ПОЭМЫ И ПОВЕСТИ В СТИХАХ
228. СТАРИННАЯ ПОВЕСТЬ
Эту горную цепь называют давно Кирчхловани,На холодной заре золотые дымятся зубцы,И предание есть, будто там, где тропа великанья,Три столетья уже и поют и пируют отцы;
Будто ходит по кругу бараний особенный рог,В нем ячменная водка, стародавнее горькое пойло,В этот сумрачный край нет ни троп, ни проезжих дорог,Там цветы не растут и трава жестковата, как войлок;
Будто древний охотник на туров в том крае погиб…И следы его видели в полдень старинные люди,И сложили рассказ, и мечтали порою о чуде,И искали в горах, где тропы заповедный изгиб.
Но вернуться не мог он: погиб или просто осталсяДоживать свои дни в этих черных расщелинах скал,И поют старики о великом мученье скитальца,—Я рассказы о нем на полночном привале слыхал.
Что-то русское сердце влекло в эти черные горы —От медлительных рек, от степей, где шумят ковыли,От равнины седой, уходящей в глухие просторы,От песчаника злого владимирской нищей земли.
И недаром теперь столько песен слывет о Дарьяле,И недаром отцы про погибельный пели Кавказ,На привале ночном, где пожары зари догорали,Повторяли порой про дружинников русских рассказ.
Был тот вечер в горах словно тихое стойбище сказки,Неба черный клочок над моею темнел головой,И паслись наверху облака разноцветной окраски,Как овечьи стада, уходившие в край голубой.
В той ночной тишине грозный гул, словно рушится поезд:То с обрывов летят, как дикарские стрелы, ручьи,—Где же древний охотник? Вовеки не кончится поиск.Где твой лук молодой? Где каленые стрелы твои?
Много песен у нас о грузинской царице Тамаре,—Что же, сыздавна славилась горного края краса.Во Владимир Залесский, с облаками пролетными гари,Где на синих озерах кропила заря паруса,
Где с далекой поры гости бредили Суздальской Русью,О Тамаре пошла с опаленного юга молва.Молодой русский князь всё мечтал о красавице с грустью,Возле кротких березок твердил роковые слова.
Отшумел листопад, и на юг снарядили посольство,Все леса, да пески, да покрытые чернью поля,Сотни рек перешли, и нежданно становится скользко,Горы выросли вдруг, словно горбится с гулом земля.
И рассказы дошли до родного Залесья, до самыхОтдаленных погостов, где бьют родники и ключи,Что царица Тамара в ущелье построила замок,Где слуга-эфиоп носит огненный пояс в ночи.
Князь уехал туда, стал он мужем Тамары-царицы.Далеко во снегах меркнет пасмурный суздальский день,В заповедном ущелье звезда голубая таится.То ли облако там? То ли сосен высокая тень?
Только время прошло — полюбила Тамара другого.Что же, в пропасть лететь? Или пить, как вино, забытье?Не нашлося ему ни ответа, ни песни, ни слова,—Он с войсками пошел на прославленный город ее.
Воевал он с женой, но томила любовная мука,Вспоминались ему и улыбка, и тонкая бровь,Вспоминалась Тамара, всё видел он узкую руку,Видел крашеный рот, напевавший порой про любовь.
А потом он ушел в эти горы, где гнут КирчхлованиЗолотые зубцы, словно гребни стены крепостной,Где проносятся туры и красного света мельканьеОслепляет глаза за высокой узорной стеной.
Мне старик говорил, что в году позабытом, далекомТам охотник скакал, подымающий к небу копье.Если гром громыхает в безоблачном небе высоком —Это он говорит, повторяет он имя ее.
Но настанет пора, распадется во мраке громада,Станут копьями вдруг золотые зубцы этих гор,И в полуденный зной упадет на долины прохлада —Это всадники с ним пронесутся в бескрайний простор.
Никогда не умрут те, чье сердце любовью горело.Хоть проходят века — и крошится на солнце гранит,—Их копье не возьмет, не пробьют их каленые стрелы,Их, как солнце в огне, беззакатное время хранит.
<1938>
229. ИВА
1
Степь легла от ОренбургаГолубой межою,Туча черная, как бурка,Висит за рекою.
Далеко в степи кайсацкойКовыльное поле,А попутчик машет шашкой,Поет он о воле.
Иль увидел он в долинеАул неприметный?Ночь над озером раскинетШатер разноцветный.
Звезд на небе очень много,Да не легче горю,Пролегла в песках дорогаК Аральскому морю.
То в долине, то в оврагеНетронутой новьюСкачут конники к ватаге,К рыбацкому зимовью.
Дождь в краю том несчастливомПахнет горькой солью,Снова путь ведет к обрывам,К тихому раздолью.
Над тобой горит зарница,Сторона глухая,Скоро ль весточка примчитсяИз родного края?
Враг решил меня обидетьВ грозную годину,Как хотелось бы увидетьМою Украину…
Снова юность призываетМолодою речью,Плывет туча грозоваяНад старинной Сечью.
Ты неси ее далече,За поля седые,В этот тихий, ясный вечерНеси до России.
Чтобы барщины, недолиНе было в помине,Светлой воли в чистом полеДала б Украине.
…Так Шевченко едет степью,Оренбургским склоном,По тому великолепью,По кустам зеленым.
Саксаулы ночь колышет,Гуси мчатся к морю…Вдруг Тарас Григорьич слышит:Проиграли зорю…
Вон костры горят в тумане…После злой погониСпит солдат на барабане,И заржали кони.
А трава в ту ночь примятаКолкими дождями,У заснувшего солдатаРанец за плечами,
Ус, прокопченный махоркой,Подбородок бритый…С чистою водой ведеркоПопоной закрыто…
Расседлали коней, тотчасУ костра заснули,На просторе звездной ночиШатры потонули…
2
Ночью сон поэту снится:Лодки за горою.Днепр широкий серебритсяЛунною порою.
