Прикухонная комната быстро превратилась в пчелиный улей. Девушки приехали из небольшого колледжа на востоке штата Вашингтон и первым делом обратили свое внимание на бывших и настоящих студентов, в основном — коротко стриженных.
По мере того, как они набирались опыта и приспосабливались к пульсу космополитичного города, их внимание естественно переключалось на водителей автобусов.
Это было весело: прельщая девушек формой, в доме толпилось столько шоферов, что он стал похож на автостанцию.
Иногда мне приходилось готовить обед в обществе четырех или пяти водителей автобусов, сидящих за кухонным столом и наблюдающих за тем, как я жарю гамбургер. Кто-нибудь из них рассеянно щелкал компостером.
Дерзкая кавалерийская атака на ГЭТП
Ли Меллон жил на Ливенуорт-стрит уже почти две недели, когда однажды утром я проснулся и посмотрел вокруг. Пасторальный луг исчезал на глазах. Трава пожухла. Ручей пересох. Цветы завяли. Деревья упали. И с тех пор, как умер старик, не стало больше ни птиц, ни зверей. Все исчезли.
Я решил спуститься вниз и разбудить Ли Меллона. Встал с кровати и оделся. Спустился по лестнице и постучал в дверь. Подумал, что неплохо бы выпить кофе.
— Заходи, — сказал Ли Меллон.
Я открыл дверь и обнаружил в койке у Ли Меллона девчонку. Их ноги сплетались на одном конце кровати. Головы прижимались друг к другу на противоположном. Я сперва подумал, что они трахаются, но потом разглядел, что нет. Но ошибся я ненамного. В комнате пахло, как в раздевалке купидонов.
Некоторое время я постоял просто так, потом закрыл дверь.
— Это Сюзан, — сказал Ли Меллон. — А это мой кореш.
— Привет, — сказала она.
Комната отливала желтым цветом, потому что шторы были опущены, а за окном светило яркое солнце. В тщательно выверенном беспорядке по комнате были разбросаны вещи: книги, одежда, бутылки. Они расстелились картой предстоящего большого сражения.
Пару минут мы поговорили. Потом решили спуститься на общую кухню и позавтракать.
Я подождал в коридоре, пока они оденутся, и все вместе мы двинулись вниз. Девчонка теперь была спрятана под блузкой. Ли Меллон поленился завязать шнурки на ботинках. И пока он спускался по лестнице, они тащились за ним, как дождевые черви.
Девчонка приготовила завтрак. Забавно, но я хорошо помню, что мы в тот день ели — омлет с зеленым луком и плавленым сыром. Еще она пожарила тосты из ржаного хлеба и сварила крепкий кофе. Девчонка была очень молодая и веселая. У нее была симпатичная мордашка, фигурка тоже ничего, но толстоватая. Пышка — вот точное слово, но пухлость ее была детской.
Она с воодушевлением болтала о книжке Джона Стейнбека «И проиграли бой».
— Несчастные сборщики фруктов, — сказала она. Ли Меллон согласился. После завтрака они пошли наверх обсуждать свое будущее.
Я отправился в киношку на Маркет-стрит с намерением посмотреть три фильма подряд. Есть у меня такая дурная привычка. Время от времени возникает желание взъерошить свои чувства зрелицем больших плоских людей, которые копошатся в огромном куске света, словно глисты в кишках у торнадо.
Я попадал в компанию моряков, которым не с кем спать, стариков, превращающих кинозалы в веранды, ленивых мечтателей и несчастных больных, которые получали здесь амбулаторное лечение, заключавшееся в демонстрации пары лузитанских грудных желез, целуемых двойным рядом полуприкрытых титанических зубов.
Я обнаружил в кинотеатре три вполне приятных на вкус картины — ужастик помогитеубивают, вестерн трахтарарахбабах и дешевую мелодраму ахкакятебялюблю; мужик рядом со мной все время пялился в потолок.
Девчонка прожила с Ли Меллоном три дня. Ей было шестнадцать лет, и она приехала из Лос-Анжелеса. Она была еврейка, ее отец торговал в Лос-Анжелесе бытовыми приборами и был известен на бульваре Сепульведа как король холодильников.
Он появился вечером третьего дня. Оказывается, девчонка сбежала из дома, а, потратив все деньги, позвонила папочке и сообщила, что живет с одним человеком, что им нужны деньги, и что не может ли папочка выслать их ей по такому-то адресу.
Перед тем, как увезти девчонку домой, отец мило побеседовал с Ли Меллоном. Он сказал, что не хочет, чтобы у кого-то были неприятности, и взял с Ли Меллона обещание никогда с нею не видеться. Дал Ли Меллону двадцать долларов, и тот сказал спасибо.
