– Значит, ты любишь ее, а не меня?
Этот вопрос удивил меня, и на какое-то мгновение я растерялся. Потом, взяв ее рукой за подбородок, я проговорил:
– Елена, тебе можно предпочесть только богиню.
– Но я люблю тебя, Орион. Ты единственный мужчина, которому я отдалась по своей воле. Я люблю тебя и не хочу потерять!
Печаль охватила меня, и я подумал о том, как мог бы жить с этой дивной красавицей в этой прекрасной стране. Но я ответил:
– Наши судьбы ведут нас разными дорогами, Елена, а одолеть судьбу не по силам никому.
Она не плакала. И все же в голосе ее слышались слезы, когда она медленно проговорила:
– Выходит, выпало мне, Елене, быть желанной для каждого мужчины, кто бы меня ни увидел, но только не для того, кого я действительно люблю.
Я закрыл глаза и попытался забыть все миры, которые знал. Почему не могу я любить эту прекрасную женщину? Почему не могу, подобно обычному человеку, прожить одну жизнь, любя и будучи любимым, забыть свою вечную битву с силами, стремящимися разрушить континуум? Ответ я знал: я не свободен: Хочу я того или нет, я – создание Золотого бога… Охотник его и посыльный. Я могу восстать против него, но жизнь моя зависит от любой его прихоти. А потом я увидел ее, мою сероглазую богиню, мою настоящую любовь, и понял: даже Елену нельзя сравнить с ней. Вспомнил наше короткое счастье, и сердце мое переполнилось горечью и болью. Судьбы наши переплетены навеки, во всех вселенных, во всех временах и пространствах. И если ее нельзя вернуть к жизни, жизнь – ничто для меня и пусть придет смерть.
35
На следующее утро мы отправились по реке в Уасет. Я устал – и телом и духом. Долгий путь через Синай утомил даже меня, а грустные глаза приунывшей Елены терзали мою совесть.
Как только наша широкая ладья отвалила от причала и ее косой парус наполнился ветром, виды, звуки, ароматы новой и удивительной земли заняли все наше внимание. Если Лукку в основном развлекало отсутствие стен вокруг городов, нас же восхищало буквально все, что мы видели в Египте во время долгого путешествия вверх по Нилу.
Неферту играл роль хозяина, охранника и проводника, он реквизировал сорокавесельный корабль, на палубе которого нашлись каюты для нас с Еленой и его самого.
Вверх по течению могучей реки нас увлекал один-единственный косой парус: Гребцы не требовались. Как я понял, они были не рабами, а воинами и подчинялись не капитану корабля, а самому Неферту.
Я улыбался. Этот весьма цивилизованный человек прихватил с собой сорок воинов – чтобы мы не уклонились от избранного пути. Тонкий намек на силу хозяев обеспечивал спокойствие и не тревожил нас, находившихся под их охраной.
Но если Неферту был способен на подобные тонкости, земля, которую мы видели с палубы корабля, казалась иной: великий Египет скорее вселял трепет.
Жизнь в страну приносил Нил, начинавшийся за тысячу миль отсюда, на далеком юге. Вдали поднимались утесы из песчаника и гранита, за которыми виднелась пустыня. Но вдоль живописной реки тонкой лентой тянулись зеленые поля, качались деревья, поднимались могучие города.
Обычно через египетский город, протянувшийся вдоль Нила, мы плыли целый день. Мимо многолюдных пристаней и амбаров, мимо царских кладовых, к которым тянулись нескончаемые вереницы телег, мимо величественных храмов, лестницы которых спускались к каменным причалам с многочисленными лодками, оставленными богомольцами.
– Это еще что, – заметил Неферту однажды днем, когда вода несла нас мимо очередного города. – Подождите, пока мы доберемся до Менефера.
Мы лакомились финиками, фигами, тонкими ломтиками сладкой дыни. Неферту наслаждался обществом Елены. Он прекрасно владел ахейским и старался не говорить на родном языке в присутствии красавицы.
Она спросила:
– Что это за строения на противоположном берегу?
Я тоже заметил, что города здесь всегда располагались на восточной стороне реки. Однако напротив них, за рекой, обыкновенно находились многочисленные сооружения, иногда врезанные в толщу обрывов.
– Это храмы? – не умолкала Елена, не давая Неферту ответить на ее первый вопрос.
– В известном смысле, моя госпожа, – ответил он. – Это гробницы. Мертвых бальзамируют, перед тем как поместить в них, чтобы они ждали следующей жизни, окруженные вещами и пищей, всем, что потребуется им после пробуждения.
Недоверие отразилось на прекрасном лице Елены, несмотря на то, что я ей рассказывал о себе.
– Итак, ты считаешь, что люди могут прожить несколько жизней?
