Рядом с корпусом релонового завода мы увидели строительную площадку.
— Будете расширяться? — спросил я директора завода Сорина Босику.
— Нет, — ответил Босику. — Это возводится еще один завод синтетического волокна. Но вырабатывать он будет не релон, а ролан — заменитель шерсти. Производить этот очень практичный и красивый материал Румыния может в больших количествах. Ведь сырьем для ролана служит газ метан, которого в стране, если можно так выразиться, горы.
Позднее я читал в западных газетах статьи о румынском ролане. Английская «Санди экспресс» оценила потенциальные возможности Румынии в производстве искусственной шерсти, сравнив их с нынешними возможностями Австралии, которая, как известно, по поголовью овец занимает первое место в капиталистическом мире.
В день нашего приезда в Сэвинешти к Сорину Босику «заскочил на часок» его коллега и сосед, директор Розновского химического комбината Иван Худя. Рознов, тоже молодой промышленный город, — буквально в нескольких шагах от Сэвинешти, так что «химическим королям», как в шутку называют здесь двух директоров, не трудно ходить друг к другу в гости. Комбинат в Розиове — крупнейший в стране центр по производству азотнотуковых удобрений. Его строительство было завершено два года назад. Проектная мощность завода — 210 тысяч тонн удобрений.
— Что это означает для сельского хозяйства? — Иван Худя задумался, затем вынул карандаш и блокнот и стал что-то писать. — Вот, смотрите. — Он вырвал листок и протянул нам. Из расчетов, которые сделал Худя, было видно, что продукция Розновского комбината позволит сельскому хозяйству собирать дополнительно свыше двадцати тысяч вагонов пшеницы и сорока тысяч вагонов кукурузы.
* * *
Лет сто назад румынский писатель Негруцци, побывав в этих местах, писал, что «здесь по цветущим равнинам, где Кашин и Ойтуз впадают в Тротуш, гуляют аисты, сороки, горлицы». Вероятно, то же самое Негруцци мог написать, если бы вернулся сюда и через пятьдесят лет, — время будто обходило долину Тротуша.
Лет восемь назад на страницах румынских газет впервые появились названия двух деревень этой долины — Онешти и Борзешти. С тех лор они уже не сходят с газетных полос. И вот почему: этот район стал важным химическим центром страны. Здесь сама природа как бы специально создала все условия для развития большой химии; в этих местах есть нефть, соль, бурый уголь, реки, несущие в себе могучую энергию.
Мне вспоминается первая встреча с Борзешти. Мы ехали по бетонированному шоссе, идущему вдоль строительных площадок. Наш шофер Костикэ остановил машину возле кучки серых домиков с небольшой церквушкой посередине и сказал:
— Вот и Борзешти!
Мы недоуменно переглянулись: обычные сельские дома, церковь — ее, по словам всезнающего Костикэ, заложил еще Штефан Великий. А где же химический комбинат, о котором нам тек много говорили? Ехавшие с нами румынские друзья улыбнулись.
— Это вчерашний Борзешти, деревня, а сегодняшний и завтрашний вон там, — и показали налево: там сквозь туманную пелену проступали очертания зданий, строительных лесов, туда, торопясь, бежали самосвалы, грузовики...
Ядро нового промышленного центра, создаваемого с помощью Советского Союза, составляют несколько крупнейших предприятий. Среди них два комбината: Борзештский — химический и Онештский — синтетического каучука. Названия их весьма условны — населенные пункты, где находятся эти предприятия, уже слились. И называют их Онешти и Борзешти по привычке.
Первые тысячи тонн своей продукции комбинат синтетического каучука выпустил в 1961 году. Когда войдет строй его вторая очередь, он станет одним из самых больших в Европе. Если из его каучука делать только шины, то каждый год можно было бы «обувать» около 250 тысяч автомобилей.
Химический комбинат дает сейчас стране соду. В 1963 году он даст этой соды столько, что ее хватило бы на производство 346 тысяч тонн мыла — это примерно 20 килограммов на каждого жителя. В скором времени здесь будут также выпускать пластмассу, различные химикалии; в общей сложности 50 видов химической продукции!
Сырье для комбинатов поступает с Онештского нефтеперерабатывающего завода, а энергию они получают от расположенной неподалеку теплоэлектроцентрали. Она постепенно наращивает свою мощность и в 1963 году будет одной из самых крупных электростанций в Румынии. Только химическому комбинату она дает больше энергии, чем потреблял перед войной весь Бухарест.
