− Интересно. Все принципы такие противоречивые? − Кирилл заглянул в листок, что позволило ему практически прижаться своей щекой к моей.
− Нет, не все, − я и не подумала уклониться от близости. − В основном, здесь общечеловеческие принципы, правильные. Простые как рельсы. Нормальным людям ничего не стоит следовать таким принципам. «Я не чинил зла людям», «Я не убивал». В список включены принципы, с которыми никто не станет спорить, но всегда есть риск нарушить их − «Я не был причиною слез». Как прожить жизнь, и хоть раз, пусть невольно, не заставить кого-нибудь разрыдаться? Так что простота некоторых принципов кажущаяся.
− Получается, в этой процедуре взвешивания сердец в Дуате был глубокий смысл, − согласился Кирилл. − Безгрешных людей не бывает. Мы все живые, теплые, эмоциональные. Совершаем ошибки. Можем под горячую руку и дров наломать. Устои устоями, а в чем-то да согрешишь против высшей истины. Боги в Дуате и сами грешили напропалую, как выясняется. Поэтому так терпимо относились к человеческим грехам. На их суде важен не сам факт наличия или отсутствия грехов, а сколько их, их тяжесть. Как измерить? Без Пера Маат, действительно, не обойтись. Не с чем будет сравнивать.
Мне показалось, что Кирилл сейчас оправдывает пятнышки в собственной запутанной биографии. От такого орла сложно ожидать ангельского поведения. С другой стороны, не хотела бы иметь дело с ангелом. Это довольно утомительно − жить среди ангелов, когда сама про себя знаешь нечто пикантное. К тому же, ангелы слишком требовательные и непрактичные существа. Замучаешься соответствовать их критериям. Я решила свернуть со скользкой темы.
− У Маат есть очень поэтичные принципы − «Я не ловил в силки птицу богов», «Я не преграждал путь бегущей воде». Я точно не ловила птиц, и не преграждала путь воде. Соответствую на все сто.
− А я в детстве запруды строил, − прошептал Кирилл мне на ухо. − Меня в рай не возьмут.
Уф, не думала, что от шепота может быть так жарко…
Его дыхание в миллиметре от моей кожи. Если немного повернуться, определенно будет поцелуй. Кирилл достоин поцелуя. Впрочем, как и я. Можно сказать, ради этого поцелуя я прожила весь этот длинный, безумный день, только сейчас поняла.
Почему я отстранилась? И тут же пожалела об этом − тормоз, тормоз, девочка-тормоз! Но было уже поздно. Кирилл по-своему понял мою реакцию, и на шаг отступил.
− Кирилл, что ты делаешь на балконе? Почему не спишь? − спросила я, внутренне заклиная «не спи, не спи, никуда не уходи, я исправлюсь, мне нужно время».
− Жду доставку из Интернет-магазина. Твоя новая одежка. Не век же тебе щеголять в костюме медсестры. Хотя мне начинает нравиться. Заказ давно должны доставить. Все не едут и не едут. Неужели революция помешала? Напомнить им что ли?
В этот момент на первом этаже раздался мелодичный перезвон.
− Вот, наверное, это они,− обрадовался Кирилл. − Вспомни − и появятся. Несколько часов ехали. Будешь примерять обновки? Тогда за мной.
Он сделал приглашающий жест и шагнул в свою комнату, а я за ним.
Вдруг дверь в комнате с грохотом распахнулась.
Внутрь вломились вооруженные люди, меньше всего похожие на курьеров из интернет-магазина. Сразу не поймешь, сколько их. Все те же громилы в темных одеждах, одинаковые как роботы. Разумеется, с автоматами − наверное, они с ними родились. Удивительно настырные личности. Кирилл ногой выбил автомат из рук ближайшего нападавшего, впечатал в стену следующего и заорал мне:
− Беги!
Куда бежать? Я хотела помочь Кириллу. Вдруг, если я пугану их браслетом Маат, громилы разбегутся в разные стороны? Я успела сделать только шаг к Кириллу. Сзади меня обхватили крепкие руки − не вырваться. К моему рту прижали кусок рыхлой ткани. Извиваясь и брыкаясь, я попыталась укусить вражескую руку, но, вдохнув исходивший от ткани дурман, рухнула в небытие − недавно такое долгожданное, но такое неуместное сейчас.
