Лыжник ничего не сказал.
— Лису, что ли, догонял?
— Лису, — подтвердил парень и зорко посмотрел на Дюкова.
— Хороша, черт! Эх и лиса! Похоже, огневка… Ишь ты, ведь забежала!
«Эх и лиса!» — подумал я, взглянув на Степана.
— Такую лису взял! Ты шкурку осторожно сымай. Первым сортом пойдет.
Парень отлично все понимал. Он засмеялся, опустив голову.
— А то, может, еще кому назначается? — невинно спросил Степан.
Лыжник не ответил.
— Куда едешь-то?
— В Дугино.
— Дела, что ли какие есть?
— В МТС. За подшипником.
— Что ж так-то? Денек погодил бы — машины пойдут.
— Срочное дело.
— Стой! У вас ведь теперь своя МТС! Что это ты в даль такую за подшипником снарядился? — Степан мигнул в мою сторону, лицо его изобразило мучительное недоумение, он округлил глаза и замер.
— Положение такое. Надо ехать, — лыжник спокойно посмотрел на него.
— Что за МТС такая? — недоумевал Дюков. — Подшипника нет! Ты видал, товарищ, когда-нибудь такую МТС? — он решил и меня привлечь к делу.
Я сразу понял его, развел руками и сказал лыжнику:
— Если срочное дело, садись к нам! Мы тебя доставим прямо на двор в МТС.
— Доеду сам. Уже близко, — парень натянул полотенце на лицо, и карие глаза его зорко посмотрели на нас из того укрытия.
— Все. Закрыто на обед, — сказал Дюков.
Он поднял кнут. Лошади прижали уши и потащили нас вперед к белой горе.
— А врешь, дело у тебя есть, — заговорил Степан, когда сани начали подниматься в гору. — Подшипник! — он оглянулся назад. — За подшипником тебя не пошлют шестьдесят километрев дорогу мерять. Скажет ведь такое… Но-о, шевелись!
Сделав вместе с дорогой несколько змеиных поворотов, мы очутились на гладком белом темени горы и увидели внизу по ту сторону далекие дымки, протянутые, как пучок белесых нитей, между небом и тихой снежной вечереющей равниной.
— Дугино, — сказал Дюков.
Он натянул вожжи, лошади присели на задние ноги и осторожно стали спускаться. На половине горы Дюков пустил их галопом. Мы пронеслись через мост, ударились крылом саней о столб и влетели на улицу большого села.
Я не раз приезжал в Дугино. У меня здесь был знакомый— механик из МТС Панкратий Савельевич. Степан направил лошадей к его избе, что стояла против кирпичной церкви, переделанной в гараж. Еще издали я увидел старого механика. Панкратий Савельевич дергал ручку калитки, словно торопился домой. Около него стояли двое — высокий полный парень в телогрейке и девушка, обвязанная теплым белым платком с длинными кистями. Стоя к ним боком, механик говорил парню последние, должно быть очень убедительные, слова.
Увидев нас, Панкратий Савельевич вышел на середину улицы — тонконогий, в накинутом на плечи черном полушубке, затертом до блеска. Он замахнулся кулаком на лошадей, и сани резко остановились.
— Не обижайся, дорогой, — объявил он, глядя на меня веселыми черными глазами. — Не обижайся, дальше ходу нет. Застава! — и повел лошадей к своим воротам. — Сам виноват, милый человек, — на ходу продолжал он прерванный горячий разговор. — У тебя мотор и то не выдержал. А механик, думаешь, железный? Три ночи подряд работать не могу. Как хочешь. Спать теперь буду.
— Сам разберу! Товарищ механик! — просил круглолицый парень в телогрейке. Он просил руками и бровями, поднятыми вверх.
Я выпрыгнул из саней, топнул несколько раз и нечаянно взглянул на девушку. Не удержался и еще раз посмотрел. И сразу понял — это была первая красавица села. В платке ей было трудно двигать головой, и она вся повернулась к нам. По-детски чистые, серые с синевой глаза смотрели на механика, который стучал воротами у меня за спиной.
Панкратий Савельевич провел лошадей во двор. Он долго ворчал за забором. Потом вернулся к нам.
— Тарелку щей съесть не дадут! Позавчера вечером прибегают — движок стал на маслозаводе. Всю ночь с ним возился. Вчера ночью — на пилораму вызвали. Пустил ее к утру — и опять не все! Вот она, Катерина Матвеевна наша. Особый заказ. Сделай нам для школы турбинку — водяную, чтобы вертелась. Ну, думаю, воскресенье. Сделаю тебе турбинку и отосплюсь за всю неделю. Сажусь обедать, а тут полуторка ползет по улице. Из совхоза. Пронеси, господи, думаю. Куда тут! Мой бог молитвы не слышит!
Девушка чуть заметно улыбнулась. Нас со Степаном она не замечала.
— Опять Катерина Матвеевна! — механик остановился против нее. — Гляжу — ведет ко мне этого шофера. Водителя, — он произнес это слово, по-особенному приподняв губу. — Я так и думал сначала — с женихом идет.