Я молчал… Я прожил много жизней, много раз умирал, каждый раз воскресая в новых эпохах, в неведомых краях и временах. Не все люди живут больше одной жизни – так говорили мне. И я понял, что завидую тем, кто может сомкнуть свои глаза навеки.
Неферту вежливо улыбнулся:
– Египет – древняя страна, моя госпожа. Наша история насчитывает тысячелетия, восходя к тем временам, когда боги создали землю и даровали мать-Нил нашим предкам. Ты скоро узнаешь, что наш народ больше думает о смерти и последующей жизни, чем о нынешнем существовании.
– Я тоже так думаю, – проговорила Елена, глядя на далекие здания с колоннами. – У нас в Аргосе великолепные гробницы положены лишь царям.
Лицо египтянина расплылось в улыбке.
– Ты еще не видела истинного великолепия. Подожди до Менефера.
Беззаботные дни сменяли друг друга, мы плыли по Нилу, ровный северный ветер надувал наш парус. По ночам мы причаливали к пристаням, но спали на корабле. Лукке и его людям позволяли посещать города, в которых мы останавливались на ночь; стражники Неферту помогали им развлечься традиционным способом – с помощью пива и блудниц. Египтяне и хетты постепенно становились приятелями, – тех, кто вместе пил и делил женщин, на мой взгляд, сложно стравить друг с другом, разве что силой.
Елена подружилась с корабельной кошкой, ослепительно белым животным, расхаживавшим по палубе с истинно царским величием… Она позволяла людям кормить себя, но не всем, а лишь тем, кому доверяла. У египтян все кошки священны, и Елена радовалась, когда кошка разрешала погладить себя.
Однажды утром, едва солнце поднялось над утесами на востоке, я увидел, как вдали вспыхнул западный горизонт. На миг мое сердце замерло: я уже ждал, что свечение расширится, поглотит меня и я предстану перед Золотым богом.
Но этого не произошло. Просто над горизонтом словно далекий маяк светился огонь.
Я не знал, что это. С тех пор как мы оставили дымящиеся руины Иерихона, в мир творцов меня не призывали. Сам же я не пытался в него проникнуть. Я знал, что снова встречусь с ними в Египте, а там либо я уничтожу Золотого бога, либо он погубит меня. Я приготовился ждать.
Но что за странное сооружение встает над западным горизонтом?
– Ты видишь?
Я повернулся, возле Меня стоял Неферту.
– Что это? – спросил я.
Он медленно качнул головой:
– Словами этого не объяснить. Увидишь сам.
Наша лодка поплыла навстречу огням. Мы приближались к городу Менеферу, который длинной цепью величественных каменных строений возвышался на восточном берегу Нила. Храмы и обелиски вздымались в безоблачное небо. Рядом с огромными пристанями любой корабль казался утлой лодочкой. Перед нашими глазами проплывали длинные крытые колоннады, обсаженные пальмами и эвкалиптовыми деревьями, дворцы и сады возле них, даже рощицы деревьев на крышах.
Мы едва замечали это великолепие. Все пассажиры невольно смотрели на запад, поглощенные невероятным зрелищем, которое открылось нашим взорам.
– Великая пирамида Хуфу, – благоговейным шепотом произнес Неферту. Даже он испытывал трепет. – Она простояла уже более тысячи лет. И будет стоять до конца времен.
Перед нами высилась колоссальная пирамида… Ослепительно белая, настолько огромная и массивная, что не с чем было сравнить ее. Вблизи находились и другие пирамиды, а рядом огромная каменная фигура сфинкса охраняла подход к ним. Храмы обрамляли дорогу к великой пирамиде; рядом с ней они казались игрушечными.
Пирамида была облицована белым камнем, отполированным до блеска, – я мог даже различить отражение сфинкса. Верхушка, в которой мог уместиться весь дворец Приама, горела в солнечном свете, сделанная из электра – сплава золота и серебра. Так сказал мне Неферту. Она первой встречала рассвет.
Здесь назначена наша встреча с Золотым богом. Здесь мне предстоит попытаться оживить Афину. Но корабль наш скользил мимо.
Вдруг ослепительно белая поверхность пирамиды медленно начала меняться. На ней открылся огромный глаз, который, казалось, смотрел прямо на нас. На борту послышались испуганные возгласы, я тоже не удержался от проявления изумления. Кое-кто из хеттов упал на колени. По моим рукам забегали мурашки.
Неферту тронул меня за плечо, впервые прикоснувшись ко мне.
– Не пугайся, – попросил он. – На поверхности пирамиды имеются выступы, которые отбрасывают такую тень, когда солнечные лучи падают на них под должным углом. Как солнечные часы, на которых изображен глаз Амона.
