— Кто же, по-твоему, создал разные народы? — спросил Хумли.
— Те, кого вы зовете богами. Каждый бог когда-то объединил вокруг себя общину или несколько общин людей, по своему почину слепив из них народность или племя. Каждому такому племени была дарована идея собственной избранности, отличности от других племен. Она закладывалась в сердце, она скреплялась родовыми преданиями о великих предках. Однако мы полагаем этих богов бесами, ибо только бесовскому разумению может явиться мысль стравливать между собой народы только потому, что одним из них в мире нашлось место, а другим — нет.
— Ты слишком много себе позволяешь, проповедник! — грозно прогудел Олав Медвежья Лапа.
Августин бесстрашно встретил его взгляд.
— Вспомни, с чего начинаются ваши сказания?
— С того, что боги восстали против злого великана Имира и, убив его, сотворили из его тела весь окружающий мир!
— А теперь задумайся. Почему же Имир — злой великан? Кому он причинил зло? Он был Первочеловеком, объединявшим в себе все сущее, созданием, единым с миром. Тело его было землей, голова — небесами, ноги — корнями. А твои боги убили Первочеловека и разъяли его на части. С тех пор и мучаются люди, пытаясь обрести былую целостность. Но вы — вы поклоняетесь тем, кто это содеял. Кто же они тогда, ваши боги, после всего свершенного?
Олав тяжело вздохнул.
— Я не собираюсь с тобой спорить, монах. Я знаю, насколько подобные тебе вещуны искуссны в плетении речей. Ты показал себя настоящим воином, мы это уважаем. Оставайся у нас гостем, сколько пожелаешь.
— Мне нужно от вас другое, — отозвался Августин вкрадчиво. — Я готов провести вас туда, где спрятаны сокровища князя Званимира.
Медвежья Лапа вздрогнул.
— Сам он и его дочь тоже находятся неподалеку, — продолжал проповедник.
— Клянусь Драупниром, золотым кольцом Одина, ты принесешь нам удачу, монах, — удовлетворенно произнес ярл. — Говори, куда нужно идти.
Августин задумчиво оглядел хирдманнов.
— Хорошо. Но путь будет неблизким.
— Мы не страшимся тягот пути, — пренебрежительно ответил Олав.
— На восточном берегу, если переправиться на него с северной оконечности вашего острова, к восходу солнца будет узкая ложбина. По ней в дожди сбегает ручей. Руслом этого ручья надо добраться до небольшой березовой рощи за горой Сварога. У раздвоенной березы в этой роще вы увидите тропу, небольшую, но для опытного глаза приметную. Она уводит в лес. Вот по ней и нужно идти до места, охраняемого конскими черепами.
— Я проверю твои слова, — ярл поднялся со своего стула и поманил пальцем Энунда Раздвоенную Секиру, сидевшего слева на конской шкуре.
— У меня будет к тебе серьезное поручение, — тихо сказал ему Медвежья Лапа.
— Я слушаю тебя, ярл, — с готовностью откликнулся молодой хирдманн.
— Ты слышал, что говорил иноземец?
Энунд кивнул.
— Тебе придется сплавиться на тот берег и, следуя его указаниям, попытаться выйти на след Званимира.
Сын Торна Белого даже опешил от неожиданности.
— С собой возьми Инту — он лучший лесовик из финов, Тойво — его стрелы самые цепкие, и двух варягов из отряда Витко. Справишься?
— Я сделаю все, что смогу, — промолвил Энунд, подавляя легкое замешательство.
— Задача эта не из легких, но мы не можем вечность сидеть на этом острове. Тяжелую броню и копья оставьте здесь. До берега доберетесь вплавь с секирами и мечами. Только дождитесь ночи, чтобы не быть замеченными вражескими разведчиками. Пусть Отец Богов поможет вам в этом начинании.
Олав Медвежья Лапа отпустил молодого хирдманна.
Среди варягов Альдейгьюборга, входящих в хирд ярла, Энунд посчитал самыми смышлеными и опытными Воилу и Радана. Оба юные годы провели в лесах Любши и умели читать знаки чащоб и рощ. Узнав, какое дело им предстоит, варяги нахмурились.
— Лошадиный след самый справный, — заметил Радан. — Его труднее всего замести или спутать. Положим, мы возьмем его у слободы и пойдем за всадниками князя. Только на пути легко наскочить на лесные дозоры. Званимир на них не поскупился, если не дурак.
— Слово ярла закон, — сухо проговорил Раздвоенная Секира. — Придется рисковать.