* * *
Гряда холмов отделяет промышленные предприятия комплекса от города Онешти, окруженного четырьмя речками. Не так давно Онешти был полуселом, полугородом. В 1953 году он насчитывал всего четыре тысячи человек.
Онешти рос буквально на глазах. На месте старых деревянных домиков возникали современные, удобные здания. В 1958 году Онешти получил статус полноправного города, и сейчас, как мне с гордостью говорили местные «старожилы», здесь живет около пятидесяти тысяч человек.
Но, пожалуй, с еще большей гордостью рассказывали румынские друзья о будущем своего города. «Вот здесь в центре построим Дворец культуры, в вот здесь — большую библиотеку. Комфортабельный кинотеатр будет вот на этой улице, а универмаг на той…»
...Я вспоминаю сейчас этот разговор и замечаю любопытное совпадение. Примерно то же самое я слышал в Биказе, новом городе, возникшем на месте села возле знаменитой ГЭС, и в «городе стали» Романе с его не менее известным в Румынии трубопрокатным заводом.
Край Бакэу устремлен в будущее — об этом прежде всего думаешь, когда листаешь страницы путевого блокнота, рассказывающие о судьбе бывшего «медвежьего угла», пробужденного социализмом к большой кипучей жизни.
З. Мирский
Асбьёрн Сюндэ. Борьба во мраке
Мы идем не спеша по улице. Длинноногий Эдгар шагает мягко, пружинисто, как рысак; Ланге что-то возбужденно говорит Хансу. С ним всегда так: в минуту опасности он тараторит, тараторит, пока вдруг не смолкнет — выговорился.
Ханс терпеливо слушает. Ханса трудно вывести из равновесия. Он делает свое дело уверенно и основательно. Рядом со мной — Архитектор, спокойный, невозмутимый; в уголке вечно улыбающегося рта — сигарета. Часто я спрашивал себя: не маска ли это, необходимая ему, чтобы скрыть беспокойство? Я и сейчас не знаю, так и не пришлось узнать.
Мы вооружены до зубов, у каждого пистолет и два «коктейля» с зажигательной смесью, сверх того у Ланге, Ханса и Эдгара динамитные патроны. Пистолеты — под пиджаком, в специальных карманах, чтобы можно было мгновенно выхватить.
Сырой апрельский вечер. 22 часа 24 минуты.
На площадь Святого Улафа медленно въехал большой грузовик, стал у тротуара. Шофер высунул голову, кого-то высматривая. Бледный, испуганный — еще начнет нервничать и натворит глупостей. Нужно было самому подобрать человека...
Я подошел к шоферу, поздоровался.
— Спичка найдется, товарищ? Он нерешительно поглядел на меня.
— Найдется, если у тебя есть что закурить.
— Четыре пачки самосада устраивает?
— Сойдет.
Ступив на подножку, я огляделся. Кажется, на нас никто не обратил внимания. Мимо, смеясь и разговаривая, прошли несколько немецких унтер-офицеров.
— Слушай внимательно и делай все так, как я тебе окажу.
— Ну?
— Поезжай не спеша по Университетской улице. Сверни вправо на Пилестредет. Когда я постучу два раза, остановишься у самого тротуара. Не трогай машину с места, пока я опять не постучу. Тогда газуй вовсю. Тебе будет сказано, куда ехать дальше.
Я вскарабкался в кузов и тихонько свистнул. Остальные последовали за мной, и машина медленно покатилась по Университетской. До половины одиннадцатого оставалась ровно одна минута. Очередной трамвай пройдет не раньше чем через три минуты.
Я повернулся к товарищам.
— Ребята, эта операция должна удаться. Во что бы то ни стало. Будем драться до последнего. Согласны?
Все четверо кивнули. Даже Архитектор был почти серьезен.
По моему сигналу машина резко затормозила перед конторой по найму.
— Поберегись! — гаркнул я что было мочи.
Тротуары мигом опустели. Прохожих точно ветром сдуло — смекнули, в чем дело.
Первый «коктейль» влетел в окно конторы. Раздался грохот, из окна полыхнуло яркое пламя. Только я замахнулся, как машина дернулась и нас швырнуло через борт кузова. Я шлепнулся на живот, бутылка, спрятанная в правом рукаве, разбилась вдребезги о мостовую.
Будто я нырнул в море горящей серы. И сразу пошел ко дну. Мимо летели искры, я отчаянно барахтался, силясь всплыть. Вокруг меня, размахивая руками, плясали какие-то черные фигуры.
Я принудил себя встать на колени. На секунду в дыму мелькнули Архитектор и Ханс. Оба швырнули в окно по бутылке. Оглушительный треск, мимо меня метнулся язык пламени.
