Затем он сказал, что у него есть причины считать нефть не только экономическим продуктом, и стал проводить параллели, которые произвели на меня шокирующее впечатление. Я помню его слова: «Невозможно читать перевод докладов, врученных в 1941 году императорской японской власти, не поняв, что Япония ощущала, что ее выживание является ставкой в игре, когда Соединенные Штаты решили наложить эмбарго на продажу нефти. Они ответили тем, что развязали войну в Тихом океане. Я не защищаю японцев, но я понимаю, что они считали нефть источником энергии, от которого зависела их жизнь и смерть».
«Китай, который лучше остановить сейчас»
Эти слова вызывают немедленную реакцию. За столом все мои соседи приходят в изумление и начинают обсуждать это заявление вместе с Ма. Он внезапно перестает говорить на мандаринском наречии и снова переходит на английский язык:
— Последние слова американца изобличили современное состояние умов руководителей этой страны. Он напомнил об опасности, которую могло бы представить собой усиление китайского военного флота, который был бы в состоянии защитить нефтеснабжение Китая, какое он получает из стран Персидского залива. Один лишь флот подобного размера, по его словам, может считаться «угрозой для США, так как мы принимаем во внимание его возможности, а не его намерения». И он закончил свою речь, заявив: «Я не хочу сказать, что мы вмешиваемся во внутренние дела Китая, но я хочу высказать одну вещь относительно Тайваня: китайскую инициативу по-военному принуждению 24 миллионов граждан можно рассматривать почти так же, как ремилитаризацию Прирейнской области Гитлером в 1936 году или оккупацию Бельгии в 1914-м. Заключение, к которому мы можем прийти, состоит в том, что агрессивный Китай, желающий силой покорить 24 миллиона человек, — это Китай, который лучше остановить сейчас, чем когда будет поздно». Менее чем за час, разобрав этот доклад, профессор Ма дал точную и поразительную картину множества разногласий и противоречий, существующих между двумя странами. Китай, который так долго был в униженном состоянии, остается нацией, идущей к выздоровлению. Глядя на лица людей, сидящих вокруг стола, я понимаю, насколько слова и угрозы американца воспринимаются как пощечина, как камуфляж, как западная спесь. Между этими двумя странами своеобразные отношения. В 1949 году приход к власти Мао вызвал в США огромное волнение: «Кто заставил потерять Китай?» — таковы были заголовки газетных статей, где обвинялась администрация Гарри Трумэна. «Американцы, — заявил мне как-то бывший дипломат из Государственного департамента, — видели в китайцах свой азиатский слепок: гордость, пуританство, работоспособность. Им понадобилось несколько лет, чтобы изменить свое мнение».
Сменилось уже около сорока блюд, которые сопровождались восхитительным вином, произведенным в районе Пекина из лозы бордо. Ма повторяет мне, что «это желание американцев контролировать мировую энергетическую ситуацию для Китая можно считать главной проблемой». Выбор слов плохо скрывает силу его обеспокоенности. Он не верит в энергетический альянс с Россией, хотя Путин и назвал Китай «весомым фактором в мировой политике». Здесь энергетика также находится в центре взаимоотношений между двумя государствами. Например, нефть, которую Россия продает Китаю, поступает по железной дороге — это дорогой вид транспортировки и медленный, его возможности ограничены. Китайцы предлагают построить нефтепровод, достигающий Маньчжурии прямо там, где находятся нефтяные залежи Дацина, к которым будет иметь доступ Япония. Токио отказывается от этого проекта и хочет, чтобы нефтепровод не проникал на территорию Китая, шел вдоль Амура до Владивостока, по берегу Тихого океана: там нефть грузили бы на суда и отвозили на Японские острова. Несмотря на сближение Москвы и Пекина, Токио удалось настоять на своем. Нефтепровод пойдет не в Дацин, а к Тихому океану, в Находку, близкий к Японии порт.
Этот проект является воплощением мечты намного более честолюбивой — той самой, которую наметил и развил Арманд Хаммер. Миллиардер, который сказал мне: «Дела делами, но Россия — это мой романс», 10 июня 1973 года стал инициатором подписания соглашения стоимостью в 8 миллиардов долларов. Его партнеры: «Бэнк оф Америка», первый банк мира, «Бехтель», гигант общественных работ, «Эль Пасо», техасская нефтяная и газовая компания, и объединение японских фирм, которое поддерживает правительство в Токио. Хозяин всей операции — «Оксидентал». По словам президента «Эль Пасо», «Хаммер — единственный, кто может пробить нам путь к Советам». Его цель: провести газ из Владивостока в Токио, затем в Лос-Анджелес, при помощи японцев разрабатывая гигантские месторождения газа в Якутске, в Западной Сибири. Проект предусматривал, что в 1980 году стоимость импорта советского газа составит более 10 миллиардов долларов, и этот газ будет поступать на Западное побережье США и, вместе с тем, в Японию.
