Военные годы [320]
Чатэм,
понедельник, 11 декабря 1939 года
Первый «рабочий день»; плохо переносима только физическая подготовка. Бо́льшая часть времени, как обычно, уходит впустую: слонялись без дела.
Вторник, 12 декабря 1939 года Завтрак – 7.30; построение – 8.15; строевая подготовка, обход интендантских служб. Узнал много нового – как, например, отличить кошку от кролика по числу ребер. 10.45–военно-уголовное право; 11.45–физическая подготовка с унизительными играми; игры призваны поднять дух, в действительности же лишают нас человеческого достоинства. Обед. Построение – 2.30 и СП до четырех, после чего весь взвод дружно засыпает в креслах, за исключением инициативных клерков, которые, дабы снискать расположение сержанта, лишают его положенного ему отдыха и с пяти до шести занимаются дополнительной строевой подготовкой. <…>
Пикстон-парк,
суббота, 23 декабря —
воскресенье, 31 декабря 1939 года
Восьмидневный рождественский отпуск в Пикстоне; собачий холод. Лора начинает понемногу выходить. Едим отдельно – либо наверху, либо в гостиной Бриджет. Дети – наши и эвакуированные – вездесущи. <…> Финны пока сопротивляются; связываем с ними неосуществимые надежды.
Тренировочный лагерь в Кингсдауне, графство Кент, четверг, 18 января 1940 года
Сижу в клубе «Дил-Уолмер Юнион клаб». Последние дни в Чатэме прошли чудесно. В омерзительном тире в Грейвзэнде проявил себя с самой худшей стороны. Стрелять из револьвера с такого близкого расстояния, что разглядеть мишень смог даже я, у меня получалось лучше. На выходные ездил в Лондон, остановился у Тома Бернса. Бернс живет в вымышленном мире Министерства информации, где считается, что единственная на сегодняшний день проблема – это сменить в Германии правительство, причем незамедлительно и бескровно. Только и разговоров об отставке Белиши [321] ; люди преклонного возраста и благородного происхождения ликуют, молодые и плебеи возмущаются. <…>
В Кингсдаун прибыли, когда уже стемнело, и обнаружили брошенную викторианскую виллу в окружении маленьких асбестовых коттеджей, в которых летом селятся туристы. Одна ванная на шестьдесят человек, один умывальник, туалеты, все как один, обледенели, те же, что на вилле, – без стульчаков. Ковров нет, шум, холод. У одной комнаты нежилой вид из-за пинг-понгового стола, у другой – из-за радиоприемника. В спальне нас пятеро, нет даже вешалки, за которой можно скрыться. Офицеры из Дила, Портсмута и Плимута так на нас похожи, что кажется, будто мы смотрим на себя в зеркало. Утром первого дня нам прочитали ряд лекций; читал их в основном командир бригады Сент-Клер Морфорд; выглядит он так, будто только вчера убежал из тюрьмы Синг-Синг, а говорит, как четвероклассник; зубы у него, как у горностая, уши, как у фавна, глаза горят, как у ребенка, играющего в пиратов. «Мы должны им как следует всыпать, джентльмены». Одних он пугает, других гипнотизирует. <…>
Утро вторника провели среди известковых холмов, под густым снегом, решая незамысловатые тактические задачи; впрочем, мне и они не под силу. После обеда нам прочли еще одну лекцию, а потом шли строем и сквозь пургу увидели перед собой в открытом поле отхожие места. Я въехал в свой коттедж в надежде насладиться уединением, но всю ночь мерз, несмотря на меховой плед и масляный нагреватель. Нелегко приходится морской пехоте. <…>
Четверг, 15 февраля 1940 года В пятницу 16-го, по окончании практических занятий, переезжаем в Бизли в полной уверенности, что, как бы ни был плох Бизли, хуже, чем в Кингсдауне нам не будет. С 28 января живу с Лорой в отеле «Лебедь» и с каждым днем теряю связь с лагерем все больше и больше. Из лагеря в отель переехал по примеру старших офицеров. Кингсдаун-Хаус подействовал на всех угнетающе. В охватившей нас апатии не последнюю роль, конечно, сыграли и мороз со снегом. Бригаде, одним словом, здорово не повезло, ведь, когда мы покидали свои подразделения, нас заботила честь мундира. Я заметил, что у всех словно бы притупились чувства, зато в полной мере заявили о себе радиоприемник и стол для пинг-понга. Вилла вселяет такое уныние, что у молодых офицеров, да и у тех, кто постарше, возникают проблемы с деньгами: жить вне лагеря мы имеем право, только если снимем номер в гостинице или поселимся в местном клубе. Все делается кое-как. Счета за еду неоправданно растут, зато обещанное женатым офицерам денежное пособие к зарплате почему-то не прибавляют. Да и снабжение продовольствием оставляет желать лучшего, рекомендации же по улучшению снабжения, внесенные продовольственной комиссией, своего действия не возымели и уже через пару дней были забыты. Хуже же всего то, что по инициативе сверху ничего не делается, чтобы нам лучше жилось; всего приходится добиваться снизу. Майор Тик, если на него надавить, проявляет очень неплохие деловые качества, однако сам, по собственному почину, не сделает ничего. Вот почему все смеются, когда слышат о «человеческом факторе». Вся беда в том, что до нас никому нет дела; когда бригада будет сформирована, все изменится. Пока же вспыхнувший было искренний энтузиазм гаснет.
Бизли,
понедельник, 26 февраля 1940 года
На прошедшие выходные решил из экономии остаться в лагере. В четверг, когда мы разбирали в палатке пулемет «брен», явился бригадир и сообщил Мессер-Беннеттсу, что в субботу мы обедаем у него. Заехал за нами на машине в 12.30 и привез на сильно траченную временем виллу тюдоровских времен. Я спросил в шутку, сам ли он ее построил. «Построил?! Я?! Да этому дому лет пятьсот». Такое начало ничего хорошего не сулило. Когда злится, бригадир не краснеет, а бледнеет, лицо приобретает какой-то свинцово-серый оттенок. Изнутри вилла свидетельствовала о том, что перестроена она из старого коттеджа. Миссис Морфорд хороша собой и неглупа. Ее жизнь с бригадиром складывается, судя по всему, несколько необычно. Она с нескрываемым удовольствием сообщила нам, что прошлой ночью ей пришлось несколько раз вставать к больному ребенку, и всякий раз бригадир по-свойски над ней подшучивал: перед ее возвращением ставил на дверь их спальни пару сапог. «Женщина, сигареты!» – кричал он, и она с радостью бежала исполнять приказ. Почти все воспоминания четы Морфорд – это либо истории о том, когда и за что бригадир кого наказал, либо описание несчастных случаев во время отпусков, которые бригадир имел обыкновение проводить с риском для жизни. После обеда отправились на прогулку вокруг Саттон-Плейс; погода и места – выше всяких похвал. Бригадир пожаловался, что война лишила его хоккея. «Гольф и теннис (в котором преуспела его супруга) хоккею в подметки не годятся. Вот игровые виды спорта – дело другое. В прошлую войну я играл в своей роте на месте полусреднего. Вот это, я понимаю, игра! Помогает держать людей в узде. Уж я-то своих людей держал крепко. Если мне приводили провинившегося, я ему говорил: «Выбирай: или военно-полевой суд, или сам тебя накажу!» И они всегда предпочитали, чтобы наказывал их я. Всыплю от души десяток-другой розог, и хорош. Моя рота считалась в полку образцовой». <…>
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
