— Обожди. Пока они на нас не нападают. Может сами уйдут.
Молодому хирдманну не хотелось вступать в противоборство с существами неизвестной природы. Как оказалось, сын Торна Белого принял верное решение. Увидев, что люди не спешат начать с ними в схватку и совсем не выглядят напуганными, звери вскоре пропали.
Молчаливые и сумрачные Братья продолжили продвигаться в глубины недружелюбного бора. Теперь им ничего не оставалось, как целиком вверить себя судьбе. Шли через лишайники и папоротники, перешагивали коряги и вмятины земли, огибали муравейники и сухие пни с дуплищами.
Где-то после сотни шагов наконец выбрались на светлую опушку. Осмотрелись и опешили. Молодая чернявая девушка в красно-белом платье с узорчатым зарукавьем собирала травы, складывая их в подол.
— Эй! — окликнул Радан. — Ты кто такая есть?
— А ты кого хотел увидеть? — с задором отозвалась незнакомка, выпрямляясь. Она ничуть не смутилась при виде пятерых вооруженных мужчин.
Хирдманны внимательно ее рассмотрели. Черноокая, румяная, с длинной уложенной косой, девушка совсем не походила на лесного духа.
— Как тебя звать? — спросил Энунд.
— Черноглавой люди кличут.
Братья немного помолчали. Энунд размышлял, стоит ли продолжать разговор с незнакомкой, взявшейся неведомо откуда.
— Далеко ли отсюда до твоего села? — решился он наконец снова задать вопрос.
— Да тут совсем рядом, — ответила девушка. — Только овраг перейти.
Хирдманны переглянулись между собой.
— Проводишь? — Энунд ждал с недоверием.
— Отчего не проводить? — Черноглава улыбнулась. — Народ у нас завсегда гостям рад.
Воила чуть наклонился к уху сына Торна Белого.
— Опасно с ней иди, — шепнул он. — Селяне так просто к себе чужаков не зовут. Надо ждать подвоха.
— Там поглядим, — Энунд уже все для себя решил. — Одним нам из этого леса точно не выбраться.
Девушка повернулась к Братьям спиной и бойко зашагала по усыпанной прошлогодней листвой траве. Прошелся ветерок, взъерошив траву. Верхушки сосен скрипнули и покачнулись, заполоскавшись в небе. Хирдманны догоняли Черноглаву, ступая между пригорков и канавок, в которых торчали красные шляпки грибов-крепышей. Она шла уверенно, не оборачиваясь назад и не произнося слов.
— Уж больно чудная, — зашептал в спину Энунду Радан. — Где это видано, чтобы так запросто пригласить оружных гостей в свой дом? Даже бровью не повела…
Раздвоенная Секира и сам ощущал легкое беспокойство. Еще и земля под ногами стала совсем холодной. Она будто вздрагивала при каждом его шаге, ворочалась, как живая. Молодому хирдманну даже почудилось, что где-то внутри нее звучат далекие голоса, пытающиеся пробиться на поверхность из темных недр.
Через гущу папоротников Черноглава прошмыгнула юрко, не примяв ни одного стебля. Хирдманны старались не отстать от нее и не упустить из виду. Они грудью рассекли растопыренные листья и выбрались на просвет. Лес кончился. Прямо перед ними развергся глубокий овраг, а на другой стороне выстроились сплошной стеной кряжистые холмы. Здесь было как-то совсем неуютно. Холмы стояли грозно, подавляя взор непонятной тяжестью. Казалось, что они смотрят на незванных гостей исподлобья — строго, придирчиво.
— Что это? — Инту указал на них головой.
— Жальники пращуров нашего рода, — промолвила Черноглава. — Курганы отчие. Здесь лежат могучие ратники, что сложили головы за эту землю.
Холод и дрожь под ногами хирдманнов сделались еще ощутимее. Теперь уже все слышали приглушенные голоса.
— Там, на лугу за оврагом, — продолжала девушка, останавливаясь, — когда-то сеча была лютая. Много добрых мужей полегло. Их кости и сейчас Землю-Матушку крепят, а души — из Ирия светлого на нас смотрят.
Братья невольно подняли глаза к небесам — непривычно ярким после долгого лесного полумрака. Облака курчавились, растекаясь в лазурно-белую дымку, выводили затейливые разводы на фоне голубеющего свода. Всего на несколько мгновений эти разводы окрасились багрянцем. Хирдманны увидели красноватые овалы щитов и развевающиеся на ветру плащи. Потом засверкали чешуйки кольчуг, навершия шлемов и золотистые, обжигающие пламенем глаза воителей.
