Наш план разрабатывался с учетом трех ситуаций. «Благоприятная» – если де Голля встретят мирно; «неблагоприятная» – если «Ришелье» или береговая артиллерия откроет огонь; «плохая» – если на переговоры не пойдут и будет оказано решительное сопротивление. В случае «неблагоприятной» ситуации предполагалось обстрелять с наших кораблей заранее намеченные цели, после чего последовала бы высадка французов. В случае «плохой» ситуации французы отходят, мы же обстреливаем город, после чего берем его штурмом. В середине дня была объявлена ситуация «неблагоприятная», и нам было предложено реализовать план «Чарльз»: высадка «Свободной Франции» в Рюфиске, где солдаты противника будут, скорее всего, настроены сочувственно. Де Голль был убежден, что против него выступит только флот. В тот же вечер нас предупредили, что план «Завоеватель» – высадка в Рюфиске и Хамме, может быть реализован на следующий же день. Однако к ужину стало ясно, что высадка Свободной Франции в Рюфиске успеха не имела, кроме того, появился сигнал, что береговые батареи остановили «Уэстморленд» в двух милях от берега. Мы отошли подальше от порта в надежде высадиться на следующий день где придется.
Во вторник 24-го опять опустился туман, поднялся ветер, и командующий эскадрой объявил, что из-за плохой видимости операции откладываются. Генерал Ирвин распорядился готовить подрывные снаряды для прохода по минным полям. Весь день у нас не было никаких новостей, оставалось только гадать, было ли оказанное сопротивление блефом. Наутро мы послали ультиматум, призывая Дакар сдаться, и получили ответ: «Я защищаю Дакар до последнего». Вечером того же дня поступил приказ: «Никаких операций по высадке сегодня ночью. Обстрел города продолжить завтра». К следующему утру все решили, что операция отменяется, и действительно, примерно в 10.30 нам навстречу вышел флот, и было приказано отходить на юг. Вся наша армада соединилась в открытом море, корабли маневрировали, и тут началась атака с воздуха. Бомба упала в сотне ярдов от нас. А во второй половине дня пришел приказ возвращаться во Фритаун и быть готовым в самом скором времени начать новую операцию.
На обратном пути царило всеобщее веселье. Вечером пьянствовали за офицерским столом; к поражению на этот раз относятся не так легкомысленно. Днем пришло сообщение, что «Решительного» тянут на буксире, «Камберленд» же сел на мель в Бэтерсте. Идут разговоры о том, что началась более ранняя операция «Аккордеон» – постыдный план, который нисколько меня не интересует.
Фритаун – Гибралтар,
воскресенье, 6 октября 1940 года
Вышли из Фритауна. Вместе с пятым батальоном, в сопровождении «Барэма» и миноносцев держим курс на Гибралтар; операция «Аккордеон» не исключается. Во Фритауне сидел без дела и от безделья раздумывал о создавшемся положении, чего никогда не бывает в боевых частях. Война будет продолжаться до тех пор, пока людям мыслящим не станет ясно, что ни одна из сторон не может рассчитывать на победу, с которой связывались надежды в самом начале. Но боевые части – это одно, а мыслящие люди – совсем другое. Та страна, что решится на компромисс, придет к выводу, что война проиграна, тогда как страна, на компромисс идти не готовая, к своему собственному удивлению, утвердится в мысли, что победа будет за ней. А потому сейчас самое важное не вести боевые действия, а отвлечь народ от раздумий. А потому препятствия, которые чинятся войскам интендантскими службами, штабами и т.д., очень ценны; смятение, которое они вносят, держит батальонных и ротных командиров в постоянном напряжении. Армия, где поначалу все идет гладко, а потом, по мере ухудшения обстановки, отлаженный механизм начинает давать сбой, проиграет скорее, чем наша армия, где царит хаос. <…>
Почты нет. У людей возникло подозрение, что вести из дома не доходят до них неспроста. За два дня три случая педерастии. <…>
Пять утра. Черномазый поет, сидя в каноэ.
Морской пехотинец : «Заткнись, черномазое отродье».
Черномазый : «Пойди просрись, братишка».
Гибралтар,
вторник, 15 октября 1940 года
В Гибралтар пришли в шесть утра. Последние десять дней дохли со скуки. Все книги в библиотеке прочитаны, почти все вино выпито, все сигары выкурены, большая часть съестного съедена. Интерес вызывают разве что суды над гомосексуалистами. Я защищал морского пехотинца Флоренса. Получил восемь месяцев. Его партнер – одиннадцать. Моя речь в защиту обвиняемого удалась.
В воскресенье вечером разыгрывали мои нехитрые шарады. Полковник от большого ума рассуждает об отсутствии боевого духа. Интерес к операции «Аккордеон», похоже, сходит на нет.
Гибралтар – Гурок,
пятница, 18 октября 1940 года
Вышли в море – но далеко не сразу. В четверг вечером вышли из гавани под прикрытием «Австралии» и двух миноносцев; бригадир махал нам с пирса. Везем большую группу пассажиров, возвращающихся в Англию по делам, – кто получить новое назначение, кто перевестись в другую часть и т.д. Через два часа получили приказ вернуться в гавань, где простояли весь следующий день; об отплытии объявляли каждые четыре часа. Прошел слух, что примем участие в «Аккордеоне», но пассажиры остаются на борту; присоединился к нам и бригадир. Пришла почта, в том числе и мне: Боб Лейкок пишет, что готов взять меня к себе в десантные войска; письмо, правда, от 22 августа. Наконец поздно вечером в пятницу снялись с якоря.
В Гибралтаре десятитысячный гарнизон плюс береговая оборона. Всех женщин эвакуировали; осталось человек шесть-семь. Пива в городе нет. Когда уедет последняя англичанка, гибралтарский гарнизон будет атакован с моря танжерскими шлюхами. Тогда-то солдаты позабавятся от души – пока же развлечений у них немного. Провел на берегу два приятных вечера. Гарнизонная библиотека, в которую не сегодня-завтра попадет бомба, выше всяких похвал: тысячи неотличимых друг от друга томов в кожаных переплетах; в комнатах, где книги расставлены, мебель кожаная или красного дерева, за окнами субтропический сад. В одной комнате с современной обстановкой собраны романы; пахнет духами. За 2 фунта 10 шиллингов купил серебряный поднос для зубочисток с выбитым на нем изображением бородатого велосипедиста в цилиндре. К немалой радости обнаружил на «Славе» отца Гилби – капеллана-доминиканца. Нашел, собственно, он меня; затащил к себе в каюту, где я просмотрел все номера «Тэблет» и «Таймс» до конца сентября. Договорился, что прочту лекцию в офицерском дискуссионном клубе – офицеры здесь не в пример культурнее, чем в морской пехоте. Из-за нашего фальстарта лекция не состоялась. Батальонные учения под проливным дождем в садах Альмеда, после чего напились до полусмерти; офицер бригадной разведки Бакстер был найден в бесчувственном состоянии в отеле «Рок». Теперь нам говорят, что возвращаемся мы исключительно для переукомплектования, после чего тут же отплывем вновь. Надеюсь покинуть батальон в Гриноке и перевестись либо к Лейкоку, либо в третью бригаду, либо к Уокеру. В письмах из дома только и пишут что о воздушных налетах. Бобби Лонгден погиб у себя в Веллингтоне [327] . Генри Йорк наверняка с утра до ночи гасит пожары. Вооруженные силы малозаметны. Мы похожи на жен, читающих письма из окопов.(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
