как хочешь! Что в Иванове, что в Иваново. Но если вы хотите говорить по литературным нормам, как диктор на центральном телевидении, тогда склоняйте» (опубликовано 7 декабря. 2011 года) как ответ на вопрос продвинутого школьника: «В Простоквашино или в Простоквашине?»).
Москвичи, сожалеющие о событиях в Останкине, восхищающиеся Бутовом, не любящие Бескудникова, надеются, что их потомки, подобно предкам, будут читать знаменитые строки: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, да, говорят, ещё какие! Недаром помнит вся Россия про день Бородина», – не обвиняя М.Ю. Лермонтова в неумении найти рифму. И, конечно же, их мало радует журналистское упрямство «Российской газеты»: «45-летний житель Одинцово (вместо Одинцова) взошёл на вершины всех континентов»; «У него в подмосковном Одинцово (вместо Одинцове) свой кузнечный цех».
Знаменательно, что в свободном просторечии тлеет желание посклонять совсем обрусевшие иноязычные слова: «люблю какаву»; «каждый день толкаюсь в метре»; «был в кине»; «учится играть на пианине». Безусловно, склоняется эхо в названии радиостанции: «слушайте на “Эхе”; удивляемся передачам “Эха”. В.И. Ленин писал: «Нет известия о посещении бюром ни одного нейтрального или меньшевистского комитета» (ПСС в 55 т. М., 1967. Т. 34. С. 261).
Этой тенденции следуют в художественных целях писатели: Н.В. Гоголь: «На бюре, выложенном перламутровой мозаикой, лежало множество всякой всячины» («Мёртвые души»), «с этим инкогнитом» («Ревизор»; в речи городничего); В.В. Маяковский: «Я, товарищи, из военной бюры» («Хорошо»); он же (правда, шутливо): «И вижу катится ландо, и в этой вот ланде сидит военный молодой в холёной бороде», – а также: «Поевши, душу веселя, они одной ногой разделывали вензеля, увлечённые тангой»; В.В. Набоков: «танцевал тангу»; М. Горький: «Над сапогами смеются и над пальтом» («Трое»). Н.И. Вавилову приписывают шутливый стих: «Если мне так холодно в драповом пальте, что же должен чувствовать птиц в одном крыле?»
В «Севастопольской страде» С.А. Сергеева-Ценского находим такой эпизод: «“Откуда идёшь так поздно?” – спросил его царь. – “Из депа, Ваше императорское величество!” – громогласно ответил юнкер. – “Дурак! Разве депо склоняется?” – крикнул царь. – “Всё склоняется перед Вашим императорским величеством!” – ещё громче гаркнул юнкер».
В.В. Виноградов как-то заметил, что средний род – это свалка, куда русская грамматика с осторожным недоверием отправляет всё непонятное, иноземное. Если социум заменит подспудную нежелательность общим одобрением, то системное противодействие его принятию и освоению может угаснуть. Происходящее в категории среднего рода окажется чувствительным ударом по флективной грамматике (картинка 7.7).