— Черные реки ворогов разбились о твердь детей Перуновых и откатились вспять, став красными от крови, — голос Черноглавы зазвучал отстраненно. — Сами бессмертные боги в тот день поклонились храбрецам, не убоявшимся неисчислимых супротивников. С той поры здесь живут белые соколы, вольным клекотом славя героев. Огонь Сварожий будет вечно гореть над этой землей.
— Веди нас дальше, — попросил девушку Энунд.
Черноглава спустилась на дно оврага и быстро пересекла его, начав подъем по склону. Братья поспешили за ней, не поднимая глаз на курганы. Только когда те остались за спиной, все разом перевели дух.
Сразу за малой тополиной рощицей открылся блистающий светом луг. Хирдманны уже обрадовались было виду деревянных оград на его окраине и соломенных крыш редких построек, как вдруг внимание их привлекла неподвижная фигура у ворот распахнутой ограды. Седовласая женщина в рысьей шкуре с длинным мечом на поясе и тяжелым ожерельем из звериных зубов на шее встретила их холодным пронизывающим взором. В этом взгляде было так мало человеческого, что Энунд невольно вздрогнул.
— Ну, вот и сама хозяйка леса, — прошептал рядом Воила.
Следом за Черноглавой Братья пересекли луг и приблизились к длинному и высокому дощатому забору, обносившему просторное дворовище с несколькими строениями. Такие сплошные ограды, называемые гардами «заметом» хирдманны встречали только в крупных селениях кривичей. Рысь зашла в ворота, жестом приглашая Братьев внутрь. На створках были вырезаны Стрелы Перуна и волнистые линии, обозначавшие Хляби Небес.
Черноглава словно лань проскользнула во двор. Хирдманны вступили в него медленно, настороженно взирая перед собой. Их не покидало беспокойство. Едва ворота остались у них за спиной, как со всех сторон стремительно выросли фигуры воинов в сверкающих доспехах, заблистали наконечники длинных пик.
— Засада, Братья! — выкрикнул Энунд, подаваясь назад и извлекая меч. — К бою!
Хирдманны сплотились плечо к плечу, готовые принять неравную схватку. Они уже видели, что гардских ратников во дворе не меньше двух десятков. Неожиданно возникшее напряжение нарушил заливистый смех Черноглавы.
— Уберите оружие, — голос старой ведуньи прозвучал с такой убежденностью, что Братья послушно вложили мечи в ножны. — Для вас тут угрозы нет.
— Да вы протрите глаза, — посоветовала Черноглава из-за ее спины. — Поглядите, с кем биться собрались.
Хирдманны присмотрелись и застыли в полной растерянности. Во дворе Рыси стояли резные изваяния воинов в человеческий рост. Их было двадцать — все в островерхих шлемах и кольчугах, со щитами и копьями. Здесь явно поработал резец хорошего мастера, выточив из древесной тверди совершенные образы ратоборцев с суровыми лицами и прищуренными глазами.
— Так это что, истуканы? — все еще не мог придти в себя Тойво.
— Моя личная дружина, — загадочно ответила Рысь. — Дом мой от лиха сторожит.
— Так они же не живые? — заметил Воила. — Чурбаны деревянные. Как же они сторожат?
Старая ведунья усмехнулась.
— Я гляжу, немало страху нагнали на вас чурбаны.
Хирдманны могли себе поклясться, что видели живых ратников с пылающими гневом глазами и в искрящейся железной броне.
— Коли надобно будет — все, как один оживут и ринутся в бой, — сказала Рысь, и стало неясно, шутит она или говорит серьезно.
Радан покачал головой.
— Ты всех гостей так встречаешь?
— Лишь тех, кто для рода чужой и вострилом оружным привык всему миру грозить. От лихого люда землю нашу мы всегда боронили, таков закон. Так Родом положено, Сварогом сковано, Велесом сведано да предками заповедано. Не обессудьте. Но коли с миром идете — и волоска не упадет с ваших голов.
Энунд заметил, что глаза Рыси были зеленые, глубокие, древние. Однако иногда в них оживали желтые пляшущие огоньки.
Между тем большой дом с двускатной крышей уже навис над хирдманнами.
— Избе поклонитесь, прежде чем войти, — проговорила Черноглава.
— Это еще зачем? — удивился Энунд. — У вас обычай такой?
— Дом — заграда своего хозяина, — сказала Рысь. — Это и тын воинский, и оберег божеский, и иной мир, вступать за черту коего потребно лишь с чистыми намерениями. А еще — он живое существо. Приглядись получше, и узришь чело его под сводом кровли, очи в оконцах, рот в двери и ноги в опорных столбах.
Не успела она договорить, как на молодого хирдманна вместо дома глянул дед с черными глазами, окладистой бородой и приоткрытыми губами. Образ этот был таким пугающим, что Энунд мотнул головой, сгоняя наваждение.