Глава 16. Тропа Рыси
Когда островной стан затих, а над почерневшей полосой лесов всплыла лунная ладья, пятеро воинов подошли к отмели. Между собой изъяснялись знаками, чтобы не издавать лишнего шума. Ступив ногами в неторопливо ползущий поток, тут же поежились: вода стала совсем студеной. Хирдманны глубоко вдохнули и вошли по самую грудь. Несколько уток, покачивающихся на речной глади, беспокойно взмыли в небо. Энунд дождался, пока вновь установится тишина, огляделся по сторонам и решительно оттолкнулся ногами от твердого песчаного дна, загребая руками сонный тяжелый поток. Товарищи поплыли за ним.
Достигнув берега, все пятеро поспешили скорее преодолеть открытое пространство и укрыться в ближайших кустах молодого ольховника. Инту-следопыт какое-то время нюхал воздух. Мотнув головой, он дал понять, что поблизости нет людей. Теперь маленькому отряду предстояло неглубоко войти в лес и дождаться утра. Передвигаться в сумерках по незнакомой местности было очень опасно. Энунд хорошо помнил, что в гардских лесах много уголков, через которые непросто пробиться и бывалому человеку при свете дня. Потому, забрались в маленькую низинку среди ельников и, подстелив шерстяные плащи, примостились на земле, ожидая рассвета.
Хирдманнов, задремавших в сухостое, подняла на ноги иволга, бодрой трелью покачнувшая верхушку высокого клена. Сумрак расстаял в белесой дымке, проглянула заря. Съев по куску вяленой трески, Братья начали путь к слободе, двигаясь в тени дерев. Первым ступал Инту, за ним — Тойво, не выпуская лука из рук.
Как уже давно подметил Энунд, земли гардских племен были столь плотно покрыты борами, дубравами и рощами, что напоминали сплошное лесное море, лишь условно разделенное прожилками рек, полей и оврагов. Часто один густой пролесок отстоял от другого на длину взгорка или небольшой пустоши, вновь и вновь сплетаясь в зеленое кружево ветвей и кустов.
Под прикрытием деревьев хирдманны приблизились к указанной проповедником роще. Она оказалась совсем неподалеку от разрушенной слободы. Черные головешки сгоревших срубов до сих пор разносили по окрестностям запах гари. Где-то заливалась лаем голодная собака.
Братья издали посмотрели на место последнего боя с радимичами — измятая и политая кровью трава теперь не скоро поднимется вновь. Округа выглядела совершенно безжизненной. Однако это оказалось не так. Инту, приложив палец к губам, указал на почти плоский холм, отстоящий от хирдманнов на полсотни шагов к югу. Вокруг ольховых деревьев с гладкой и блестящей корой топорщились кустоши черемухи, листья которой выглядели поникшими. Наметанные глаза фина даже усмотрели две сломанных ветви.
— Там дозор, — прошептал он.
— Что будем делать? — оба варяга воззрились на Энунда.
— Не тронем, — решил Раздвоенная Секира. — Нам себя выдавать нельзя. Ни шумом, ни кровью.
— Как скажешь, — послушно согласился Воила.
Братья двинулись на восток, не покидая своего лесного укрытия. Только когда дозорный холм Званимира скрылся из глаз за стеной тяжелых вязов, они выбрались на тропу.
Похоже, совсем недавно по тропе прошли многочисленные всадники. Инту ясно различил конский след, ведущий туда же, куда направлялись теперь хирдманны. По нему шли почти до самого вечера — настороженно и неспешно. Слушали лес, не обращая внимания на вьющихся у лица оводов и комаров. Угроза получить стрелу из кустов была слишком велика. Но, видно, боги пока хранили хирдманнов. Наскоро перекусили запасами из дорожных сум, отхлебнули воды из кожаных фляг. К вечеру остановились на пустыре с зачахшими ромашками.
— Здесь они разделились, — произнес Инту. — Большая часть повернула левее, — он указал на узкую тропку, окруженную порослями молодого орешника. — А маленький отряд человек в пятнадцать — двинулся в бор.
Энунд размышлял недолго.
— Надо идти за вторым отрядом, — проговорил он, взблеснув глазами, словно зверолов, увидевший след норы хищника. — Это наш шанс.
В бору было темно и сыро. Выстеленный мхами, багульником и россыпями голубики, покров его хрустел и хлюпал под ногами. Фины шли уверенно, однако Энунд запинался за папоротники и постоянно вытирал с лица паутину. Про себя он нещадно клял гардские густолесья, к которым никак не мог привыкнуть. Они прятали небо и превращали просторный и светлый мир в непроглядное царство опасностей. Стволы и сучья поваленных тут и там стволов походили на шипастые гребни вепря Хильдисвини[129], кривые тени, отбрасываемые елями, заставляли юношу вспоминать ведьму Хейд и колдуна Хейдмара.
