Люда принималась тогда воображать себя матерью, мысленно покупала пеленки младенцу, мысленно уговаривала подросшего ребенка не жадничать в детском саду, потом не велела пропускать факультативные занятия в школе, потом уговаривала не жениться на легкомысленной Элеоноре, а жениться лучше на обязательной Даше, потом провожала на работу в Западную Африку, где проводились жизненно важные исследования самых передовых вакцин. Потом приняла его приглашение переехать в Африку. Но потом все-таки отказалась – чтобы не отдаляться от родных могил… Тут Людочкин носик сморщился сам собой, в норках защипало: мама состарится и умрет, как все! Мама проживала на пенсии в соседнем маленьком городе. Надо позвонить ей, подумала Людочка и покраснела: давно не звонила.
Обычно, посидев с часок у окошка, Люда шла поливать ростки, лелеемые ею от одиночества. Ростки эти приняли уже вид полноценных растений. Один бобовый стебель трижды обернулся вокруг лампочки, другие заметно отставали, но и они дотянулись почти до потолка. Люда пересадила травы в большие горшки и устроила на полу. Олег Валерьевич изредка – когда бывал дома – запинался о горшки и кричал нечленораздельно.
Будь Олег Валерьевич более постоянной величиной в Людиной жизни, она бы, конечно, убрала горшки, подвинула. Но он появлялся дома все реже и реже, поэтому Люда попросту забывала. Однажды Олег Валерьевич и вовсе пришел домой без пальто и шапки, и, стоя на пороге, сказал: его переводят в один большой город, где он намерен постоянно проживать, и выехать нужно через час, а потом он напишет, что и как, и Людочка – если захочет, конечно, ехать в смрад, смог и хаос, что вряд ли, – сможет перебраться к нему. Но это ужасное место! Так что он предупредил.
Людочка подошла к кухонному окну. Внизу, спрятавшись в арку, вонял автомобиль Вероники Степановны. Олег Валерьевич одернул пиджак, как бы чуточку смущаясь. Потом прошел в кухню, залез рукою в кастрюльку, долго нащупывал, искал в подливе плотные съедобные предметы. Наконец извлек котлету. Котлета имела тот же неопределенный цвет, что и все котлеты на свете. Она влажно поблескивала, соус стекал с нее жирными каплями, сдабривал туфли Олега Валерьевича, так что туфли тоже скоро стали похожи на котлеты.
– Котлеты из нещипаных ворон, – неожиданно для себя уточнила пункт меню Люда.
– Ой, Людочка, не начинай! Так надо, это необходимые издержки карьерного роста! – пискляво заголосил Олег Валерьевич, для эффективности защиты сразу переходя в наступление.
Люда улыбнулась. Желая упорядочить трапезу мужа, достала посуду. Но Олег Валерьевич замахал руками – мол, не надо! не надо! – и зачавкал, держа котлету в коренастых пальцах. Котлета была скользкою – и прыгнула из пальцев и брякнулась прямо в карман пиджака. Олег Валерьевич взвыл нечеловеческим голосом, потому что любил дорого и аккуратно одеться. Он размахивал грязною правою рукою, будто гонял вокруг себя мух, а левою чистой лез в правый карман – и никак не мог попасть. И было это так неловко, что Людочка рассмеялась. Олег Валерьевич тогда рыкнул, выхватил у Людочки тарелку и хлопнул об пол. Людочка поморщилась и обозвала его дураком. Олег Валерьевич схватил кружку и… К счастью, снизу раздалось настойчиво: би-би-би! Олега Валерьевича перещелкнуло, как механическую куклу, он вернул кружку на стол и завис в пространстве и времени.
Пока муж перезагружал свою операционную систему, Людочка достала надкусанную котлету из его кармана и определила ее в помойное ведро. А потом с возникшей вдруг пустотой и легкостью сердца пошла собирать для супруга чемодан. Пока Олег Валерьевич, воя и поругиваясь, чистил перья, она пыталась разобраться, что происходит в ее собственной душе. Складывая мужнины трусы, Людочка поняла, что никогда не приедет в другой город к Олегу Валерьевичу. И при этой мысли в районе солнечного сплетения у нее защекотало, запело. А в животе приятно потяжелело. Она поставила чемодан к двери и стала ждать.
* * *
Когда Олег Валерьевич вытребовал в другой город фотоальбом юности, Людочка выбросила в форточку забытую им зубную щетку. И на сердце у нее совсем потеплело. Вы, конечно, в это не поверите. Катька со второго этажа, а также и Таня Леденцова, которая забежала к Катьке в гости, решили, что Люда – брошенная жена, и сочувствовали соседке всеми силами своих сентиментальных сердец. Каблукова же Зинаида, накладывая огуречную маску, сухо хохотнув, назвала Людочку умно – соломенною вдовою, но пожалела в глубине своей ученой души. А Оля Миклухо-Маклай, натягивая левый чулок в спальне Катькиной квартиры, думала, что у Люды совершенно дурацкий, нисколечко не сексуальный, весь в разноцветных зонтиках и вульгарных затяжках банный халат – поэтому ничего другого в своей жизни эта дурочка ожидать и не могла. А выходя из Катькиной квартиры и чмокая Катькиного мужа, засожалела вдруг тайно, про себя, что не может быть брошенной женой, а только «кем попало». Катька вчера так и вопила на мужа – слышал весь подъезд: спишь, гад, с кем попало!
