Рейтинговые книги
Читем онлайн Годы жизни. В гуще двадцатого века - Борис Сударов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

– Ты, что ли, хлеб взял? – обратился я к соседу – лобастому парню, сидящему рядом.

– Какой хлеб? – удивленно выпучил бесцветные глаза сосед, нагло глядя на меня, – Хм, хлеб кто-то у него взял, – уже явно переигрывая, добавил он, уставившись в свою тарелку и косо поглядывая на меня.

Его по-воровски бегающие глаза говорили о многом, но я не стал больше с ним говорить. Не буду же я тут, в столовой, выяснять отношения из-за какого-то куска хлеба, ставить себя в смешное положение перед незнакомыми людьми.

«Так тебе и надо, – с укоризной подумал я про себя, – В следующий раз рот не разевай!».

После ужина всем были розданы постельные принадлежности. Каждый получил одеяло, две простыни и матрасник с наволочкой, которые предстояло набить соломой. Стог ее стоял у края двора. В лучах заходящего за горизонт огненного солнечного шара он высился в сумерках, словно вылитый из бронзы монумент.

Жить нам предстояло в помещениях местной школы, которую в связи с этим перевели куда-то в другое место. В основном двухэтажном здании разместили первую и вторую батареи. Нашей батарее предоставили оборудованный для проживания спортивный зал: здесь были установлены двухэтажные нары, в углу стояла огромная, до самого потолка, круглая, обитая черной жестью, печь.

Раньше других забежав в свое помещение, я на облюбованное мною место у печки положил одеяло и простыню, а с матрасником и наволочкой направился к стогу соломы. Там уже копошилась толпа ребят. Тесным кольцом окружив стог, пыхтя и фыркая от пыли, они старательно набивали соломой свои матрасы и наволочки.

Подойдя поближе, я в нерешительности остановился: сквозь плотный заслон пробиться к стогу было непросто – места покидавших это живое кольцо, словно оно было из воды или теста, моментально заполнялись другими. Заметив, наконец, в этой сплошной стене человеческих тел появившийся на мгновенье просвет, я юркнул в него, присел на колени и стал заполнять матрасник и наволочку жесткой, колючей мелко нарезанной соломой.

– Потуже набивай, – советовал сидевший рядом на корточках рыжий парень, – через месяц вся эта солома превратится в труху.

Прислушавшись к совету, я затолкал в матрасник еще немного соломы, ногами утрамбовал ее, добавил еще, затем встал, взвалил матрас за спину, взял в руки подушку и пошел в свою батарею.

Войдя в помещение, еще с порога увидел, что мое место уже занято. На туго набитом круглом, как рядом стоящая печь матрасе, возлежал мой недавний знакомый, лобастый блондин, который за ужином в столовой сидел рядом со мною. Заложив руки за голову, он неуклюже вертел задом, пробуя, удобно ли будет ему спать на своем матрасе.

– Что ж ты занял мое место? – Я остановился перед ним, снял с плеча матрас и поставил его на пол.

– Чего-о? – зло нахмурив брови, вызывающе спросил лобастый.

– Здесь лежали мои постельные, – сказал я.

– Ничего не знаю, место было свободное.

Я стоял в нерешительности, не зная, как поступить: уступить или нет.

– … а твои шмотки, – продолжал лобастый, – вон где.

Он кивнул в сторону, где у самого окна на нарах лежали мои вещи.

Мне не хотелось уступать, но и ввязываться в драку я тоже не решался. Лобастый был явно сильнее меня.

Я положил матрас с подушкой на свободное место и вышел во двор: хотелось побыть одному, остыть, успокоиться после неприятного разговора с этим вороватым субъектом.

Был теплый летний вечер. Солнце уже закатилось за горизонт, и на свою космическую вахту заступила луна.

Я бродил по темному опустевшему двору, перебирая в памяти все, что случилось за минувший год со мной, с нашей семьей.

Как там мама с папой, как Ева? Я присел на какое-то бревно у забора, задумался, что ждет меня здесь, в этом чужом для меня окружении?..

* * *

Наступил сентябрь. Однако занятия, против ожидания, не начинались, школа готовилась к зиме: утеплялись жилые помещения, на склад завозились продукты, теплые вещи.

А вскоре вся наша батарея во главе с комбатом – лейтенантом Хруцким выехала на лесозагатовки.

Первый день ушел на обустройство. На возвышенном месте, на небольшой сухой поляне разбили палаточный лагерь, в новые зеленые армейские палатки ребята натаскали сухих сосновых веток, прикрыли их брезентом, поверх положили свои одеяла. Оборудовали палатку для хранения продуктов, место для котла, в отдалении за густым кустарником соорудили нехитрый туалет. Были укомплектованы бригады из трех человек, указаны участки, определена норма.

