ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЕНЬ БОЯ
Снова лед под ногой. Ветра нет на заливе.Цепью тянется полк вдоль крутых берегов.Днем слепило глаза в бесконечном разливеШироко разметавшихся ярких снегов.
А сейчас уже ночь. Над привалом суровымТишина. Чуть доносится топот коней.И над вражеским лагерем, в дыме багровом,Перекличка и блеск бивуачных огней.
Но потом голоса замолкают. МельканьеОтдаленных теней. Низко стелется дым.А гусары, кряхтя, прорубают клинкамиПереход для коней над обрывом крутым.
Перешли. И раскинули стан. И заснули.Не спеша дотлевает костер на снегу.А солдат одинокий стоит в карауле,Глаз не сводит с огней на чужом берегу.
Кульнев скачет по льдам. И за ним ординарец —Молчаливый пермяк Ерофеев Семен…Сколько прожили рядом, в походах не старясь,Сколько вместе отбили мортир и знамен!
То, что было давно, не помянут с укором,Много раз он в боях командира спасал,В молодые года слыл он ловким фланкером —И с турецкой войны на щеке полоса.
Пусть под Прагою штык ему грудь исковеркал,Но зато командира он спас… По снегамМолча скачут теперь, повод в повод. Поверка.И выводит тропа к бивуачным огням.
Усмехнулся Семен. Значит, снова в разведку,Прямо в лагерь чужой, не замедливши шаг…Только треск, если конь вдруг наступит на ветку, Только смерть, если сразу спохватится враг…
«Что такое, Семен? Почему издалекаСтолько мнилось огней, а теперь, погляди,Кое-где пламя сразу как будто поблекло,Хоть прищуришь глаза — не видать впереди.
Может, это уловка?» Молчит Ерофеев.И на самом-то деле никак не понять…Перелеском глухим, снег пушистый развеяв,Кони к вражьему лагерю скачут опять.
Но никто не окликнул… Хоть голос… Хоть окрик…Хоть бы выстрел шальной… Ничего… Тишина…
Молча слезли с коней — перепуганных, мокрых…И по снегу пошли… На распутье — сосна,А за нею — завал… Снег примятый… ШалашикИз сосновых ветвей… Мертвый конь у костра…«Эта хитрость, гляди, хоть кого ошарашит,—Тихо Кульнев сказал. — Чтоб не ждать до утра,Отошли они в ночь, а костры для обманаРазвели,— дескать, вот оторвемся от них,—Удивится-де Кульнев, на зорьке нежданноНикого не сыскав у завалов пустых…
Но не будем мы ждать… И немедля — в погоню…»Неспокойно, а ветер с полуночи смолк.…………………………………Вскоре в лагерь вернулись. Команда: «По коням!»…Через час на рысях уже тронулся полк.
И в погоне всю ночь… На рассвете по взморьюВышли к Ботнике. Древних времен крепостца.Старый замок в горах, весь раскрашен лазорью.И обрыв надо льдом — три гранитных кольца.
И драгуны врага рассыпаются быстро.Нарезные мортиры в снегу. ТрубачиПроиграли атаку. Внимание! Выстрел…Шашку в руки… Руби, налетай и топчи…
…Кульнев был впереди. Так, не выпустив трубкиИзо рта и в любимом цветном колпаке,Молча врезался он в то беспамятство рубкиС верной шашкою в поднятой кверху руке,И его окружают немедля. С размахуОтбивается он. Рядом пика свистит.Слышен голос родной. Промелькнула папаха,И галопом Семен на подмогу летит.Снег в крови. Раздорожье. И с яростью дикойДвое скачут на них — но с коней кувырком:Одного Ерофеев сбил острою пикой,А другого — сам Кульнев широким клинком.
День кончался. Дымилися дальние горы.Спешась, вел Ерофеев коня в поводу.По снегам на закат проскакали фланкеры.Вражьи кони без всадников ржали на льду.
Кульнев встал над обрывом. Запомнил ДавыдовНавсегда этот час — после встречи в бою,Как там Кульнев стоял и, волненья не выдав,Чистил ельником верную шашку свою.
Хоть Давыдов недавнею схваткою бредил,Кульнев слова не молвил, курил и молчал,Не хотел вспоминать о минувшей победе,—Потому что он завтрашним боем дышал…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НА БАЛУ В АБО, ДАННОМ БАГРАТИОНОМ ЖИТЕЛЯМ ГОРОДА
Ранним утром пришло предписание штаба.Кульнев сразу проснулся. «В дорогу, Семен!»Целый день на рысях. Вот подъехали к Або.Замок древний в горах, и в снегу бастион.
А внизу, за фиордом, на снежном простореСолнце в желтом дыму, словно пламя костра,И гранитная цепь — всё замерзшее море,Где когда-то ходили гальоты Петра.
Кульнев щурился. Кони бежали по склону.Ветер гнал облака в догорающий день,И какая-то птица, летя к бастиону,Оставляла над полем косматую тень.
Вечерело уже. Тихим, медленным звономВстретил город. А Кульнев мечтал о другом.Сколько лет отошло! Вместе с БагратиономВновь придется сегодня грустить о былом.
«Ты, наш славный отец, Александр Васильич,Граф Суворов — в гробу… успокоился… спишь…Вспомнишь вот о тебе — и слезы не осилишь,—Как живой посейчас пред глазами стоишь…
Хоть мы были немолоды, звал ты нас „дети“,Приучал ты нас исподволь к свисту свинца,Ни в едином из пройденных десятилетийМы в кровавых боях не срамили отца».
Он растрогался. Трудные слезы мужскиеПо седым бакенбардам текли… ИногдаЕсть такие часы и минуты такие,Что в мгновенье охватишь былые года…
Спрыгнул в снег. Ерофеев снял с Кульнева бурку.Чисто вычищен старый парадный мундир,В белом доме — огни. Модный танец — мазуркуМузыканты ведут на немецкий манир.
В этом доме он встретится с Багратионом,Здесь, быть может, узнает про новый приказ.Входит в праздничный зал со спокойным поклоном…Старый финн у окна продолжает рассказ,
Заглушаемый танцами, говором, скрипкой…А рассказчик слегка обернулся, и вотВдруг навстречу пошел и встречает улыбкой,И широкую руку он Кульневу жмет.
И немедля по залу разносится: «Кульнев!»И не кончен мазурки последний прыжок,—Всюду слышится шум раздвигаемых стульев,Все к нему собираются в тесный кружок.
Руку Кульневу жмут. Благодарственным словомГорожанин седой начинал свою речь:«Будем помнить всегда, что в походе суровомВы учили солдат наши села беречь,
Что вы нам показали пример благородства,Что от вас населенье не знало обид…»
Темноглазый, в мундире, украшенном просто,Крепко сжавши темляк, в зале Кульнев стоит.
Он чуть сгорбился. Дальше шагнул. С генераломПовстречался в дверях. Старой дружбы слова.Вместе с Багратионом прошелся по залам.Разговор с пустяков начинался сперва.
В темной комнате сели за низенький столик.Отпустив адъютантов, остались вдвоем.«Близок новый поход, и расскажет историкВновь о подвигах ваших в ряду боевом».
Вздрогнул Кульнев.Немедля разостлана карта.«В топографии смолоду слыл мастаком…» —Он промолвил, прищурясь. А крылья штандартаОтмечали завещанный путь надо льдом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
