А под вечер она угощала Лизу сладкими заморскими штучками и пуэром. Пуэр – маслянистый, приятный напиток, был слегка похож на какао, и обладал лёгким ореховым привкусом. Заваривала его Урсула в стеклянном чайнике, взбивала венчиком на батарейках, а подавала в пиалах, при этом смешно, до щелок, растягивая ладошками глаза и кланяясь в китайском стиле.
– Юньнань-Сычуань! – пищала она тонким голосом. – Сколько вам сахара положить?
– Десять или одиннадцать кусочков! И, прошу вас, – не размешивайте, – отвечала Лиза с лучезарной улыбкой. – Ненавижу сладкий.
– Ой! Ой! Мне не жалко. Этим вы нас не обанкротите. Не обольщайтесь. Критику в отношении себя встречаю положительно, но умоляю бревном своим – мне в соринку не колоть. Это все не мое, просто пользуюсь.
Изучая актерское мастерство, они много читали, искали отрывки из прозы, стихотворения, басни, спорили. Отрабатывали домашние задания, ставили этюды, много смеялись. Как тут было обойтись без смеха, если необходимо было показать в действии жизнь кусочка мыла или столовой тряпки, или дворняжки которую не пускают домой, и она скулит, мокнет под дождем, а то, изогнувшись, забравшись под ножки стула совершенно серьезно признаваться в любви.
– А что отец не хочет поучаствовать в твоем поступлении? – как-то осторожно спросила Лиза.
– Нет! – после небольшого раздумья промолвила Урсула. – Я не хочу ему быть обязанной.
– Отчего так!? Он тебя не любит?
– Любит. Конечно, любит, обожает, – спохватилась она. – Я же у него одна! И деньги есть. Но! … В общем! – девушка замолчала собираясь с словами. – Они с мамой на грани развода, и каждый перетягивает меня на свою сторону. Просить отца – занять его позицию, а это предательство по отношению к маме. Уж лучше самой. Как будет.
– Богатые тоже плачут!?
– Нет! Я не Вероника Кастро. Это не латиноамериканские страсти. Лучше тебе этого не знать – криво усмехнулась Урсула, желая прекратить неприятный разговор.
Лиза была сосредоточена, все впитывала как губка, а, вернувшись, домой, полусонная, делала пометки на полях истертых методичек. Оказывается – еще так многого и интересного она не знала.
Увлекательно и незаметно пролетели две недели. Выходной Лиза посвятила генеральной уборке квартиры бабы Веры. «Наубиралась» до того, что стерла руки в кровь и упала на свой топчанчик не в силах раздеться. Спустя минуту она уснула мертвецким сном, но на губах ее застыла легкая полуулыбка. Она верила, что поступит.
Раннее утро просыпалось теплым дождем, и Лиза шла в ГИТИС среди блестящих луж. Яркое солнце вспыхивало в них и дарило улыбки. Подмигивали солнечными бликами окна ближайших домов и слепили проезжающие голубые троллейбусы. Подумалось: «Дождь перед экзаменами – наверно к удаче». Ее каблучки звонко щелкали по щербатой мостовой. Дышалась легко и свободно.
Перед главным входом все было запружено абитуриентами. Это было народное море. И не удивительно, все-таки 250—300 человек на место. Девушек было почти вдвое больше чем парней. Попадались и особо модные особы. «Боже, как гордо девчушки носят свои губы, уже и бренды не нужны, – подумала она. – Они утиные губки носят, я не ношу… хожу безротая. Пугает уже просто – пластик фантастик. И все похожи на фотомодели и друг на друга, кошмар. Как говорится, уж буду донашивать, чем Бог одарил».
Абитуриенты гудели, толкались, кричали и создавали атмосферу неуправляемого хаоса, который мог запросто вывести из себя. Не поддаться общей панике было первой задачей. С Урсулой они встретились в фойе. Она, в отличии Лизы, заметно нервничала и выглядела бледной.
– Просто кошмар! Я уже отчаялась тебя найти! – в сердцах бросила Урсула.
– А ты знаешь, – промолвила Лиза. – Если победить волнение, – это уже наполовину поступить. И вообще, не смотри по сторонам. Все будет хорошо! Вот посмотришь! – успокаивала ее Лиза.
– Почему?
– Так заключил мой сын, когда провожал, и я ему верю, – он никогда не ошибается.
– Н-да!? Он что у тебя – на бабу Вангу учится?
– Может быть, – улыбнулась Лиза, – есть такая малоизвестная теория, основанная на «Битках».
– На чем… чем?! Здесь плохо слышно.
– Это сложно для женского понимания. Просто верь и все.
– Это тебя касается. Я то причем? – перекрикивая шум толпы, сказала подружка.