Дюков налег на забор и склонил голову на плечо, рассматривая Панкратия Савельевича.
— Дядя Панкрат, а, дядя Панкрат…
— Думаю: идет благословляться, — продолжал механик. — А тут вона — подшипник расплавил!
— Дядя Панкрат! — Степан стрельнул глазом в мою сторону. — Слышь, что говорю, — везет тебе на подшипники. Сюда ведь еще один клиент едет.
— Какой такой клиент?
— Срочный. На лыжах. Мы от самой Большой речки за ним гнались. За подшипником, говорит, еду. В Дугинскую МТС.
— За подшипником? Что у них там запчастей нет? Какой хоть из себя человек?
— Такой вот, с тебя ростом парнишка. На лыжах.
— На лыжах? К нам? А-а-а! — протянул Панкратий Савельевич. И вдруг резко ткнул пальцем серую доху Степана. — Шапка кожаная?
— Хромовая. Черная.
Катерина Матвеевна повернулась два раза кругом, словно от нечего делать, и отошла на несколько шагов. Отошла, а потом побежала к соседней избе. Обитая рогожей дверь хлопнула за нею.
— Зна-а-аю теперь, — все хитрее и тоньше заулыбался механик. — Он уже не в первый раз за этим подшипником к нам едет. Никак увезти не может.
Тут Панкратий Савельевич выразительно покосился на соседнюю избу.
— Эх, ребята! Подшипник-то больно хорош!
Мы вышли на середину улицы и стали смотреть на далекую белую гору, что поднималась над снежными, уже сиреневыми крышами села. Хрустя снегом, к нам подошли двое парней в драповых черных пальто и в одинаковых кубанках из серой мраморной мерлушки. У того, что постарше, под рукой висела на ремне гармонь. Он был высок и тонок. Я чувствовал, как притягивают меня, вызывая на бой, его жгучие насмешливые глаза.
— Дядя Панкрат на улицу вышел, — гармонист перехватил папироску в угол рта и протянул руку механику. — Хорош будет вечерок?
— Для вашего брата когда он плох? — ответил Панкратий Савельевич.
— А то пойдем погуляем! А, дядя Панкрат? Уважь разок. Твои ученики просят!
— Ученики, только не по этим делам.
— А то пойдем? Вот и Катерина Матвеевна вышла. Вечерок почуяла. Катерина Матвеевна, картину пойдем смотреть?
Я опять увидел эту девушку. На ней были уже не валенки, а фетровые боты. Девушка стояла на крыльце, не решаясь сойти вниз.
— Уговор дороже денег, Катерина Матвеевна! Билеты куплены!
Девушка взглянула на него и что-то тихо сказала.
— А? — переспросил гармонист.
— Не пойду! — громко и отчетливо произнесла она. Сошла вниз, взялась за рубленый угол избы и потянулась вперед, стала смотреть на белую дорогу.
— Что это вы все смотрите? — удивился гармонист. — Пожар или что?
— Леша едет, — коротко ответил Панкратий Савельевич.
И в этот момент на вершине горы появилась черная пылинка. Она задержалась на несколько секунд и затем поплыла вниз по белому склону. Вот точка стала крупнее. Лыжник исчез за бугром, потом вынырнул значительно ниже и понесся поперек склона, снижаясь, как самолет.
— Что делает, что делает! — проговорил дядя Панкрат, следя за лыжником восхищенными глазами. — Смотри ведь — и не упадет!
Лыжник круто развернулся и камнем скользнул за далекие крыши. Мы бросились вперед по улице. Сделали несколько шагов и увидели Лешу. Он шел нам навстречу, так же красиво и прямо отмахивая рукой. Панкратий Савельевич шагнул к нему. Леша узнал его и заторопился, словно хотел соскочить вперед с медленно скользящих лыж. Полотенца уже не было на его разгоряченном исхудалом лице.
Он подъехал к нам, сдерживая сильное дыхание, на ходу снимая варежку. Минуя протянутую руку, Панкратий Савельевич принял его в объятия, покачнул и звонко расцеловал в обе щеки.
— Ну и парень! Ну, ходок! Это что же — лисичку добыл? А я думаю — зима, теперь совсем нас забудет.
Леша взял механика за руку, посмотрел вдоль улицы, и вдруг радость его стала угасать. Все еще пожимая руку дяди Панкрата, он опустил глаза. Оглянулся по сторонам, словно не узнавая села. Потом так же внезапно развеселился.
— Привет братьям Власовым! — раздался его громкий напряженный басок.
Оба парня в черных пальто шагнули вперед и пожали ему руку. Старший не донес папироску до рта, поднял бровь и повел глазами — сперва в сторону, потом на Лешу.
Наконец-то я понял, в чем дело: прихрамывая в новых ботах, к нам медленно приближалась Катерина Матвеевна. Опустив глаза, она тихонько обошла Лешу и братьев Власовых и стала за спиной у Панкрата Савельевича.
