Она взгромоздила локти на стол и накрыла лоб рукой. Может, он был здесь проездом и больше никогда не покажется?
Измученно потёрла глаза и уставилась на ногти. Приходилось постоянно бороться с желанием привести их в порядок. Вот и сейчас Маруся одёрнула себя. Мужики ведь никогда ногти свои рассматривают!
Переменила позу: облокотилась на спинку и широко развела колени. В прошлом ей пришлось приложить массу усилий, прежде чем она приноровилась к мужским движениям, жестам, привычкам. Маруся даже нашила на внутреннюю сторону штанов плотные шарики, имитирующие яички. Сейчас они очень-таки правдоподобно расположились у шва джинсов.
Метнула незаметный взгляд на дверь. Что если он уже никогда не придёт? Ни сегодня, ни завтра? Зачем только она притащилась сюда? Дома её ждал «Подросток» Достоевского [23], холодный чай и уютное кресло, а здесь что? Алкоголь, который она терпеть не могла?
Разочарование серым дымом поползло по воздуху. «Его не будет совсем», – пронеслось в голове, и ей стало так плохо и горько, что дальше некуда.
Одиночество без надежды – это птица со сломанным крылом. Она ещё живёт, ещё чувствует и дышит, ещё может, превозмогая боль, расправить перья, но зима уже рядом. Ей не попасть в тёплые страны.
Маруся сердито моргнула – что нюни распустила?
Восемь месяцев, как ей исполнилось двадцать, и если она протянет ещё пару-тройку недель, то…
То что? Сил на то, чтобы попытаться очаровать кого-нибудь совсем не будет? Она и так с каждым днём всё неотвратимее ощущала, как страх замораживал в железных тисках. Всё сложнее было выползать из конуры, играть чужую роль, хотя давно пора было привыкнуть. По всем канонам классики, она должна бы радоваться, ведь, похоже, являла собой последнюю девушку, не только посетившую этот балаганчик, но и свободно живущую в городе. Никакой конкуренции на ближайшее десятилетие!
«Ну, что приуныла? Что твой ковбой единственный и неповторимый что ли?»
Маруся измождённо посмотрела по сторонам. Что у неё имелось?
За соседним столиком сидели двое. Они были молоды (может, года на три старше её), опрятно одеты. Лица чисто выбриты. Кажется нормальные парни. Наверное, у них и нормальная работа была. Только подозрительно, что их двое. Семья?
Позади старенького диванчика стоял ещё один. Парень облачился в полное обмундирование артиллериста, и лицо его в полумраке светилось. Радиации нахлебался? Хотя какая разница? Она не любила военных. Помнила, как они уводили мать: не дали им нормально попрощаться, подгоняли и размахивали бластерами. Уроды! Впрочем, они были ловцами. Отвратительнее созданий на земле пока не завелось.
Ладно, что у нас там ещё? За столиком в углу симпатичный парень: светлые волосы, черты лица резкие. Точёный подбородок и аристократический нос. Этакий Адам Уорнер [24], адвокат. Как он отнесётся, если она подсядет к нему?
Тот, в дальнем конце барной стойки, тоже подходил, хотя его взгляд, устремлённый на посетителей, предупреждал, чтобы занимались своими делами и ни в коем случае не лезли к нему. Сразу видно, серьёзный. И крепкий. Одежда у него интересная: запылённый плащ, рубашка, каких уже лет пятьсот не носят, закутанные плечи, капюшон со знаком, похожим на дракона. Одна рука с протезом только. Наверное, воевал. Протез не как у Остапа: современный, даже пальцы двигаются. Может, робот?
Вот сколько вариантов, хочешь человека выбери, хочешь киборга, хочешь вояку, а ты ждёшь какого-то писаря!
Интересно, кто из них приехал на новеньком гильдере?
Маруся поочередно глянула на каждого. Парочка, одиночка за диваном, симпатяга, крепыш за стойкой. Никто не подходил.
Она как раз остановились на последнем, когда взгляд незнакомца сверкнул из-под капюшона.
Отчетливо тревожное чувство сдавило Марусе горло. Его зрачки расширились, проглотив её. Она не совсем понимала, что означал этот пронизывающий взор. Тёмные очи жгли как свежие царапины. Чужак наблюдал исподлобья. Так пристально, как будто был генотипированым сканером.
Хищник. Она бы не рискнула протянуть ему руку, окажись он даже среди её близких друзей, если бы таковые имелись.
Они смотрели друг на друга, не отрываясь. Глаза чужака впивались столь напряжённо, что казались пылающими. Она искренне удивилась, что этот взгляд не оставил на ней обугленный след. У неё мелькнула нелепая мысль, что он мог видеть сквозь одежду. Он понял? Догадался, что она девушка?
Марусю прошиб холодный пот.