– Я поделюсь с тобой этой энергией. Видишь, у меня ни одна жилка не дрожит?! Я спокойна как мамонт. Главное сегодня держись за меня. Ты меня будешь подбадривать, я тебя успокаивать.
За разговорами незаметно прошло время. Урсула и Лиза зашли в пятой группе. Это был определенный риск. Прослушивание велось десятками, а оставляли обычно одного, двоих, но могли и никого не оставить. Если в десятке нашлась бы еще пара крепких подготовленных претендентов, возникла бы сложная дилемма – кто пойдет дальше. Чтобы прошли сразу четверо – как правило, не бывает. Напряжение росло. Лиза уверенно отвечала и еще подбадривала взглядом Урсулу. «Держись подружка! Это только начало!» Опыт давал ей преимущество. Вопросы и задания не намного отличались оттого, что ей задавали прежде. Экзаменаторам тоже было не сладко. Эмоции, чувства, горячее желание поступить, ужас и мольба в глазах. К этому нельзя было привыкнуть. Грубое железное сито, безжалостно отсеивало, резало по живому, меняло судьбы.
Прослушивание девушки прошли без замечаний. Их преимущество было явным, и они вдвоем из десятки продолжили путь.
– Гаяне жалко! Как плакала. Хорошая армяночка. У меня что-то внутри оборвалось, – сорвалось с языка у Урсулы, когда они вышли.
– Мне тоже жалко! – поддержала ее Лиза, – но когда срезаются в конце – еще печальней.
Они молча шагали к автобусной остановке. Им хотелось побыть наедине со своими мыслями. Рядом шли девушки, парни. Многие из них были растерянными, серьезными и хмурыми, и только один похожий на Буратино, нервно смеялся и размахивал руками как флюгерами. Его спутница с каменным лицом, к которой он обращался, все прибавляла и прибавляла шаг, стараясь видимо избавиться от неадекватного ухажера, но тот не отставал.
– Прогуляемся до следующей остановки, – предложила Лиза.
– Давай, – безропотно согласилась подружка и сделала попытку улыбнуться.
– Вот видишь Урсула, уже только 30—40 человек на место осталось, практически пустяки, – с иронией пошутила Лиза, когда они отошли на приличное расстояние от своих попутчиков, – и такой толпы уже больше не будет. А ты боялась! Выше голову!
– Шутишь? А мне, правда, не до шуток!
– Это волнение.
– Чувствую себя выжатой как лимон!
– Да-а! Риск велик. Прошла лафа! Раньше в «Щуку», «Щепку», ГИТИС, можно было пытаться поступить в один год, да и в МХАТ во ВГИК, ну хотя бы в два института параллельно попробовать, а теперь они хитрые стали. Договариваются, и конкурс во все театральные ВУЗы назначают на один день 5 или 6 июля.
Промелькнул день отдыха. Начались основные экзамены. В первом туре их ждало небольшое разочарование – самого мастера – Антона Михайловича не было, а отбор проводили педагоги с курса. Если мастеру вдруг понравился бы яркий абитуриент, он с первого тура мог бы освободить его от прохождения остальных туров – до конкурса. Преподаватели таких прав не имели. Они не всегда знали, чего хочет мастер, и иногда фильтровали абитуриентов согласно своим убеждением и предпочтениям. Конечно, мастер давал установку, – рассказывал, что он хочет получить, но все же здесь могли возникать неожиданности. Раз проверку проводил педагог кафедры пластических дисциплин, а не набирающий мастер, зачем ему нужно было брать проблемного ученика и потом мучиться? То, что он знал, на то и обращал, прежде всего, внимание. Проверка, включала испытания по пластике, чувству ритма, физической развитости, гибкости и т. д. Абитуриент, обладающий чувством ритма, разумеется, легко мог двигаться под музыкальное сопровождение. Нормально если педагог, останавливал выбор на человеке обладающим всеми необходимыми талантами, чем их отсутствием. Хотя такой однобокий подход мог перечеркнуть остальные достоинства конкурсанта. Все успехи по актерскому мастерству, сценической речи, вокалу уже могли оказаться не востребованными.
Лиза зашла в самом начале.
Первый тур для нее оказался самым рискованным. Педагог принимал абитуриентов единолично. Стоило бы попасть на противника «понаехавших провинциалок» или возрастных девушек вроде нее – ждать поддержки было бы не откуда. Лиза все делала механически правильно, ровно. Но искры божьей, драйва не было. Она чувствовала, что нужно прибавить. Лицо педагога начало светлеть. Она знала, что это означает, и это придало ей сил и уверенности. Вторую половину она закончила на подъеме. Преподаватель, остановил ее на самом пике:
– Достаточно! Достаточно. Поздравляю. – Он церемонно наклонил плешивую голову. – Надеюсь, мы еще встретимся в стенах нашего прославленного учреждения!!
