ГЛАВА ПЯТАЯ
Всех друзей-станичников в полк привел Синицын,Сам же дальше мчался серым большаком…Только занялася ранняя зарница,Комполка увидел на пригорке дом.
Людно возле дома. Ходят часовые.А в одном окошке — ясный огонек…Как снежинки тают звезды голубые…В парке на деревья падает снежок…Входит в штаб Синицын.Вдоль по половицамТянется упрямо провод полевой,И у всех связистов радостные лица:Нынче заработал телеграф с Москвой.
«По какому делу?» —Спрашивал суровоАдъютант кудрявыйОчень юных лет…И его вопросом комполка взволнован:
«Мне бы к командарму…»— «Вызывал вас?»— «Нет!»— «Он сегодня занят».— «Подожду, понятно…»— «Ждать придется долго…»— «Буду ждать хоть год…»
А кругом сегодня — радостные лица…Адъютанта голос слышен в тишине:«Ваша как фамилия?»— «Комполка Синицын».— «Почему ж вы сразу не сказали мне?Мне вчера приказано: только возвратитесь —Доложить немедленно…»Приоткрылась дверь.Улыбнулся Фрунзе.«Наконец-то, витязь…Ну, о чем же будем говорить теперь?»— «Я сейчас от Береста…»— «Знаю… доложили…»— «Кто сказал?»— «На фронте всё известно нам».— «Берест впрямь изменник: чуть что не убили…»— «Было б очень глупо».— «Понимаю сам».
Фрунзе молча ходит по широкой комнате,Свою думу думает…(Синева в окне…)«Что ж, ребята, помните —Нынче время грозное, вся страна в огне».
Фрунзе подал руку, и ушел Синицын…А назавтра ночью в полк пришел приказ:Начинать погоню по степным станицамЗа белобандитами… Не смыкая глазНочь провел Синицын… В каждом эскадронеГоворил с бойцами, осмотрел коней…Началися сразу злые дни погони —Не знавал Синицын беспокойней дней…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В том году раздольном оренбургской степьюДнем и ночью темною двигались полки.Эскадроны грозные, растянувшись цепью,Вплавь переплывали ширь любой реки.
И среди степей тех Берест триста сабельВел из Липц упорно в дальние края,С кулаками пьяными песенки гнусавил,Против войска Фрунзе злобу затая.
Но за ним погоня по пятам скакала,Полк свой вел Синицын по краям родным,Черными пожарами даль его встречала,И тянулся степью горьковатый дым.
И метался Берест по степям, по кручам,Словно волк матерый, чувствуя беду,И с его отрядом по камням горючимШла вослед телега на простом ходу.
В той телеге тряской ехала Варвара,Спит, глаза открыты — всё ей снятся сны.Будто синим отблеском звездного пожараГлаза ее глубокие вдруг опалены.
Мчался в бой Синицын. В память дней минувшихПики вдруг затенькают, пули запоют…Кони ли ретивые, истомясь в конюшнях,Землю оренбургскую злым копытом бьют?
Не забыть Синицыну той минуты страшной:Вдруг он видит Береста прямо пред собой.Встретилися сабли в схватке рукопашнойИ скрестились сразу, как судьба с судьбой.
Но бандиты дрогнули и умчались в бегстве,Двух врагов свирепых сеча развела.Задрожал Синицын — будто шашка в сердце,Берестова шашка в поздний час вошла…
Степи опустели, будто сено скошено,И лежат убитые на сырой земле.Только конь контуженный стонет суматошно…Нету рядом ворога.Он один во мгле…
И опять над степью шла в те дни погоня,Берест в страхе мчался в дальние лога,А вослед летели отборные кони:То Синицын, хмурясь, догонял врага…
Умер утром мальчик — первый сын Варвары,Берест бросил тело в пожелтевший снегИ опять по темным, диким крутоярамПродолжал в ту зиму свой шальной побег.Но погоня близилась, и кольцо сужалосьНа пылавших ярко молодых снегах.Час пришел — и вспыхнула, темная, как жалость,Зорька ошалелая на седых холмах.
«Что ты плачешь, Варька? — говорит ей Берест.—Позабыла б лучше горькие потери,Всё равно кончается наша кутерьма,Я и сам-то, кажется, стал сходить с ума…»
— «Плачу оттого я, что былые раныНе отжечь огнями, не отмыть водой…Ненавистник рыжий, с твоего обманаЖизнь моя несчастная стала горевой.Только лжой наносной сердце не насытится,Я пошлю в станицу нашу челобитьице:„Отпишите Вареньке: снова ль над станицамиЗапевают девушки песню о Синицыне…“Ненавистник рыжий, слышишь: скачут кони,То за нами поиск мчится по степям…»
Подымался Берест, плюнув на ладони,Саблею ударил по густым кудрям.
И упала Варя прямо в снег нарытый,Прямо в снег, пылавший голубым огнем.
Мчался Берест с бандой — цокали копыта,А вослед Синицын мчался в поле том.