Ей стало страшно. Так, словно в самом низу живота образовалась маленькая воронка, которая мгновенно высосала из её существа всю смелость. Маруся замерла, чувствуя, что сердце забыло, как работать. Он усёк! Узнал в ней женщину!
Невероятным усилием воли она подавила желание вскочить и броситься к двери. Не могло этого быть! За последние три года никто не рассмотрел в ней особы слабого пола! А-а-а!
Возьми себя в руки!
Медленно (очень медленно!) она отвела взор, усердно изображая на лице безразличие. Она чувствовала капельки пота, скопившиеся в ложбинке груди и на животе. Мамочка, милая, помоги мне!
Почему он всё время смотрел на неё? Или это ей казалось? Наверное, сегодня она особенно уязвима – надежды всей недели разбиты в прах! – и ей каждая мелочь будет казаться подозрительной. Только думать о плохом не доставало! Она так привыкла, что окружающие считали её парнем, что потеряла бдительность! Да к тому же размечталась о большой любви!
Маруся оставалась всё в той же расслабленной позе, вроде как равнодушно рассматривала потолок и стены, развалившись на скамейке, но на самом деле, внутри началась настоящая проработка возможных вариантов побега. Узнал он в ней девушку или нет – не важно. Он не был человеком, вблизи которого было разумно оставаться. Если он даже схватит её за горло и начнет душить, вряд ли хоть один из присутствующих придёт ей на помощь. Они не посмеют даже пикнуть.
Перед чужаком стоял высокий стакан с дымящейся жидкостью. Лицо почти полностью скрывала тень материи. Ничего кроме странной руки, щетины и острых глаз она разглядеть не могла.
Маруся внимательнее посмотрела на протез. Чёрный металлопластик тускло посверкивал гладкой поверхностью. Механические сухожилия и искусственные пальцы производили впечатление тонкой и дорогой работы. Беспокойство набирало обороты. Не был ли он всё-таки роботом? Может уже изобрели киборгов, которые могли сканировать, что у людей под одеждой? На расстоянии проверять химический или гормональный статус, определяя пол субъекта?
Если он робот, зачем собирался пить? Или напиток заказан для отвода глаз? И почему рука не идентична человеческой?
Кошмар! Просто кошмар! Во что она вляпалась? Надо быстрее соображать, что делать!
Внезапно сильно хлопнула дверь, едва не заставив Марусю подскочить. У входа послышался скептический голос: «Бои под Светлановкой?», и прохладный воздух потянулся по ногам.
В небольшой толпе вошедших ей были знакомы лишь Пуд и Медведь: троих присоединившихся Маруся видела впервые. Один из них, хорошо одетый, с идеальным боковым пробором, что-то негромко сказал, на что Пуд тут же рассмеялся:
– Да ладно! То была не война!
Маруся ненавидела бахвальские разговоры о сражениях и выигранных боях. Тем более, кто бы говорил! Пуд! Да он последние десять лет не просыхал, к службе был не годен, бластера и на картинке не видел! Ещё рассуждал!
Обычно она не встревала в словесные баталии, хотя почти всегда имела сформулированное мнение. Нет ложных и истинных вер, а есть только добро и зло в самом человеке. Горько любым богам, когда брат идёт войной на брата, силой доказывая, чья вера лучше.
Во взгляде человека-робота, устремлённом на говорившего, как будто застыло ледяное пламя. Он, не таясь, проследил, как шумная компания подсела к Подкидышу, образовав неплотную стену между ним и Марусей. Пришедшие знали, что владелец бара равнодушным к разговору не останется. Маруся тут же простила пустомелю, ликуя от предчувствия, что водоворот спора, которые Остап вёл очень умело, затянет присутствующих, отвлекая внимание от её персоны.
Она уже представила, как медленно крадётся к выходу под прикрытием возбуждённых спин, и в этот миг скорее увидела на Остаповых губах, чем услышала: «Ловец». Слово сопровождалось легким кивком в сторону протезника, и досадливым движением плеч Подкидыша: он никаких представителей власти не жаловал.
Ловец! Человек-робот был ловцом! От вспышки ненависти к мерзавцу Маруся вздрогнула. Нервы оголились, а тело парализовал страх быть пойманной.
Неужели к этому приспособили и киборгов? Да у него нюх должен быть на таких, как она. Как он узнал, что она будет сегодня здесь? Вот она и попалась…
Охваченная ужасом, она видела перед собой огромную сумму денег. Цифру, которую сегодня власти готовы платить за её поимку, она знала очень хорошо. Сто тысяч. Сто тысяч за женщину, живой доставленную в «Центр изучения репродукции человечества». Сто тысяч – это примерно пол байка, стоящего у входа. Это, наверное, три месяца в роскоши на тихоокеанском побережье. Или года два беззаботно у нас. Даже если ему придется поделить выигрыш с каждым присутствующим, это по пять тысяч на нос. Никто здесь за неё не заступится.