Часть 22
Я пришла в себя в очень странной комнате. Почувствовала щекой гладкий, и холодный каменный пол. Перед глазами трепетали сотни маленьких искр. «Браслет!» − спохватилась я. Нет, он руке, практически у меня перед носом. Я держусь руками за голову. В голове шевелится сладкий туман, хочется плакать и спать, плакать и спать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Искры перестали кружиться, превратившись в огоньки множества свечей, расставленных вдоль стен вперемешку с фигурками, маленькими деревянными болванами, которым кто−то начал придавать человеческие черты, да бросил на полдороге.
Рядом женщина резко и зло заговорила на арабском. Ей отвечали мужские голоса − сначала пренебрежительно, но потом, под напором ее скороговорки, растерянно. Женщина присела рядом со мной:
− Эй, русская, ты жива? − знакомый голос.
Рахема, это она! Постанывая, я повернула голову. Я не сразу узнала девушку без формы медсестры. Теперь на ней были коричневые узкие штаны, простое бежевое платье с длинным рукавом и свободно уложенный вокруг шеи голубой шарф.
− Где мы? − рот словно набили ватой. Так сложно шевелить языком, произносить слова, а выплюнуть вату нет сил.
Она не стала объяснять. Она попыталась меня поднять − не без успеха, руки у девчонки были сильные. Не иначе в своей больнице натренировалась, перетаскивая с места на место пациентов.
− Вставай! Можешь идти сама? Лучше сама, а то они тебя потащат. Они с женщинами не церемонятся. Бросили на холодный пол, звери. Чтоб их шайтан забрал.
− Зачем вставать? Я умерла?
− Не в этот раз, не спеши, − Рахема помогла подняться и крепко обхватила за талию, забросив мою руку себе на плечо. − Сейчас хлороформ отойдет, и станет легче.
− Хлороформ! Вот сволочи, − простонала я. − Что за фигурки повсюду?
− Ушепти, те самые. Так здесь пытаются запутать богов, чтобы они не нашли к нам дорогу.
Подпирая друг друга, мы стояли перед выходом на узкую лестницу, которая вела куда-то вверх. Рядом мялись два громилы в черных штанах и таких же рубашках, наглухо застегнутых. Не помогали, но вроде и мешать не собирались.
Рахема права − вроде стало легче. Гамбургер, который я слопала на ужин, перестал проситься на волю. И огоньки перед глазами больше не кружились, не дрожали, они выровнялись, лишь изредка и тепло кивая мне, как доброй знакомой.
− Разве бандиты не боятся браслета Маат? − слова давались с трудом, приходилось тщательно выговаривать каждое.
− Боятся, не волнуйся, − успокоила Рахема.
− Почему же тогда меня побили?
− Тебя не побили, ты спишь. Владельца браслета Маат нельзя убить и покалечить. А усыпить можно. Вот тебя и усыпили.
− Недоработка! − запротестовала я. − Не продумали ваши боги до конца с этим браслетом.
− Тебя не спросили! Молчи, не зли охрану. Шевели ногами, а то я сейчас упаду. Ты совсем не пушинка, − Рахема упрямо тащила меня по лестнице.
Что есть, то есть, к диетам не приучена.
− Где мы? В больнице?
− Ага. А там внизу остались санитары, все в черном. Полина, не трать силы. Они тебе еще понадобятся. Сейчас сама все узнаешь. Потерпи, − взмолилась Рахема, отчаянно пыхтя.
Если впереди не ждет ничего хорошего, я готова потерпеть хоть год.
Мы целую вечность ползли по витой лестнице, которая, в итоге, вывела к внушительной деревянной двери. Рахема толкнула ее ногой. Свет неожиданно резанул глаза. Я невольно прикрыла лицо ладонью. Рахема доволокла меня до кресла, куда и возложила мое вялое тело с явным удовольствием, что, наконец, избавилась от ноши. Она протянула мне стакан воды. Я сделала несколько глотков, и вроде как прозрела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Зала с несколько хаотичной расстановкой столов, диванов и кресел подавляла размерами. Повсюду маленькие фигурки − каменные, деревянные, глиняные, гипсовые. Сотни фигурок − на столах, подоконниках, вдоль стен, словно я попала в дом к сумасшедшему коллекционеру игрушечных солдатиков. Теплый электрический свет дополняли горящие свечи, расставленные среди фигурок. Возникло неприятное чувство, что в этом зале происходит загадочный колдовской обряд, а тебя собираются принести в жертву неведомому беспощадному идолу. «Мясные жертвоприношения» вспомнились. Вдруг в этом гостеприимном месте их тоже не пропускают, как советуют принципы Маат?
