узнать, ужинали они в тайском ресторане или нет. Смерть Алекса наступила от 19 до 21 часа, в этот промежуток. Поэтому их передвижения интересуют меня именно в этот период. Ты что-нибудь знаешь о том, какой системой видеонаблюдения оборудован торговый центр?
– Если и знал, то уже давно забыл, мы сдали объект восемь лет назад, – пояснил Борька, – зачем мне помнить, это для меня лишняя информация. А вот директор управляющей компании знает все и о системе видеонаблюдения в целом, и о том, какие именно торговые точки и предприятия общепита имеют камеры и как именно они расположены.
– Как мне с ним поговорить? Ты можешь сделать мне рекомендацию?
– Я могу отдать ему распоряжение, – поправил Борька, – эта управляющая компания входит в наш холдинг.
Мы снова принялись за котлеты, пока они не остыли.
– Нет, я не могу поверить в то, что человечество когда-нибудь по доброй воле откажется от этого, – сказал мой друг и указал жестом на блюдо, на котором его дожидались еще одна котлетка и пара кругляшков золотистого, зажаристого кабачка, – этого не может быть.
– Может, – печально выдохнул я, – хотя насчет доброй воли я бы не стал спорить. Настает тот период, когда желание человека уже не имеет никакого значения.
– Значит, воспользуемся моментом, пока все это нам еще доступно, – заметил Боря. – Насчет «Ассамблеи»… Если хочешь, я позвоню, и мы подъедем туда прямо сейчас, или я договорюсь, и мой человек будет ждать тебя завтра.
– Время уже почти нерабочее, вряд ли твой человек сейчас находится в торговом центре.
– Ты исходи из того, когда тебе надо. А остальное предоставь мне, хорошо?
– Пожалуй, будет лучше, если я подъеду к нему завтра утром, – по некотором размышлении заключил я, – сегодня я хотел бы задать один вопрос своей дочери. В непринужденной обстановке.
Дома все вышло даже лучше, чем я себе представлял. Едва переступив порог, по запаху, исходящему из кухни, я понял, что Рита снизошла до приготовления куриного супа, и еще в прихожей меня ждал вопрос о том, собираюсь ли есть. Это было скорее удивительно, ибо до собственноручного приготовления ужина жена в последнее время снисходила далеко не каждый день. После рыбных котлет из «Матрешки» на ее куриный суп я уже и смотреть не хотел, но и обижать женщину тоже было не за что. Я признался, что поужинал на работе, с Борькой.
– Чем же вы ужинали? – равнодушно спросила Рита.
– Рыбными котлетами, – так же равнодушно ответил я.
– Хоть бы раз нас с Алисой пригласил, что ли? Нам порой тоже хочется чего-нибудь этакого…
Вот оно! Упускать случай было нельзя!
– Рит, но ты же не приглашаешь меня поужинать, когда делаешь это вне дома. Из этого я сделал вывод, что моя компания тебе не так уж интересна, не хотел навязываться.
– Это когда же я ужинала вне дома и не пригласила тебя? – растерялась жена.
– Ну, например, когда ты покупала какие-то ботинки в «Ассамблее». Алиса сказала, что вы собираетесь поесть в тайском ресторане. И я не оказался в числе приглашенных.
– Но мы не ужинать ходили, а обувь покупать, это большая разница, – густо вспыхнула моя жена, – еда – это уже скорее заодно…
– Да я не обижаюсь, не подумай, ешь, где тебе удобно. Имеешь право, – с этими словами я пошел в комнату своей дочери, но сквозь мозаичное стекло двери свет не пробивался. Хорошо, подождем.
Алиса появилась около одиннадцати, и сразу возле нее возникла ее мать. Она задавала вопросы и суетилась вокруг девочки так, что дала мне лишний повод думать о том, что я не зря собирался задать дочери интересующий меня вопрос. В конце концов, я отстранил Алису от матери, взяв ее за локоть, и довольно грубо сказал:
– Рита, дай мне минутку, потом будете говорить о чем хотите.
Когда мы остались одни в комнате Алисы, она несколько секунд нервничала, не понимая, что мне от нее нужно.
– Не дергайся, цыпленок, – криво улыбнулся я, – я тебе задам только один вопрос, ты ответишь, и на этом все.
– В чем дело, папа? Я ни в чем таком не замешана, никакие запрещенные мероприятии не посещаю, и я имею право приходить домой в такое время, даже полуночи еще нет, тебе не кажется, что ты перегибаешь палку?
– Нет, цыпленок, меня интересует другое, – я уселся за ее рабочий стол. – Ты помнишь тот вечер, когда ты пошла с мамой покупать обувь в «Ассамблею»?
– Ну в общем и целом, – растерянно ответила Алиса.
– А точнее? Помнишь или нет?
– Ну, па, у меня сейчас все дни и вечера похожи друг на друга, – затянула свою песню дочурка, – мы никуда не ездим, у нас так мало развлечений. У меня уже все слились в одну вереницу. А ты хочешь, чтобы я вспомнила что-то конкретное.
– И все же постарайся, – настаивал я, – где вы тогда с мамой ужинали? В тайском ресторане?
– Ну да… – окончательно потерялась моя дочь.
– Что заказывали?
– Не поняла…
– Повторяю вопрос: что вы ели? Конкретно. Что вы ели? Какой был ваш заказ? Мне это надо знать.
– По работе, что ли? – Алиса, кажется, свободно вздохнула.
– По работе, конечно, – подхватил я, – итак, что вы ели?
– А ты что, открываешь тайский ресторан? Тебе-то зачем их меню?
– Ближе к теме, дочурка.
Алиса смутилась. Глаза ее забегали, на губах появилась дурацкая ухмылка.
– Может, я позову маму, и она тебе ответит? – предложила она.
– А может, тебя там просто не было?
Мою девочку будто ошпарили кипятком, и мне даже стало ее жалко. Ее поймали на вранье, и ей уже представлялись страшные картины: как выкручиваться между отцом и матерью.
– Как тебе между Сциллой и Харибдой, бедная девочка?
– Па, я-то что? Думаешь, мне так охота было с ними там сидеть, слушать их нудные разго-воры?
– Чьи? Не понял. Ты сказала, что вы были с мамой, а теперь упоминаешь ее во множественном числе. Это как понять?
– Ну мама встретила нашего Виталика в торговом центре, сказала, что мы идем обедать в тайский ресторан, он выразил желание присоединиться, а я сочла, что лучшего повода ускользнуть у меня уже не будет. Ну что тут криминального? У вас свои разговоры, мне от них тошно и скучно. Я просто смылась.
– А где вы встретили Виталика?
– Его мама встретила, пока я заходила в «Бьюти-лайн». Когда я вышла, она сказала, что они с Виталиком случайно столкнулись, и он уже пошел заказывать столик. Ну тут я и слиняла.
– То есть сама своими глазами ты Виталика не видела?
– Нет.
– И мама не возражала,