на марки.
— Это все мусор, — отмахнулся Виктор.
— Значит, у него другая книжка есть, — уверенно заключил Штопор.
Виктор перерыл все ящики стола, но никакого другого альбома там не было. Он огляделся по сторонам. Больше искать как будто негде…
Его тоскливый взгляд уткнулся в полку с немногочисленными книгами.
— Разве что в книгу какую вложил… — пробормотал Виктор. Он взял с полки одну книгу и стал трясти ее страницами вниз.
— Да брось ты, — поморщился Штопор. — Если он такой умный, что в книгу положил, так, наверное, еще и приклеил. Мы же не будем сейчас все страницы проверять…
— Ты прав, — вздохнул Виктор. — Пошли обратно.
Штопор протянул ему руку ладонью вверх и сказал:
— Шестьдесят шесть.
— Ну не сейчас же, — недовольно ответил Виктор. — У меня и нет с собой…
— А дома есть? — хмыкнул Штопор.
— Частично.
— Может, здесь еще поглядим? — предложил Штопор. — Авось рублик-другой найдется. Сэкономишь…
— Нет, идем, — помотал головой Виктор. — Времени мало… И вообще, воровать деньги — это… — Он не смог подобрать подходящего слова.
— Брезгуешь? — усмехнулся Штопор. — А воровать марки — нормально, значит?
— Настоящий коллекционер способен на многое ради приобретения желанного экземпляра, — пояснил Виктор.
— И на убийство тоже? — продолжал скалиться Штопор.
— Разве что кроме этого, — покачал головой Виктор. — Ладно, уходим.
— Ты первый, я — потом, — сказал Штопор.
— Может, наоборот? — предложил Виктор.
— Да не стану я отсюда ничего уносить! — воскликнул Штопор. — Сам погляди! Что тут красть? У них шаром покати… А дверь ты без меня не запрешь.
— Хорошо, — сказал Виктор. — Тогда я пошел.
Через пять минут он уже мчался по улице на трамвайную остановку. Был десятый час, Виктор очень хотел застать Галину в кинотеатре «Спутник». Он уже приготовил правдоподобное объяснение своей задержки…
Но Галины на месте не было. Виктор даже специально купил билет на фильм «Соблазненная и покинутая», чтобы пройти в зрительный зал. Но и в зале ее не оказалось.
Они встретились на следующий день на «Мосфильме».
— Галина, прости, пожалуйста, — сразу начал Виктор. — Я опоздал, не застал тебя… Это ужасно… Нет мне прощения…
— Согласна, — сухо сказала Галина.
— Галя, ну как, как я могу искупить свою вину? — стенал Виктор.
— Я не знаю, — развела руками Галина. — Знаю только, что никогда больше ни в какое кино с тобой не пойду. И вообще вне «Мосфильма» встречаться не будем.
«Не зарекайся», — подумал Виктор. А вслух нерешительно спросил:
— А как там Мумунин?
— Мумунин умер, — промолвила Галина.
— Расскажешь мне?
— Герман сбил его на черном воронке. Что ты еще хочешь знать?
— Ничего… — виновато сказал Виктор. — Ты, я вижу, не очень расположена сегодня…
— Да, не расположена, — заявила Галина. — Со мной никто еще так не поступал…
— Я же не специально, — промямлил Виктор.
— Еще бы ты сделал это специально! — фыркнула Галина.
— Давай поговорим завтра? — предложил Виктор. — Надеюсь, к завтрашнему дню ты немного остынешь…
— Надейся, — сказала Галина уже спокойнее.
— Пока, — тихо произнес Виктор и, не дождавшись ответа, ушел.
25
Дневниковая запись Виктора за этот день гласила:
«Все оказалось куда сложнее, чем я предполагал. Марки у этого паршивца дома нет. Если она вообще у него есть… Впрочем, судя по описанию Галины, должна быть непременно. Вот только где?
Особенно досадно, что я совершенно зря потратил шестьдесят шесть целковых. При моих нынешних, с позволения сказать, доходах это прямо преступно…
И все-таки “Аспидка” будет моей. Я по-прежнему чую это буквально печенкой!
Но если, как говорится, гора не идет к Магомету, то придется мне вызвать огонь на себя. В буквальном опять же смысле.
Чем сейчас занят пресловутый Графов? Съемками картины «Кошкин дом»! Курам на смех просто… Я ни на секунду не сомневаюсь, что ему самому мучительно стыдно снимать такую халтуру и ерундистику…
Не сомневаюсь также, что от этих съемок он еще больше озверел, и у него сейчас так и чешутся руки еще кого-нибудь прихлопнуть. И я решил, что сам вызовусь стать его следующей жертвой. То есть Графов меня, разумеется, не убьет, поскольку я буду готов к нападению. Кто к нам с мечом придет — от меча и погибнет. Моим ему условием в этом случае будет следующее — “Аспидка” или жизнь! Ведь его жизнь, по сути, в моих руках, коли я знаю обо всех его подвигах.
Конечно, можно было и не провоцировать его на нападение. Но с нападением будет гораздо лучше. Если я, допустим, прямо сейчас пойду к нему со своим предложением, кем я буду выглядеть? Банальным шантажистом. А если он попытается меня убить, то я окажусь человеком, который чудом избежал гибели и теперь пылает благородным гневом. И я смело смогу сказать ему примерно так: “Не хотел я, сукин ты сын, заявлять на тебя в милицию, но раз ты со мной так, то пеняй на себя! Ну, или прощайся со своей драгоценной марочкой”.
И он простится, сомнений нет. Потому что, какова бы ни была ценность марочки, жизнь все-таки ценнее.
Остается только насадить приманку на мой крючок, а такая приманка у меня уже готова. Завтра я пущу слух, что мне доверили снимать великолепную какую-нибудь картину. Слух этот моментально дойдет до Графова, он рассвирепеет и примется за меня. А мне только того и надо…
Чтобы пустить подобный слушок, мне самому даже не надо прикладывать никаких усилий. В этом мне поможет добрый мой приятель — старикан Зосима. Уж он-то шестьдесят шесть рублей не потребует — ему и десятки за глаза хватит… Зато через сутки весь “Мосфильм” будет в курсе, какую именно картину я якобы снимаю. Все ведь знают, что самый осведомленный в мосфильмовских делах человек — старик Зосима. Древнейший, так сказать, старожил родимой нашей киностудии. Бывший актер, бывший режиссер, бывший много кто еще, а нынче — переводчик на все руки, который за скромную плату переложит что угодно с любого языка на великий и могучий.
С ним-то я прямо сейчас и свяжусь».
Виктор отложил дневник, подошел к телефону и набрал номер старца Зосимы.
— Зосима Петрович? — воскликнул он через полминуты. — Это Виконтов.
— Я уже внимаю, господин Виконтов, — услышал Виктор знакомый дребезжащий голос. — Чем обязан?
— Дело пустяковое, — как можно беззаботнее начал Виктор. — Надо, чтобы на какое-то время все решили, что я снимаю очень выигрышную картину.
— Лично вы? — уточнил Зосима.
— Я, — робко повторил Виктор. «Сейчас скажет, что это невозможно. Скажет, что после несчастного моего “Раскаленного рассвета” никто не поверит в подобную сплетню…»
Однако Зосима, недолго подумав, отозвался:
— Что ж, это возможно. Десяточку подкинете?
— С удовольствием, Зосима Петрович, — радостно пообещал Виктор.