Король холодильников сказал, что если бы захотел, то зажарил бы Ли Меллона на костре, но он не любит скандалов.
— Держись от нее подальше, и все будет в порядке.
— Хорошо, — сказал Ли Меллон. — Я вас понял.
— Мне не нужны проблемы, но и тебе не нужны проблемы. Так что давай оставим все, как есть, — сказал отец девчонки.
— Ага, — сказал Ли Меллон.
Король холодильников увез дочку в Лос-Анжелес. Смешное приключение, несмотря на то, что отец закатил ей в машине оплеуху и назвал блядью.
Через некоторое время Ли Меллону стало нечем платить за комнату, он уехал из дома, и держал теперь осаду в Окленде. Изнурительная осада продолжалась несколько месяцев и была отмечена лишь одним наступательным маневром — дерзкой кавалерийской атакой на компанию «Газ и Электричество Тихоокеанского Побережья».
Ли Меллон жил в пустом доме своего друга, который в то время пребывал в звании чемпиона по пинг-понгу класса С психиатрической больницы Северной Калифорнии. Классификация А, В и С устанавливалась в зависимости от числа сеансов шоковой терапии, назначенных пациенту. Газ и электричество отключили в 1937 году, когда мать друга упекли за то, что она держала в доме кур.
Естественно, у Ли Меллона не было денег, чтобы включить все это обратно, поэтому он прорыл туннель к магистральному газопроводу и подключился к нему сам. Теперь он мог готовить еду и обогревать дом, но у него не хватило энергии довести дело до конца. В результате всякий раз, когда он поворачивал свой кое-как приляпанный импровизированный вентиль и подносил к газу спичку, вспыхивало шестифутовое голубое пламя.
Он нашел где-то старую керосиновую лампу, и она давала ему свет. У него была карточка в оклендскую публичную библиотеку, и она давала ему пищу для ума. Он читал русских, как это было заведено тогда у серьезного народа — понизив голос, сообщать: «Я читаю русских».
Провианта у него было немного, поскольку не было денег. Ли Меллон не хотел искать работу. Но без работы выдерживать осаду в Окленде было очень тяжело. Почти все время он ходил голодный, но не сдавал отвоеванных у ГЭТП позиций. За пропитание приходилось бороться: попрошайничать на улицах, болтаться у задних дверей ресторанов и подбирать на тротуаре монеты.
За время осады он отвык от выпивки и перестал интересоваться женщинами. Однажды он сказал:
— Я не трахался уже пять месяцев. — Он сказал это, просто констатируя факт — так, словно говорил о погоде.
— Как вы думаете, пойдет дождь?
— Да нет, с чего бы?
Как-то утром на Ливенуорт-стрит появилась Сюзан:
— Мне нужно видеть Ли Меллона. Это очень важно.
Я понимал, насколько это важно. По ней было видно, насколько это важно. У нее на талии скопились все ее месяцы.
— Я не знаю, где он живет, — врал я. — Он уехал, ничего не сказал и не оставил адреса, — врал я. — Я сам беспокоюсь, — врал я.
— И ты не видел его в городе?
— Нет, — врал я. — Он как будто испарился, — врал я.
Не мог же я ей сказать, что он живет в Окленде в ужасной нищете. Что единственным его удобством является туннель, прорытый к магистральному газопроводу, и что в данный момент он, скорее всего, наслаждается сомнительным плодом своего труда — шестифутовым газовым пламенем. И что он выжег себе все брови.
— Он как будто испарился, — врал я. — Его все ищут, — врал я.
— Ладно, если ты его вдруг увидишь, скажи, что я его ищу. Это очень важно. Я остановилась в отеле «Сан-Джеронимо» на Коламбус-авеню, комната 34.
Она написала адрес на листке бумаги и протянула мне. Я сунул его в карман. Она внимательно наблюдала, как я сую его в карман. Даже когда я вытащил руку из кармана, она продолжала смотреть на бумажку, хотя бумажка была теперь у меня в кармане рядом с расческой и мятой конфетной оберткой. Готов спорить, она видела, от какой конфеты была та обертка.
Я встретил Ли Меллона на следующий день. Он появился в городе. Он потратил девять часов, добираясь автостопом от Окленда до Сан-Франциско. Вид у него был помятый.
Я рассказал ему о Сюзан и о том, как ей важно с ним встретиться. Я сказал, что, похоже, она беременна. Так мне показалось.
— Бывает, — сказал Ли Меллон без всяких эмоций. — А что я могу сделать. Я хочу жрать. Есть у тебя что-нибудь поесть? Сэндвич, яйцо, макароны, что угодно?
Ли Меллон никогда больше при мне не вспоминал о Сюзан, я, естественно, тоже. Еще несколько месяцев он оставался в Окленде.
