Наконец-то я понял, в чем дело: прихрамывая в новых ботах, к нам медленно приближалась Катерина Матвеевна. Опустив глаза, она тихонько обошла Лешу и братьев Власовых и стала за спиной у Панкрата Савельевича.
— Здравствуйте, Леша, — почти шепнула она.
— Здравствуйте, Катерина Матвеевна, — еще тише сказал Алексей.
И весь разговор! Леша сам поспешил прервать его.
— Дядя Панкрат, я к вам по делу, — громко сказал он, взглянул на Степана и побагровел.
— Знаю, знаю, — заторопился, замахал руками механик, быстро, как-то снизу оглядываясь на всех. — Знаю. Товарищ мне сказал. Сейчас сам подберу тебе все детали. Это сделаем. Для тебя — чего уж говорить.
— Я сегодня же обратно. Завтра после обеда мне надо на работу.
— Сделаем, сделаем, — Панкратий Савельевич опустил голову. — Чего уж говорить! Ты поди родню проведай и ко мне заходи. Не бойся, машины скоро пойдут. Посадим. А я живо все соображу.
И дядя Панкрат, не взглянув на нас, побежал к своей избе, как будто и впрямь Леше было нужно что-нибудь.
— Ну, как вы на новом месте? — несмело спросила Катерина Матвеевна.
— Ничего, работаем, — ответил Леша и, скривив ногу, досмотрел под лыжу. — Станки новые получили. А как у вас в школе?
— Все так же. Ездила в район. Учебники привезла…
И они медленно пошли по улице, не глядя друг на друга, как будто между ними шел третий.
Старший Власов, все так же держа папироску у рта, проводил их одними глазами. Потом повернулся, и оба брата пошли в другую сторону. Резкие насмешливые звуки гармони встряхнули тяжелую тишину. Круглолицый шофер остался один посреди улицы, вздохнул и побежал вразвалку через площадь — к гаражу.
В избе механика уже горело электричество. Панкратий Савельевич сидел за столом перед миской со щами. Тонкие губы его были сжаты. От носа через впалые щеки легли энергичные складки. Широко открыв глаза, он смотрел на синее от сумерек окно.
— Понимаешь, приехал… — проговорил он, шевеля ложкой в миске. — Ты понял что-нибудь там, на улице?
— Кое-что понял, — сказал я.
— Приехал, голова садовая. Не смог! А увидят друг дружку — рот не могут открыть. Видишь, на нашу Катерину Матвеевну Власов виды имеет. Тот, что с гармонью. Комбайнер. Гроза — на Героя все тянет. Думается, не вытянет — учиться не хочет.
Панкратий Савельевич хлебнул щей и отодвинул миску.
— Ничего не скажешь, малый он из себя видный. Власов, Власов — только и слыхать. Кто в деревне на виду? Власов. Нашего брата, обыкновенного слесаря, — нас не видать. А я тебе скажу: сядь Лешка на комбайн — завтра же Власова забудут. Это мастер. Механик-универсал.
За окнами проплыли переливчатые веселые переборы гармони. Дядя Панкрат прислушался.
— Разгулялся Власов. Бушует! Прошлой осенью я говорю Алексею: «Что ты смотришь, Леша? Послушай меня, сядь на комбайн. Спесь кое с кого посбей». Нет! — механик ударил ладонью по колену. — Не сел! Ничего не говорит, только бледнеет. Гордый! — Панкратий Савельевич вздохнул. — Этот нашему делу не изменит, почему и взяли его отсюда в Большую Речку. Он там вроде меня — за старшего.
Дядя Панкрат положил на стол темную жилистую руку с кривыми перебитыми ногтями. Посмотрел на нее, повернул вверх мозолистой ладонью.
— Механик — это то же, что врач. День ли, ночь ли — будь в готовности, лечи больных. Личные дела — завтра. — Тут он толкнул меня и приблизил черный чуб к моему лицу. — А завтра-то, оно у нас только в календаре!
— Отец, — спросил из другой комнаты низкий женский голос, — стелить, или пойдешь куда?
— Стели. Нынче слово дал. Вот Лешку только посажу в машину, и будем спать все.
Он посмотрел на окно и опять задумался.
— Приехал и уедет. Не судьба! Тут еще учительница промашку дала — сидела с Власовым в кино. Баламут, сам подсаживается. Уверен. Девчата непременно Лешке передадут. И это будет все.
Жена механика принесла нам со Степаном щей. Мы пообедали. Дюков попросил сала и намазал вздутое обмороженное ухо. Затем он ушел к лошадям. Панкратий Савельевич поднялся и снял с гвоздя свой полушубок.
— Айда на улицу, пройдемся. Что-то не идет наш лыжник.
Мы вышли на свежую, как весна, улицу, освещенную двойной цепочкой электрических огней. Высоко над селом стояла луна, между избами громко скрипел снег, был слышен топот, девичьи смешки. Мы зашагали к сельсовету. У большой избы в полосе света, отброшенной из окна на снег, стоял грузовик. Мы обошли машину. В кузове на горе мешков, пряча руки в рукава, сидели женщины в платках.