И зарыл он Вареньку на холме высоком…Отовсюду к склонам подступает степь.Ходят птицы странные — хоть с орлиным оком,Но по-соловьиному могут они спеть.………………………………………Вечно будем помнить фронтовые годы.Синяя поземка на заре метет,Скачут эскадроны, и уходят взводы,Вновь идет Синицын в свой большой поход.Снова вместе с Фрунзе пролетать заслоном,За Москву родимую проливая кровь,Только разве изредка на холме зеленомВспомнится негаданно горькая любовь…
ЭПИЛОГ
Три отряда было войск казачьих, —Память их жива в старинном круге…Не о том ли вороны судачат…Первый снег желтеет в Оренбурге…
То не ветер с юга в полночь реял —То ночное зарево пылалоВ час, когда на тихие деревьяСвет зари ложился тенью алой,
В час, когда Синицыны — два брата,Казаки из тех степей былинных —О годах, прошедших без возврата,Вспоминали у станиц старинных.
Говорил тогда Егор Синицын:«Как в отлете гуси-несчастливцы,По блескучим голубым зарницамЯ ищу заветный путь на Липцы.
В Оренбурге звонко плачут трубы,И грустят друзья по Приуралью.Поцелуй меня, казачка, в губы,Как помру — накрой пуховой шалью, —
Чтоб лежал я средь степи широкой,Распростерт под крыльями заката,Где Варвара спит в земле глубоко,Где я с Фрунзе проскакал когда-то».
1939
231. ПОВЕСТЬ О КУЛЬНЕВЕ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ДЕНИС ДАВЫДОВ ПРОЩАЕТСЯ С МОСКВОЙ
Шли обозы с утра вдоль снегов подмосковных,Переулки бегут — им названия нет,От луны желтый свет на сугробах неровных,И за окнами тает лазоревый свет.
В полутьме карантин и деревья бульвара,Вот шлагбаум, вздыхая, поднял инвалид,Едут в низеньких санках два синих гусара,И Денис, чуть взлохматив усы, говорит:
«Видно, мне суждено быть смертельно влюбленным,Ведь былое ушло, примелькалось, как сон,Только вспомню глаза с тем оттенком зеленым —И опять навсегда безнадежно влюблен.
Разве можно забыть эти смуглые плечи,Чуть приглаженный локон, совсем золотой?Подойдешь, поглядишь, и покажется — нечемИ минуту дышать тебе в зале большой.
Горе видеть ее, горе вовсе не видетьЛебединую шею и грудь с жемчугом,Кто меня мог еще так надменно обидетьИ улыбкой одной искупить всё потом?
Вот пахнуло из труб дотлевающим торфом,Над Москвой разнесло голубую пыльцу…А давно ли еще я скакал под Вольфсдорфом —Опишу как-нибудь тот урок сорванцу…
Ведь за Выборгом снова теперь неспокойно,На суровых просторах финляндской зимы,Испытанье пришло — приближаются войны,Те, в которых умрем иль состаримся мы.
Собирается снова наш круг знаменитый:Славный Кульнев, Раевский, Тучков и Барклай.Наше время приспело! И топчут копытаМиллионом озер призывающий край.
Там и Багратион… Что другим не по силам,По-суворовски просто вдруг сделает он, —Для меня неизменно он будет АхилломВ Илиаде уже наступающих войн…»
В переулке огни. И теснятся кареты.От резных фонарей на снегу полоса.Строгий мрамор колонн. Вензеля и портреты.Старый польский гремит, и слышны голоса.
Синий выступ окна полукружием вогнут.И проходит Денис мимо круглых столов, —Он в широких чикчирах, и ментик расстегнут,И топорщатся черные стрелки усов.
«Что ж, Денис, уж теперь не грусти, не печалься,И любовь отошла, как недавняя быль,Ведь с другим она здесь — то закружится в вальсе,То, глаза опустив, начинает кадриль…»
«Объяснись!» — «Не хочу. Танец мне был обещан!Мы уедем сейчас…» — «Нет, Дениска, постой».— «Почему?» Из-за плеч улыбнувшихся женщинПромелькнул ее локон, такой золотой…«Лучше жизнь в боях, с фланкировкой, со славой,Если слову любимой и верить нельзя…»— «Что ж, в сугробах есть дом за Тверскою заставой —В этом доме давно ожидают друзья…»
Беспокоен приятель. «Печалишься, юноша?»— «Нет, клянусь, не грущу!» — «Что же, едем скорей!Мы в приятельском споре за чашею пуншаПозабудем сейчас о невзгоде твоей…»
Вот и дружеский дом выплывает из мрака.Круг друзей неизменен и праздничен весь.Из лимонного сока, воды и аракаНа широком столе зажигается смесь.
И почти до утра холостая попойка,Разговор о любви и о близкой войне.«А не время ль теперь? Ведь заказана тройка.Попрошу иногда вспоминать обо мне…
Знаю, там завоюем отменную славу,На далеких ботнических злых берегах,Может, я не убит был под Прейсиш-Эйлау,Чтоб погибнуть в бою на финляндских снегах».
Кони поданы. Тонко звенит колоколец.Расставанья пора. Песня. Топот копыт.Мимо белых оград, мимо сельских околицПо дороге на Тверь снова тройка летит…
ГЛАВА ВТОРАЯ