Будто кто-то снова кличетДавнюю отраду:«Тече річка невеличкаЗ вишневого саду».
Вновь пройти б вишневым садомНа ранней зарнице…Просыпается, а рядомЛишь зола дымится…
Стук немолчный барабана…На краю обрываЧья-то песня из туманаКличет сиротливо:
«У степу могилаЗ вітром говорила:Повій, вітре буйнесенький,Щоб я не черніла…»
Может быть, земляк давнишнийТот солдат усатый,И встречались с ним под вишней,За отцовской хатой…
Снова едут по равнинеОренбургской степью…Словно каторжник, он нынеК ней прикован цепью…
Веял ветер с лукоморья,Туманились дали,А за тощей речкой ОрьюКовыли мелькали.
И молчал он, лоб нахмурив,В этот день суровый…
На Урале город Гурьев,Край солончаковый…
3
Словно в ночь набедокурив,Разошлися тучи,Обступили город ГурьевНебесные кручи.
И струится над землеюСвет зеленоватый,Белы скаты за рекоюКак родные хаты.
Как полынь, сухая горечь,Желтый край обрыва…
«Погляди, Тарас Григорьич,Под копытом — ива…»
И глядит он: на дороге,Черной, каменистой,Хоронясь за холм отлогий,Прутик лег пушистый.
Ах ты, ива, словно в детстве,Смотришь, в воду свесясь…Колдовал в родном соседствеОшалелый месяц…
Не забыть вовек былого,Молодого круга, —Словно встретилася сноваДавняя подруга.
Взял он иву-полонянку,К седлу приторочил,На разводьях спозаранкуПуть в степях короче.
4
То ли месяц на крыльцоСмотрит ночью пестрой?То ль колодника лицо,Изрытое оспой?
«Наметет метель снега,Истомивши мукой,И вопьется в грудь нудьгаЛютою гадюкой.
Днепр, не ты ли обо мнеПлачешь ночью снежной,В незабвенной стороне,Мой крутобережный?»
Будто хата на Днепре,В Гурьеве стоянка.Выходила на зареДевушка-белянка.
Волны светлые кудрей,Гребешок узорный,Платье светлое на ней,Полушалок черный.
Отчего ж теперь слезаГрусти одинокойНабежала на глазаС милой поволокой?
На приезжего глядит,Смотрит сиротливоИ задумчиво твердит:«Ива моя, ива…»
5
А на речке парус вьется,И паром помчали;Жаворонком он зоветсяНа реке Урале.
И на полных парусахЖаворонок мчится,На рассеченных волнахУзкий след струится…
А на жаворонке томПогонщик верблюжий,Он с верблюдом-горбуном,Рыжим, неуклюжим…
Над обрывом каланча,Свет полудня яркий,И вступил на солончакКараван бухарский.
Словно моря белый вал,Над ковыльной степьюВечер звезды собиралОхотничьей сетью.
Поздним вечером сидитУ костра бухарец,Гость заезжий говорит,Как он жил, мытарясь…
О минувшем, о быломВспоминает сноваИ грустит над чугункомБараньего плова.
Не растает на ветруПолынная горечь,Подошел к тому коструТарас Григорьич.
Но белянка у межиВстретила нежданно.
«Как зовут тебя, скажи?»— «Я зовусь Оксана…»
— «Так подругу юных летЗвал я ненарокомТам, где пляшет лунный светНа Днепре широком.Ты откуда?»
— «Где ИрпеньВьется вдоль садочка,Я встречала светлый день,Солдатская дочка.Чумаки идут в поляХолодной порою,У криницы тополя,Ивы над рекою.Есть поверье в Ирпене:Муж с женою жили,Муж скончался на войне,А жену убилиШляхтичи и закопалиВ тесную могилу,Сапогами затопталиМолодую силу…В мае солнце разгоралось,По его призывуИз могилы подымаласьПлакучая ива.Как убийцы увидалиПлакучие ветви,Над могилой замелькалиСабли на рассвете.Но повсюду, где леглиВетви прихотливо,Подымались из землиМолодые ивы.И качали, пригибаясь,Над тоской дорожекСто заплаканных красавицСеребро сережек.
И бежали люди злыеС Украины. НынеПомнят лирники слепыеО лихой годинеИ об иве в Ирпене,Как ее губили,Как той иве по веснеРуки разрубили,
Как из рук ее тогдаВырастали ивы, —Ныне ивушка светла —Назвалась счастливой».
6
Сказки милой старины…«Спасибо, Оксана…Были нашей стороныТвержу неустанно.
Мне остаться здесь нельзя —К Аральскому морюГарнизонные друзьяПоведут, не спорю.
Но когда в тревожный часСтанет сиротливо,Сразу вспомню твой рассказ:Не погибла ива…»
7
Грустен порт Новопетровск,Невесело море.Вытянешься в полный ростНа седом просторе.
Гарнизонный огород,Безлюдное поле…Там и дикий мак растет,Будто не на воле.
Ветку ивы посадилНа лугу открытом.(Конь на бедную ступилВ Гурьеве копытом.)
Время вышло, по веснеИва распустилась,Милосердной сединеС грустью поклонилась.
И любил возле нееБыть Тарас Григорьич,Пить, бледнея, забытье,Полынную горечь.
Говорил он ввечеру,Над обрывом горбясь:«Эта ива на ветру —Нашей жизни образ.
Не убьют ее враги…Там, на Украине,Друг далекий, помоги,Отзовися ныне…»
1939
230. ОРЕНБУРГСКАЯ ПОВЕСТЬ
