были пока еще только первые, ограниченные и разрозненные попытки организации блокады, сводившиеся главным образом к прекращению торговых отношений только между державами Антанты и Советской Россией, к установлению эмбарго в этих государствах почти на все виды поставок товаров и продовольствия. Кроме того, эти меры представляли собой скорее непроизвольную, стихийную реакцию империализма на победу Октябрьской революции, чем осознанную и более или менее определенно сформулированную политику. Тем не менее в действиях, которые предприняли против Советской России в экономической области правительства различных капиталистических стран, уже с самого начала можно обнаружить определенную согласованность или по крайней мере следование общей, единой линии.
Правительство Великобритании тотчас же направило своему послу в России Д. Бьюкенену инструкции, предлагавшие воздерживаться от любых отношений с Советским правительством, «от всякого шага, который мог бы означать признание».{30} Как сообщал 26 ноября 1917 г. американский посол в Лондоне У. Пэйдж в госдепартамент США, «Министерство торговли Англии информировало нас, что практически установлено эмбарго на все поставки Великобритании в России».{31} Вместе с тем английское правительство, фактически уже вступив на путь организации политики экономической блокады Советской России, старалось до поры до времени не делать этого открыто. В конце декабря 1917 г. тот же Пейдж телеграфировал госсекретарю Лансингу: «Форин оффис только что рекомендовал, не прибегая пока к формальному объявлению и публичному оглашению эмбарго на вывоз военных припасов и остальных товаров в Россию из всех районов Британской империи, приостановить поставки в Россию».{32}
Такая тактика основывалась на уверенности в скором падении власти большевиков и оставляла возможность для немедленного возобновления торговли с Россией в случае, если это произойдет. Особых сомнений на этот счет английские правящие круги не испытывали. Так, например, буржуазная «Дейли телеграф» 5 января 1918 г. писала, что Советское правительство «может прекратить свое существование каждый час, и ни один здравомыслящий человек не поверит в то, что оно может прожить хотя бы еще один месяц».{33} Однако ожидаемое «падение» все не наступало и торговля между двумя странами практически быстро сходила на нет.
Еще более активно к политике экономического бойкота Советской России стало переходить правительство Франции. Оно отказалось даже впустить на территорию страны советского официального представителя, Л. Б. Каменева, снабженного визой посла Франции в России Нуланса.{34} Что касается торгово-экономических связей с Советской Россией, то французский премьер-министр Ж. Клемансо выразил полное согласие с политикой экономического бойкота пролетарского государства.{35}
Французские правящие круги в большей степени, чем буржуазия какой-либо другой страны, не могли простить Советской власти революционного законодательства в области экономики — декретов об аннулировании иностранных займов, национализации промышленности, от которых они сильно пострадали. Поэтому всякие торговые контакты по существу были прерваны, и статистика зафиксировала лишь мизерные цифры оборота между двумя странами. С момента Октябрьской революции и долгие годы спустя в сознании французских буржуа психология шейлоков превалировала над здравым смыслом дельцов и коммерсантов. Естественно, что ни о каких экономических связях в таких условиях не могло быть и речи.
Хотя США за годы первой мировой войны стали одним из главных партнеров России в области хозяйственного сотрудничества, правящие круги и этой ведущей капиталистической державы мира сразу же после Октябрьской революции заняли крайне негативную позицию в отношении Советской России. В ряде инструкций государственного секретаря Р. Лансинга послу в России Д. Фрэнсису предписывалось не вступать в официальные отношения с работниками Наркоминдела и не давать никаких ответов на призывы Советского правительства к странам Антанты вступить в переговоры о всеобщем демократическом мире.{36}
Одним из первых шагов правительства США после Октябрьской революции было фактическое прекращение всяких хозяйственных связей с Советской Россией. Спустя два дня после революции Д. Фрэнсис рекомендовал Лансингу не давать «никаких займов России в настоящее время».{37} 19 ноября 1917 г. Военное торговое управление США заявило о запрещении «выдачи всяких лицензий на экспорт контролируемых товаров в Россию, включая лицензии на морские перевозки через Тихий океан».{38}
В 20-х числах ноября 1917 г. между правительством США и его союзниками в Европе проходили оживленные консультации по вопросу о прекращении поставок в Россию и торговли с нею. В те же дни вашингтонская администрация опубликовала заявление относительно торговли с Советской Россией. «Правительство, — говорилось в нем, ™ прежде чем разрешить экспорт американских продуктов, желает знать, в чьи руки они попадут в России. Экспорт в Россию будет возобновлен только после сформирования устойчивого правительства, которое может быть признано Соединенными Штатами, но в случае, если большевики останутся у власти и будут продолжать осуществление своей программы заключения мира с Германией, настоящее эмбарго на экспорт в Россию останется в силе».{39} Для осуществления этой политики фактического экономического и политического бойкота как нельзя более подходил посол Д. Фрэнсис, который позднее, в своем выступлении на заседании пресловутой «овэрменской» подкомиссии американского сената 8 марта 1919 г., призванной публично осудить Советскую Россию, заявил: «Большевики не заслуживают признания, не заслуживают даже деловых сношений».{40}Вместе с тем правительство США не пренебрегало полуофициальными контактами с советскими представителями, питая надежду на то, что этим путем удастся предотвратить заключение мира между РСФСР и Германией. Поэтому Фрэнсис до поры до времени не противодействовал переговорам, в которые вступали с ответственными работниками различных советских ведомств американские представители в России — полковник Р. Робинс, Г. К. Эмери и др.
Что касается деятельности самого Фрэнсиса, то она, помимо ревностного осуществления экономического эмбарго, направленного исключительно против большевистского правительства, одновременно имела целью оказывать воздействие на развитие событий в России посредством реализации упомянутой во Введении «теории контраста». Вот два образчика попыток в этом направлении.
24 ноября Фрэнсис предлагает Лансингу выпустить от имени президента «обращение к русскому народу», которое содержало бы обещание США продолжать снабжение населения России одеждой, обувью и т. д.{41}Смысл и антисоветская направленность этой акции раскрываются в официальном сообщении, опубликованном в Вашингтоне 4 февраля 1918 г., которое, возможно, явилось результатом этого или подобных ему предложений Фрэнсиса. «В целях смягчения страданий, испытываемых ныне населением России, — указывалось в нем, — государственный департамент решил, что американское правительство не прекратит экспорта необходимых припасов из Америки в Россию. Принято постановление о разрешении вывоза всех припасов, кроме амуниции… В официальных кругах Вашингтона высказывается мнение, что русский народ не должен в связи с происходящим политическим развитием (разрядка моя. — В. Ш.) быть покинут и отрезан от всякой помощи со стороны внешнего мира».{42}
Из других официальных заявлений и писем Фрэнсиса и Лансинга, относящихся к февралю 1918 г., совершенно определенно следует, что речь шла
