Жили они трудно, вечное безденежье, долги за квартиру, за свет, за газ, больная мать, она постоянно чем-нибудь болела, куча детей…
«Не иначе как с матерью что-то случилось…» — Сердце сжалось от предчувствия беды.
Кто-то осторожно царапнул, поскребся в окно, постучал. Моисей приподнял голову. Мелькнули очки, круглое личико с облупленным носом, украшенное веснушками. Девочка предостерегающе приложила палец к губам. Моисей понимающе улыбнулся, на цыпочках подкрался к двери, прислушался. Что-то невнятно напевая, охранник прогуливался по коридору взад и вперед. Моисей вернулся к окну.
— Ты где?.. — спросил он.
— Я здесь… — Личико девочки озарилось улыбкой.
— Кто ты?..
Невнятный лепет.
— Не понимаю…
— Я твой ангел-хранитель… — С легким шорохом пальчики девочки пробежали по стеклу, по воздуху и она исчезла…
По улице все еще ползли белые дымы. Они сползались к Башне, на которой вдруг обрисовался силуэт летящего белого коня…
31
Борясь с одышкой, Астролог подошел к парапету, ограждающему террасу. Внизу лежал город, как в пеленах. В тумане, поднимающемся от реки, желтели огни фонарей, маячил силуэт Башни с крыльями флигелей. Чуть отдышавшись после длинного и утомительного подъема по лестнице, Астролог пошел дальше, но, вскользь глянув на витрину фото студии, приостановился. Взгляд его задержался на фотографии девочки 13 лет.
«Кого-то она мне напоминает… очень милое, на редкость приятное лицо… ну, конечно же… Вика, Виктория…» — Закрыв глаза, он увидел ее и так ясно…
— Пусти, ты помнешь мне платье… и ты меня пугаешь… ну, пусти же… — Изменившимся, странно охрипшим голосом прошептала она, высвободилась, вынула шпильки. Волосы рассыпались. Глаза тревожно расширенные, но улыбающиеся. С легким шорохом платье упало на пол. В нем осталось ее тепло, нежность. Он привлек ее к себе, скользнул губами, нежно поцеловал кончик уха, локон, плечо, нежно упругие, словно выточенные руки, ладони…
— Тише, тише, соседи услышат… — Она затрепетала, напряглась, вдруг раскрылась, как цветок…
— Вика… конечно же, Вика… — прошептал Астролог, оглядываясь на эти странные и счастливые дни, годы и отступая. В каком-то затмении он свернул за угол и едва не столкнулся с незнакомцем в очках с дымчатыми стеклами.
— Ты что… с луны свалился… — незнакомец зло уставился на него.
«Неприятный тип… приглаженные волосы, разделенные пробором, тонкие усики, губы, как у гарпии… черт, куда же я сунул ключи?.. ага, часы, а это что?.. письмо, кажется, забыл надписать адрес, или нет, а то как в прошлый раз, послал, и ведь дошло… странно, часы остановились, хм, половина пятого, утра или вечера, опять лихорадка на губах… бедная Вика, а ведь она любила меня, при всех моих странностях…»
Из руин форта высыпала стайка мелких бесенят, окружили его. Один из бесенят вложил в его руку записку, и они исчезли.
«Приходите в субботу на премьеру…» — прочитал Астролог, близоруко щурясь.
— О, да, конечно, в субботу… в субботу все уже кончится… Боже, как я устал… день уходит, пора бы и заснуть где-нибудь…
— Учитель…
— Что это?.. боюсь, я сошел в страну теней, или мне мерещится… — Он махнул рукой, пытаясь прогнать видение, но оно приблизилось, приобретя черты лица девочки 13 лет. — Да нет, не исчезает и как будто во мне дышит… и вся в слезах… Боже мой, Вика, это ты?.. — спросил он, шаг за шагом отступая к лестнице.
— Учитель, куда же вы… — девочка шагнула за ним.
— Учитель, звучит так уныло… но я никогда не был учителем… и боюсь уже поздно кого-либо учить… — Опираясь спиной на перила лестницы, он глянул вниз. — Лестница как будто висит и качается… и до чего же крутая… бояться уже нечего, а все равно страшно… у страха больше всего советов… но это к разговору и не к месту… черт, как склизко… так что ты от меня хочешь?.. — Он оглянулся. — Может быть, ты обозналась?.. где ты?.. я потерял тебя из вида… — Он спустился еще на несколько ступенек, посмотрел вниз. — Что-то там шевелится, точно угли в золе… эй, ты меня слышишь?..