«Бумажный тигр»
Проект не был осуществлен по политическим причинам. В 1973 году Китай, казалось, стал выходить из глубокой комы и неуверенно вновь занимать место на мировой арене. Киссинджер и Никсон вели с Мао переговоры об установлении дипломатических отношений, но экономическая абсурдность системы, вывихи «культурной революции» сделали страну нищей и слаборазвитой. В этот период времени, когда война во Вьетнаме была в полном разгаре, китайский лидер Мао, «великий кормчий», чье изображение красовалось на банковских купюрах, назвал США «бумажным тигром». Именно это выражение можно употребить сегодня, говоря о современном Китае.
Профессор Сяоцзюнь Ма, эксперт по национальной безопасности, как и все китайское руководство, принимает участие в этом неотвязном кошмаре: его страна потребляет 7 миллионов баррелей нефти в день, в десять раз больше, чем десять лет назад, и ввозит 60 % необходимого горючего. Танкеры, перевозящие нефть, совершают плавание вокруг материка из пролива Ормуз до Шанхая, а этот путь составляет 12 000 километров. Линии нефтеснабжения сильно растянуты, и американский вездесущий морской флот может в любой момент их перекрыть — например, если произойдет кризис на Тайване. И тогда весь этот карточный домик, который называется «увеличением роста», обрушится.
Китай старается найти точки опоры — ведет переговоры с Пакистаном относительно оборудования порта в глубоких водах, с Бирмой — об установке нефтепроводов и предоставлении морских услуг.
Знаком напряженности, существующей между Китаем и США, могут служить знаменательные слова одного китайского генерала, произнесенные им незадолго до моего приезда. Он утверждал, что, если США пошлют ядерные ракеты на Китай в случае столкновения с Тайванем, Пекин немедленно ответит атомным ударом по западному побережью США. Я спрашиваю у своих собеседников, кто этот генерал. Они обмениваются недоуменными взглядами. Никто не знает его имени.
— В любом случае, — говорит Ма, — это какой-то сумасшедший, у которого нет никакого права вмешиваться в эти дела. Профессор, как и я, прочитал статью, опубликованную 27 июля в «Вашингтон пост». Статья написана Эми Майерс Джефф, которая пишет: «В 1930-х годах взаимное напряжение отношений между США и Японией, возникшее на почве нефтеснабжения, стало причиной приступа паранойи, сыгравшей свою роль в развязывании Второй мировой войны».
Ма проводит неожиданную параллель:
— Япония была настроена воинственно и экспансионистски. Мы стали первой ее жертвой, когда она вторглась в Маньчжурию. А Китай всего лишь хочет иметь возможность развиваться и иметь необходимое количество энергии.
Понимая, что вопрос об энергии является мучительной навязчивой идеей, я спрашиваю его, давно ли китайские руководители сделали энергетику своим приоритетом. Он дает немедленный и чрезвычайно точный ответ:
— Вероятно, они даже не предвидели подобной проблемы, так как большинство из них по своему образованию инженеры.
Уже давно стемнело. Через окно видны очертания Летнего дворца, стоящего на берегу озера. В стране, где место является символом, Мао стал императором: любитель истории, он захотел проиллюстрировать постоянство власти и ее непрерывность, устроив Центральную партийную школу в том же месте, где жили и правили его предшественники, воплощавшие в себе феодальный режим.
Вечер подходит к концу, мы выходим из зала, и Ма провожает меня к выходу. Прямо перед нами находится лужайка, мраморная глыба освещена лучами прожекторов, на ней — цитаты Мао. Я говорю профессору о своем беспокойстве и о своих сомнениях относительно нефтяных возможностей стран Персидского залива, и в первую очередь Саудовской Аравии, соответствовать мировым потребностям. Он смущенно улыбается и говорит:
— Какое счастье, что вы не затронули эту тему за обедом: обстановка, уже достаточно серьезная, стала бы еще мрачнее.
