впервые с ним познакомился, он держал бар в одном месте на Дерборн-стрит близ Гётевского института. А я жил от института за углом, тогда ещё холостяк. Это был приятный маленький бар, в котором я провёл много-много вечеров. Мы с ним частенько беседовали, и он мне нравился. Мы довольно хорошо знали друг друга — насколько могут узнать друг друга бармен и завсегдатай, не встречаясь больше нигде, помимо барной стойки, — в течение примерно года. Потом, два года назад, я женился и покинул тот околоток. Томми я не видал в течение года, а потом тот явился ко мне в контору — он, понятное дело, знал, что я юрист, — с тем желанием, чтобы я решил для него один мелкий правовой вопрос. Его автомобиль столкнулся с другим автомобилем, второй водитель предъявил ему иск, а Томми утверждал, что это была вина того водителя, и попросил меня завести дело.
— А вина-то была чья? — спросил я.
Демминтон развёл руками.
— Обычная вещь: слово одного против слова другого да отсутствие свидетелей. По его просьбе я подал встречный иск, — не потому, что надеялся его выиграть, но просто ради переговорной позиции, пока не дошло до суда. На том всё и кончилось: адвокат второго водителя согласился отменить свой иск, если мы отменим наш. Нет победителей, нет проигравших, нет и юридических ошибок.
— И тогда вы видели Рейнала в последний раз? — спросил я.
— Да, в последний. Как я и сказал, шесть месяцев назад. Столько же продлилось то дело, которое я для него возбудил. Я не хочу сказать, что оно отняло много времени, — в общей сложности я не потратил на него и полного рабочего дня, — но тянулось оно шесть месяцев, пока мы… ну, назовём это «ничья».
— Он хоть заплатил вам?
— Да нет… Я послал ему счёт на пятьдесят долларов — разумная сумма, мне ведь было известно, что он всё равно стеснён в средствах, — но он так и не заплатил.
— Вы не истребовали?
Демминтон пожал плечами.
— Такую сумму — не стоило труда. Когда-нибудь, возможно, я бы и продал этот долг коллекторскому агентству — которое долги выбивает. Теперь же, когда он покинул город, даже такое агентство мне гроша ломаного не даст.
— А вы знали, что он покинул город, до того как мой… другой наш представитель побывал здесь?
— Нет, не знал. Он меня впервые о том уведомил. Около шести месяцев назад я послал Рейналу счёт на пятьдесят долларов. Затем слал напоминания по первым числам каждого месяца вплоть до нынешнего. Ничего от него не получал и ничего о нём не слышал, с тех пор как то дело было закрыто.
— И, однако, вы дали о нём благоприятный отзыв?
Демминтон нахмурился.
— Я всего лишь сказал правду, как вы сами поймёте, если справитесь с вашими записями. Я сказал, что знал его два или три года, что в то время он был моим клиентом и высказать против него мне нечего.
— Нет ли у вас предположений, куда он мог направиться, покинув город?
— Нет, разве что он часто заводил речь о Калифорнии; побывал там разок и говорил, что хотел бы пожить там снова. Но определённого города, насколько я помню, не упоминал. Вот и всё, молодой человек, что я могу вам о нём сообщить. У нас не было общих друзей, вообще ничего общего, кроме той болтовни за прилавком, о которой я уже рассказал, и того дела о столкновении, которое я возбудил для него, когда ему пришло в голову обратиться ко мне за юридической помощью.
Я поблагодарил и поднялся на ноги. Затем произнёс, словно бы нечто вспомнив:
— Чуть не забыл, мистер Демминтон. Начальник просил меня спросить вас, как себя вёл наш второй дознаватель — тот, что был здесь в среду. Ничего странного не было в его поведении?
— Странного? Что вы имеете в виду? И какая вам разница, если он с вами порвал?
— Разница будет, если когда-нибудь нас попросят дать о нём отзыв. Забавная вещь: он работал у нас три года, а тут вдруг, в среду, позвонил и сказал, что увольняется, уезжает из города и чтобы мы выслали ему чек почтой в Нью Йорк до востребования. А сам так и не послал нам отчёта — отчего я и должен теперь проделывать ту же работу — и не дал никаких объяснений. Понятно, почему все у нас так удивлены.
— Гм-м… Отвечу, раз так. Ничего в его поведении странного не было. Весьма приятный человек, я бы сказал.
— Свой день он начал с вас, если я не ошибаюсь. Нет ли у вас предположений, куда он намеревался двинуться отсюда, к кому?
Демминтон покачал головой.
— Не имею представления. Помню, он пришёл рано, почти точно в девять. Я рассказал ему то же, что и вам. Вот и всё; куда он потом отправился — не имею понятия.
Я поблагодарил и оставил Демминтона в покое. Ничего не получив, я знал лишь, что следую по стопам дядюшки Эма с опережением в полчаса.
Оставалось три пункта: жена Рейнала, шурин, живший в том же доме, и бар, бар «Конура» — последнее место работы Рейнала. Правда, благодаря Демминтону появился ещё пункт — тот факт, что от трёх до двух лет назад Рейнал работал в баре на Дерборн-стрит возле Гётевского института. Но новость не казалась горячей. Когда то ещё было; я не думал, что дядюшка Эм ею озаботился, — по крайней мере, не раньше, чем разобрался с первыми тремя пунктами.
Жена пока отодвигалась: дядя позвонил ей и условился о встрече позже; а потому оставался шурин и бар на Саут-Кларк-стрит. Я решил в пользу бара, — не потому, что он был ближе; дядя наверняка пожелал убить двух пташек одним камнем: отложил встречу с шурином в том многоквартирном доме до того или почти того часа, когда планировал и с женой встретиться.
Я рассудил, что он прошёл до Кларк-стрит, а там сел на трамвай в южную сторону — двенадцать кварталов всё-таки, — и решил поступить так же.
На место я прибыл в девять с четвертью; бар был ещё закрыт. Я зашёл в небольшую тошниловку по соседству и спросил человека за кассой, не знает ли он, в котором часу обычно открывается этот бар, что рядом с ними.
— Обычно — в десять, — ответил тот. — А вот в соседнем квартале обычно — раньше, если хотите выпить. Думаю, уже открыт.
— Да нет, обожду здесь, — сказал я. — Чашечку кофе ведь дадите?
— Разумеется. — Человек обратился к
