за стеной спит отец.
Я боялась, что расстояние разорвёт нашу с Амилем связь, но та лишь крепчает. Мы двойняшки, этим всё сказано, остальное долго объяснять.
— А что ты чувствуешь? — спрашиваю, сжимая крепче телефон.
— Мне радостно. Мне страшно. Сердце колотится так высоко, что им запросто можно подавиться. Это как… Ограбить банк! И улизнуть в последнюю секунду. Ноги косит.
— Это любовь, Амиль, — улыбаюсь, крепко зажмурившись.
— Ты влюбилась?
— Бесповоротно.
— А почему такая?
— Какая?
— Напуганная.
Прислушиваюсь к себе. Брат прав. Меня слегка потряхивает от кайфа, от адреналина. Я словно застыла в затяжном прыжке. Кажется, будто вот прямо сейчас либо расправлю крылья, либо сорвусь камнем вниз. А ещё тело не спешит благодарить меня за чужеродное вторжение — всё ноет и саднит. Только это уже личное. В такие тонкости посвящать Амиля я не готова.
— Страшно разбиться, — сознаюсь, бесцельно меряя комнату шагами.
— Не хочу влюбляться, — подытоживает брат категорично.
— Почему?
— Если разобьюсь я, станет некому страховать тебя.
Да, пожалуй, Амиль прав. Он слишком многое и слишком рано на себя взвалил. Знаю, Макс не тот, на кого можно опереться, но хочется… Очень хочется ошибиться. Избавить брата от забот хотя бы за себя.
— Мне нужно тебе кое в чём признаться.
Несмотря на вынужденный перевод стрелок в сторону ничего не подозревающего Амиля, меньше всего я хочу накидывать брату лишних хлопот, существование которых он всегда отрицает. У него действительно всё просто — пара минут и проблема уже не проблема. Любая.
Можно только догадываться, какого ему приходится одному в большом и чужом городе, в свои-то голозадые девятнадцать. Поэтому я стараюсь не дёргать по пустякам своего личного Джина. Но сегодня не тот случай.
— Слушаю.
— Я умудрилась подставить тебя перед отцом.
— Понял. Буду кивать и каяться.
Его смех из динамика сжимает сердце тоской.
— Ты когда приедешь?
— Не раньше, чем через месяц.
— Ну вот. Ещё так долго, — вздыхаю тоскливо.
— Не грусти. Лучше скажи, что тебе привезти?
— Нитки. Свяжу тебе шарф. Его ты точно станешь носить и не простудишься.
— Подловила, лисица, — отвечает Амиль, судя по голосу усмехаясь. — Хорошо, Марьям. Будут тебе нитки. И поаккуратней там со своей любовью, не позволяй везунчику лишнего. Будь умницей.
Я желаю ему сладких снов, отодвигая в сторону тяжёлую штору.
Так и есть, стук в окно мне не послышался.
Смотрю на Мартышева через стекло, не решаясь притронуться к шпингалету. Неужели настолько хотел меня увидеть, что вернулся в непогоду? Дождь уже давно прекратился, но он выглядит так, словно вылил себе на голову ушат воды.
— Марьям!
Открыть или не рисковать? Беречь девичью честь поздно. Максимум, что он может сделать, это покуситься на меня ещё раз. Разве это что-то изменит? Нет. Хуже будет, если шум дойдёт до отца.
Тогда почему так страшно? И хочется, и колется, и сердце бунтует… Влюблённое, глупое, оно так хочет верить, что Макс вернулся не затем, чтобы его разбить.
— Тише! Весь дом перебудишь, — шикаю, открывая окно. — Что ты здесь забыл?
— Нас прервали, — произносит Макс посиневшими губами. — Впустишь?
Кончиками ледяных пальцев мажет по моей скуле. Невольно дёргаю головой, но Макс удерживает меня за подбородок, не позволяя отвернуться.
— Нельзя. Я в доме не одна.