И на следующий день зашумело, загудело вокруг. Заскрипели пилы, застучали топоры, с треском и хрустом падали деревья, тревожно голосили перепуганные птицы.

К вечеру выяснилось – выполнить норму удалось немногим, не под силу она оказалась и мне. В последующие дни ребята стали ловчить: чтобы штабель был выше и дров казалось больше, сучья на бревнах оставляли подлинней, а в середину штабеля запихивали толстые ветки; некоторые таскали бревна из штабелей, сданных уже накануне.

Во всех этих хитростях особенно преуспевала бригада лобастого, Валерия Курдюкина, которая уже к обеду умудрялась выполнить норму, и отправлялась в лагерь на отдых. На вечерней проверке, когда подводились итоги дня, Курдюкину и его подельникам под дружный хохот всей батареи неизменно объявлялась благодарность.

Доверчивый, как ребенок, комбат и мысли не допускал, что его могут обманывать, и поэтому каждый раз в таких случаях с недоумением смотрел на резвившихся в строю юнцов, вопросительно сверля их единственным глазом (второй он успел потерять на фронте).

«Тут что-то не так, – решил он, наконец, – надо будет посмотреть за работой этих шустрых ребят». Последующие дни комбат постоянно находился в бригаде Курдюкина, даже брался за топор, помогая освобождать стволы деревьев от веток. Но выполнить норму к обеду, как ни старались «ударники», так и не могли. Мыльный пузырь лопнул…

Была та ранняя осенняя пора, когда ночи становились уже все более прохладными, но дни еще стояли солнечные и теплые. Когда листья на деревьях кое-где уже желтели позолотой осеннего увядания, но лес не утратил еще свежести и зеленого убранства, а стал еще более привлекательным.

Я по утрам вставал раньше других, с наслаждением вкушая необыкновенную прелесть лесного аромата, который после спертого воздуха в палатке казался еще более приятным – чистым блаженством, – убегал в чащу и там занимался физзарядкой.

Еще в Буланове у Олега Хованского мне на глаза попалось пособие по спортивной борьбе. И вот сейчас, здесь, в лесу, я пытался освоить отдельные простенькие приемы, о которых рассказывалось в этой книжке.

Заканчивалась третья неделя нашего пребывания в лесу, когда однажды в полдень к нам неожиданно нагрянуло школьное начальство во главе с зампохозом. Нам привезли продукты, газеты, письма. Хозяйственники побывали в рабочих бригадах, прикинули, сколько заготовлено дров, и укатили обратно.

Вечером, вернувшись в лагерь, ребята стали разбирать разложенную на самодельном столике почту.

Я не ждал так скоро писем от своих из Новотроицка и был приятно удивлен, когда увидел на конверте знакомый папин почерк.

Папа сообщал, что они втроем живут пока в огромной – на 70 человек – землянке, но им обещали что-то другое, что он получил деньги за проданные мною домашние вещи, которые я послал им по прибытии в Илек. Еще он посчитал нужным напомнить мне про неприглядный случай с блинчиком, который произошел у меня в Буланове.

…В тот день хозяйка нажарила к обеду блинчики с мясом. Огромная, как тазик, полная миска их стояла на столе в столовой. Проходя мимо, я не мог устоять от соблазна попробовать один блинчик. Старик-хозяин стоял во дворе и через окно видел это.

Вечером с папой они сидят вдвоем в столовой, курят махорку, о чем-то беседуют. Я решил выйти погулять во дворе и, проходя мимо них, услышал ядовитый голос хозяина:

– Ну как, блинчик – вкусный?

Я покраснел, ничего не ответил и вышел во двор. Папа сразу понял, в чем дело. И потом в каморке провел воспитательную беседу со мной.

И вот сейчас, в письме, упомянув историю с тем злополучным блинчиком, он выразил озабоченность моим нынешним поведением.

Ах, папа, честнейший человек! – подумал я. – Ты опасаешься, что я могу не выдержать возникшие трудности и встану на скользкую дорожку. Не волнуйся, я не опозорю своим поведением ни тебя, ни себя.

Примерно так я позже и написал папе.

Начинался ужин. Все устремились к батарейному котлу, где повар разливал уже в протянутые алюминиевые котелки картофельный суп.

Затем под общий одобрительный гул всем было роздано по три блинчика с мясом – подарок труженикам леса от заведующей столовой, привезенный сегодня начальством. Подогретые поваром на костре, горячие и пахучие, они буквально таяли во рту. И ребята, почти не жуя, проглатывали их, до конца как следует даже не прочувствовав их вкуса. Некоторые, желая продлить удовольствие, оставляли третий блинчик, чтобы съесть позже или завтра, бросали его в котелок и уносили в палатку.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Годы жизни. В гуще двадцатого века - Борис Сударов бесплатно.

Оставить комментарий