— Куда идет машина? — властно осведомился Панкратий Савельевич.
— В Большую Речку, — ответили сверху несколько голосов.
— Где шофер?
И тут мы увидели Лешу. Он стоял позади грузовика, опираясь на длинные лыжи.
— Машина перегружена, еще раз тебе объясняю, — раздраженно говорил ему приземистый человек в светлом полушубке. — Сгони вот баб, попробуй, — тогда можешь располагаться.
— А прощаться? Забыл? — Панкратий Савельевич подошел к Алексею. — Душа из тебя вон!
— Не прощайся. Он завтра уедет, — весело сказал шофер.
— А мы еще посмотрим!
— Это кто — дядя Панкрат? Тогда другой разговор.
— Кто бы ни был!
Панкратий Савельевич оглядывался во все стороны. Он кого-то искал. Вдруг он быстро шагнул за спину Алексея. Даже побежал по снегу, догоняя кого-то в белом платке с кистями. Через несколько минут он вернулся.
— Вот что, — резко сказал он шоферу. — Ты, дорогой мой, можешь ехать. Раз такой разговор — заводи, и до свиданья.
— Дядя Панкрат! — растерянно заговорил шофер. — Я же не знал. Дядя Панкрат!
— Раз такое дело — поезжай. Просить, молить — это не наше дело.
— Так я посажу! Пускай садится!
— Леша, ты уедешь утром! — еще громче сказал механик. — Раз такое дело, я сейчас иду в гараж к совхозной полуторке. Хоть я и не спал, конечно, три ночи. Но валяться в ногах — это не наше с тобой дело.
Панкратий Савельевич закончил свою речь, повернулся спиной к удивленному шоферу, взял Алексея под руку и отвел в сторону.
О чем они говорили, я не слышал. Механик отобрал у Леши лыжи. Было слышно, как дядя Панкрат приказал ему: «Ступай!» После этого Панкратий Савельевич подошел ко мне.
— Катюша-то плачет, — тихо сказал он. — Похоже, что я вовремя здесь оказался. Ну что ж, пошли к гаражу?
Шофер, которого я видел днем у избы механика, спал, завернутый в тулуп, в кабине своей полуторки — около гаража. Панкратий Савельевич открыл дверцу и нажал кнопку гудка. Тулуп зашевелился, круглая голова приподнялась над овчиной.
— Делом, делом надо заниматься, а не спать, — резко сказал механик. — Ну, что смотришь? Вылезай, говорю, мотор разбирать будем. Устраивает это тебя?
Он отпер ворота гаража, распахнул их, зажег электричество. Втроем мы налегли на кузов, раскачали машину и вкатили на деревянный пол под церковные своды.
— Что стал? Спускай масло, полезай под картер! — крикнул дядя Панкрат шоферу.
Тот, наконец, понял все, засмеялся и побежал вокруг машины. Его длинные ноги вылезли из-под грузовика, изгибаясь, упираясь в пол: он начал отвинчивать болты.
Через полтора часа чугунное днище картера уже стояло на полу около грузовика, рядом с головкой блока. Панкратий Савельевич держал в коричневых от масла руках поршень с шатуном и качал головой.
— Бить тебя надо, дурья голова. Кто же так ездит? Ты ерша со дна моря достань — сразу вся внутренность наружу выскочит. Давление не то. А мотор? Две тысячи оборотов дал — вот он и пошел вразнос. Водитель! Бери вон паяльную лампу…
Дядя Панкрат неожиданно умолк и поднял голову прислушиваясь.
— Вроде шел кто-то. А, ребята?
В час ночи мы все стояли вокруг стола, на котором возвышалась печурка, сложенная из кирпичей. Фиолетовое пламя паяльной лампы ревело и рвалось, омывая черный тигель. Панкратий Савельевич — я впервые увидел его в очках — собирал головку шатуна. Он положил шатун на стальную плиту. Затем зачерпнул большой ложкой из тигля и стал лить блестящий, как ртуть, металл — туда, где был подшипник. Худая щека его дергалась, он был увлечен работой. «Механик — то же, что врач», — вспомнил я.
Когда баббит застыл, Панкратий Савельевич погасил лампу, взял шатун и вышел из гаража. Далеко, за несколькими стенами, запел электромотор. Потом мотор умолк, и механик вернулся, на ходу рассматривая серебристую внутренность подшипника.
— Никто не приходил? — спросил он.
— Нет, товарищ механик, — ответил удивленный шофер. — А что?
— Ничего. Радуйся, водитель! Шабрить будем!
И вдруг сзади него раздался знакомый басок:
— Можно?
На пороге стоял Леша.
— Ты что ж, не спал? — механик посмотрел на него поверх очков.
— Не спится, дядя Панкрат. Давай что-нибудь поделаю.
Леша взял у механика шатун. Проворными пальцами развинтил головку, полез под грузовик, подвигал, покачал шатуном, потом вылез и молча пошел в глубь гаража, за грузовик — к тискам.
