грузчик с пристани, который крикнул дурным голосом: «Да что вы, гады, творите? Это же барышня наша, Сонечка!» Кто-то из мясников опомнился, вырвал маму из лап детины и потащил её по булыжной мостовой к дому. На крыльце стояла бабушка. Увидев окровавленную бездыханную дочь, она тоже потеряла сознание. У мамы была сломана ключица, разбита голова и до кости ободраны ладони и колени. Ключица срослась, колени и ладони зажили, а рана на голове имела тяжёлые последствия.
Во-первых, маму остригли под машинку. Это казалось ей непоправимым несчастьем. Косы у мамы были необыкновенно хороши: они были не только до пят, но и стелились по полу! Тяжести были непомерной, но мама гордилась ими. Во-вторых, проснувшись утром через несколько дней, мама поняла, что её окружает беспросветный мрак – она ослепла. Горю её и бабушки не было границ. Дм. Дм. Благой, узнав о несчастье, привёз лучшего в Москве глазника Авербаха. [Врач-офтальмолог Михаил Иосифович Авербах в 1905 г. служил в Городской глазной больнице]. Тот успокоил всех, сказав, что слепота временная, из-за травмы в голове и на нервной почве. И точно: через пару недель зрение полностью восстановилось.
После того, как мама окончательно оправилась от болезни, врач настоятельно рекомендовал ей больше развлекаться, чтобы забыть пережитый кошмар. Бабушка не могла выводить дочь в свет, и на выручку пришёл Дм. Дм. Почти каждый вечер он приходил в дом и уводил маму куда-нибудь. Сначала бабушка была довольна.
Тем более, что однажды в лавку вошёл человек приятной наружности, но маленького роста и с большим горбом. Он назвал себя и сказал, что пришёл поблагодарить свою спасительницу. Это был юноша, за которого вступилась мама, когда его избивали. Он стал часто появляться в доме, каждый раз принося дорогие подарки и уверяя, что это просто из чувства благодарности. Но вскоре явился при полном параде, с огромным букетом цветов и сделал своей спасительнице предложение. Бабушка была в восторге. Она уже начала ревновать Дм. Дм. к дочери, который оказывал маме всё больше внимания.
Когда с мамой случилась беда, бабушка вызвала из Петербурга младшую дочь Веру. Та, узнав о предложении горбуна, стала подсмеиваться над сестрой: «Под мышкой, что ли, будешь его носить?» Но мама и сама слышать не хотела о замужестве. А тут новая беда: Вера тоже влюбилась в Дм. Дм. и из ревности подговорила двух опустившихся босяков напугать сестру. Однажды мама, как обычно простившись со своим кавалером у подъезда, поднималась по полутёмной лестнице на второй этаж. На площадке её окружили двое. По счастью, бывший грузчик, однажды уже спасший маму, снова пришёл ей на помощь. В ночлежке он слышал о сговоре Веры с босяками и спрятался под лестницей. Завязалась драка, бабушка услышала шум, распахнула дверь, и мама вбежала в квартиру.
Утром пришёл спаситель и предупредил, что маме по вечерам лучше больше не выходить. А тут ещё Орлов принёс известие, что Благого перевели на другой участок ближе к центру. Бабушка заявила дочери: «Или выходи за горбуна, или убирайся, куда хочешь!» Мама сказала, что согласна замуж и отправилась в город якобы за покупками к свадьбе. Вернулась под вечер, и скоро в её комнате раздался выстрел. Пуля прошла рядом с сердцем. Состояние мамы было тяжёлым. Орлов передавал Дм. Дм. сведения о состоянии здоровья его возлюбленной. Когда мама начала передвигаться, Орлов предложил отвезти её на консультацию к известному профессору, а повёз в «Северный полюс». И мама там осталась.
Софья-вторая была всего на 5 лет старше Димы и авторитетом у ребят пользовалась мало. Тем более, что после неудачно сложившейся жизни с Софьей Владимировной Дм. Дм не хотел жениться вторично. Особенно изводил незаконную мачеху Юрочка. Софья жаловалась отцу, что Юра громил её туалетный столик, рвал туалеты и вообще старался, как мог, досаждать ей.
Излюбленным занятием Юры была езда на велосипеде по коридорам и лестницам гостиницы. Постояльцы жаловались, но это мало помогало. Вечерами Юра уходил гулять, возвращался поздно, и часто отец приходил сразу после сына. Тогда Юра в одежде и обуви ложился в постель под одеяло. Отец, увидев сына мирно спящим, крестил ребёнка, целовал в лобик и удалялся. Но однажды он увидел ботинок, торчащий из-под одеяла. Разразился скандал.
У Димы было много книг, Юра умудрялся таскать их у брата, продавал букинистам и объедался шоколадом. А тут ещё как-то утром все обитатели гостиницы с ужасом прильнули к окнам: по карнизу консерватории шёл Дима. Как он не свалился, осталось загадкой. Оказалось, что братья заключили пари, которое старший с риском для жизни выиграл.
Время шло. Дима блестяще окончил гимназию и поступил в МГУ. Юра мечтал о море. К радости мачехи, окончив гимназию, он уехал к матери в Петербург, где поступил в Морской [кадетский] корпус. А Дима заболел воспалением лёгких, которое осложнилось чахоткой. Мачеха самоотверженно ухаживала за ним и заразилась.
Дм. Дм. отправил жену в Крым, а сына в Давос, где его застала война. Дима успел доехать до Украины, там и находился до освобождения её красными войсками. Мама в Крыму съедала в течение дня по 10 пирожных, по фунту масла, по 2-3 фунта винограда. Она излечилась окончательно, но я в детстве перенесла 6 раз воспаление лёгких и получила затемнение верхушки правого лёгкого.
Тётя Лёля познакомилась в «Северном полюсе» с художником греческого происхождения Миллиоти [Николаем Дмитриевичем, одним из учредителей объединения «Мир искусства» и выставки «Голубая роза», подробнее см. в Приложении 1] и в 1914 г. вышла за него замуж. Она решила забрать свою часть капитала, «Северный полюс» был продан, и деньги поделены.
Софья и Дмитрий поселились на Остоженке. Жили они весело и на широкую ногу. Их близкими друзьями были Копытины [семья московского полицмейстера] и Медынцевы [домовладельцы купеческого рода]. Маму не устраивало положение незаконной жены. Она по сговору со своей золовкой Лёлей обратилась к знакомому врачу, и тот уверил папу, что его жене необходимо родить. Пришлось обвенчаться, и появилась на свет я.
МЛАДЕНЧЕСТВО
Я родилась в доме № 40 по Остоженке на 6-м этаже. Назвали меня в честь матери Софьей. Я родилась с тонкими благородными пальчиками и с голой, как коленка, головкой (в день похорон деда мама еле-еле нашла у меня на голове горстку пуха, чтобы завязать чёрный бант). Отец любовался благородными ручками доченьки, а мать, вконец измученная пережитыми страданиями, металась взлохмаченной головой по горячей подушке и в ужасе шептала пересохшими губами: «А девочка-то лысая!»
Молока у мамы оказалось мало, и я плакала днём