— Учитель, мне нужна ваша помощь…
— Вряд ли я смогу тебе помочь… я устал, просто валюсь с ног, всю ночь не спал… а день провел в ожидании в этой проклятой Башне, точно муха в паутине… — Астролог смял записку, слегка оживился. — Ты знаешь, я вычислил час, когда это случится… конец грезы, именуемой жизнью… у меня не осталось сомнений в этом… Боже, что я говорю, тебе это вовсе не следует слышать… я пьян и блуждаю, мои мысли блуждают… а это еще что такое?.. — Вдоль парапета, как будто ступая по пустоте, прошли солдаты, пешие, потом конные, густым и длинным строем. Шумно хлопая крыльями, на перилах лестницы расселись вороны. — А вот и зрители… — Астролог бросил в них смятый бумажный комок. Вороны оставили его без внимания. — Ну, конечно, не манна небесная… а ты что слоняешься по улицам, точно бездомная?.. кто ты?
— Я от Кальмана…
— Ну и что?..
— Это касается Скитальца… он в опасности… и не он один…
— Но я не знаю никакого Скитальца… и мы все в опасности и нас надо спасать, правда, всякое спасение — это лишь иллюзия… нечто несуществующее… или существующее как ничто, из чего было сотворено все, вся эта видимость, в которой мы пытаемся выжить… где ты?.. я опять потерял тебя из виду…
32
Неожиданно зазвонил телефон.
Заспанный, бледный Моисей привстал, вскользь глянул в окно.
Странные белые дымы все еще витали над домом напротив. В белом и голубом качались деревья. Он тронул рукой ржавые прутья решетки. Пальцы слегка подрагивали…
Снова зазвонил телефон. Он подошел к двери, прислушался.
Оглядываясь на дверь, охранник что-то говорил в трубку, вдруг отстранился, словно она ожгла его.
— Он еще спит… ну, да, конечно… нет-нет, я не забыл… — Лицо охранника то жалко морщилось улыбкой, то обмирало все. Прижав трубку к щеке и прикрыв ладонью рот и низ бородавчатого лица, он сощурил водянистые, круглые навыкате глаза, беловатым языком облизнул губы. — Да-да, конечно… — Глаза его медленно тускнели. — Хорошо, я понял… она придет… я все понял… понял… — еще раз сипло выговорил он и повесил трубку.
Моисей сел на кушетку, сжал лицо ладонями.
Что-то звякнуло, покатилось, звонко рассыпался детский смех. Он обернулся. Дверь была открыта.
— Ау-гу… — У окна стоял малыш. — Гуа-гу… — Покачиваясь на кривых, пухлых ножках малыш подошел к нему, улыбнулся своими младенческими глазками.
— Вот ты где, а я тебя обыскалась… — Незнакомка протиснулась в дверь и подхватила малыша на руки. — Собственно говоря, я за вами…
Моисей шел за незнакомкой вдоль набережной. Внизу плескалась вода. Было сумрачно и зябко. Редкие прохожие ежились, кутались в плащи. Падал дождь мелкий и холодный. Незнакомка шла чуть впереди, охранник позади. У одного из домов на Болотной улице она велела ему остановиться. На крыше дома поскрипывал флюгер, на окнах ставни.
— Входите… — Незнакомка открыла дверь.
Моисей вошел в небольшую комнатку с одним окном. Дверь за ним захлопнулась. Лязгнул замок…
Вечером к Моисею пришла рыжеволосая дева в черном. Она принесла ему еду: хлеб, виноград и рыбу. Поджав губы, она следила за Моисеем, пока он торопливо ел. Странная усмешка бродила по ее лицу. Мысли ее летали. Близость мужчины разворачивали ее ум и чувства. Она пришла к нему и на другой день, долго прощалась и ушла в недоумении. Ночью, перед тем как лечь в постель, она сидела перед зеркалом, неподвижная, притихшая, а потом, утопая в жарких волнах гагачьего пуха, долго не могла заснуть…
После посещений рыжеволосой девы в черном Моисей сразу же заснул…
Снились сумерки, тот странный час, который он больше всего любил, когда можно было наблюдать вещи в момент их рождения почти ни из чего, из смутного намека. Оглядываясь, он шел по улице в сторону парка. Вот и фонтан с позеленевшей фигурой божка, карусель с разноцветными, быстрокрылыми лошадками. Как вихри, они проносились мимо…
Карусель вдруг замедлила ход, остановилась. Прелестная, очаровательная фигурка в длинном, спадающем складками платье с небольшим декольте, взмахнув крыльями рукавов, опустилась рядом с ним.
— Ну, что ты стоишь, как вкопанный, пошли… — На ее открытом, приветливом личике заиграла улыбка. — Ах… — Лиза тихо вскрикнула. Он наступил на ее тень. Он знал, что она только плод воображения. Каждый раз он рисовал ее по-разному. — Какой ты неловкий… иди за мной… — Она подтолкнула его вперед мимо спящего охранника к винтовой лестнице. Несколько крутых ступенек и дверь захлопнулась за его спиной. Он был один в маленькой комнатке с выходом на крышу. Швейная машинка, комод, фотографии в металлических сдвижных рамках, створчатое зеркало. К своему удивлению он увидел в зеркале уже знакомое ему лицо рыжеволосой девы в черном. Она переодевалась. Накинув на себя довольно поношенный и просторный персидский халат и, как будто не замечая его, она разговаривала сама с собой.