— Тогда выходи ко мне, — требует громким шёпотом.
Ой, дура-а-ак… Какой же он сумасшедший! Неужели не понимает, что такие вольности грозят нам не только открученными ушами?
— Я… Я правда не могу! Ты что? Смотри, луна какая выглянула, весь двор как на ладони. А если… Если нас кто-то увидит?
Мартышев закатывает глаза.
— Ну вот что ты нагнетаешь? В это время спят даже кошки. — Он притягивает меня к себе и смотрит в лицо нетерпеливо, жадно. — Ладно, Ахметова. Хорошо, уговорила, тогда всё-таки я к тебе.
Это я его уговорила?!
— Погоди, ты не можешь так просто влезть в мой дом среди ночи!
— Разве? По-моему, я один раз уже сделал это.
Что-то в поведении Макса нервирует, заставляет вырваться из расслабленной хватки, отшатнуться. Пытаюсь уловить, что изменилось.
Чутьё сразу цепляется за разницу между тем, как он ждал приглашения в первый раз и нынешней наглой вседозволенностью. Будто теперь он вправе брать, что захочет и когда захочет. Такая разительная перемена обескураживает. Лучше б совсем уже не приходил, не портил впечатление, чем так…
— Ты слишком много на себя берёшь. Сначала потрудись спросить, хочу ли я этого?
Мой голос звенит против воли, так дрожит всё внутри от гнева и противоречивого восторга, что он всё же здесь. Промокший. Наглый. Глаз горящих с меня не сводит.
Макс иронично усмехается себе под нос.
— Конечно, хочешь. Мы это уже выяснили. Хватит ломаться, иди ко мне.
— Послушай, то что между нами было не даёт тебе права наглеть. Ты должен уважать…
— Ненавижу слово «должен», — перебивает он меня, морщась как от зубной боли. — Молодость нужно прожить на максимум, пока на плечи не свалились ипотека, начальник и прочие гадости.
— Тогда нам не о чём говорить.
— О'кей, — внезапно сдаётся Макс. — Можешь зачитать мне перечень чего я там кому должен. Только недолго. У тебя от силы минута, пока я буду лезть в окно.
Кутаю плечи в шаль, чувствуя, как тоскливый холод пробирается под старомодную байковую ночнушку. Прогнать его надо… Да. Надо.
Но я продолжаю стоять, обмирая под его самоуверенным взглядом.
— Начнёшь опять распускать руки, и я закричу, — предупреждаю на полном серьёзе.
— Вообще-то, я пришёл не за этим, — цокает он языком, криво улыбаясь. Серые глаза загораются вызовом. — Про руки ты сама себе нафантазировала. Знаешь, что такое оговорка по Фрейду?
— Зачем ещё ты мог вернуться? — выдыхаю растерянно. А ноги уже сами несут меня вперёд.
— Проводи меня до калитки — узнаешь.
Моё вежливое «не напирай, пожалуйста» и не очень вежливое «чёрт бы тебя, идиота, побрал» никакого эффекта на Мартышева не оказывают. Как итог, плетусь за ним по скользкой тропинке, выскользнув через окно родного дома, словно воришка. Но лучше так, чем опять испытывать судьбу.
— Ну, Ма-а-акс… — тяну жалобно, чувствуя, как от холода немеют ноги в промокших тапочках. — Неужели, мы не можем встретиться утром? Обязательно устраивать чёрт-те что?
— Не нуди, Ахметова, — «ласково» отзывается он, открывая передо мной калитку. Ждёт, пока я неохотно выйду за ворота и направляется к поблескивающему на углу забора мотоциклу. — Утром мне надо быть на занятиях. Я только на выходные здесь.
Уезжает, значит…
— Куда поступил? — обращаюсь к его спине, больше чтобы заполнить неловкую паузу.
— Факультет прикладной информатики, — отвечает Макс не оборачиваясь. — В нашем городишке такого нет. Так что извиняй, времени у меня, правда, в