Людочка, конечно, тоже слышала, как вопила Катька. Но в ее сердце это никакой личной болью не отозвалось. Попа Вероники Степановны, слившаяся в сознании с образом Олега Валерьевича, давно уже не беспокоила ее воображения. Мировое равновесие восстановилось. Случайный Олег Валерьевич, прилетевший в Людину жизнь легковесным мячиком, отскочил на зеленое поле чьей-то другой жизни. Людино интересное положение теперь даже не требует объяснений и оправданий. Вот так – и точка, и больше никак! Люда тихонько торжествовала. Ведь по существу, Олег Валерьевич так и ни стал ей никем, а интересное положение обещало сразу многое.
* * *
Рассказ, в сущности, можно было начинать с этого места как с начала. Но вы же понимаете, что авторам больше платят за длинные рассказы. Вот они и вьют веревки, вот они и тянут, плетут сети, чтобы уловить рыбку-читателя, а потом поджарить и съесть.
Но сознайтесь, читатель никогда не согласится добровольно преодолеть мучительный перегон, который называется повествованием. На первой странице ему справедливо хочется знать, в чем же перспектива истории, кто с кем, кого и за что. И будет ли хеппи-энд. Можно и не хеппи-энд, но только чтобы не открытый финал! Мы не хотим открытого финала! О, открытый финал – это читательский кошмар! Вы уж лучше эту историю насовсем закончите, пусть они поженятся. А потом следующую начнете. Пусть, например, она ему изменит… А от повествования, которое медленно набирает обороты, которое разгоняется, дабы ввести в курс дела, читателя качает и оттого даже тошнит, как бедную Люду в ее интересном положении. В конце концов, нам, авторам, надо иметь совесть и понимать: мы отнимаем у читателя время, которое он мог бы потратить на просмотр телепередач…
Так вот, я сообщаю, что читать можно прямо отсюда. Конечно, если издержки авторской фантазии кажутся вам занимательными или если вы не слишком дорого цените свое время, то прочтите всё. Я тогда расскажу вам еще и о детстве Люды Георгиновой, чтобы вы смогли во всей полноте представить масштабы и последствия случившегося с ней: в детстве Люда Георгинова предавалась глупостям фантазии. Например, она вообразила, что в кладовой внизу слева есть маленькая дверь, куда она одна может зайти, а за этой дверью – перевалочный пункт в волшебное царство. То ли приснилось ей это, то ли еще как-то привиделось, но эту дверь она все детство напролет искала с упорством ослика, подметая длинною челкой пол в кладовой.
Должно предупредить: то, что вы прочтете далее, может вызвать дискомфорт, слабость и временное расстройство зрения. Если ваш обычный взгляд на вещи во время прочтения меняется, распространяется под каким-то подозрительным углом, чтение следует прекратить. Если мировоззрение не восстанавливается и впоследствии, то следует найти автора – и разобраться с ним по-взрослому. Если же в голове зазвучали еще и голоса, разъясняющие вам смысл жизни, диктующие направление движения, то, не беспокоя автора, следует незамедлительно обратиться к врачу.
* * *
Итак, оставленная мужем, подозревающая у себя беременность от случайного любовника учительница младших классов Людмила Георгинова жила теперь совершенно одна. Она решила, что справедливость наконец восторжествовала. И это принесло ей немалое облегчение. Ведь когда ты бредешь по жизни с чемоданом, полным чужих денег, с чемоданом, который следует отдать… В общем, фальшивому положению пришел конец. И Люда начала готовиться к рождению.
Вечером того же дня, как она выслала мужу в другой город фотоальбом юности, Люда почувствовала слабость, легла в постель и оттуда стала смотреть в окно. В природе было уже весьма прохладно. Деревья растопырились черными беспорядочными скелетами, свирепствовали ветра, которые обгладывали белую плоть, нарастающую на деревьях. Люда смотрела и воображала, по своему обыкновению, всякую ерунду. После того как Олег Валерьевич переехал в другой город, к Люде вернулась ее детская привычка видеть то, чего нет. Например, в данный момент она наблюдала следующее: черная башня на белой опушке, возле замка топчется черный конь, несущий молодого всадника. Кто этот всадник, Люда не знает. И вдруг слышит какой-то шелест. Ничего в этом шелесте разобрать нельзя, как будто десять голосов шепчут одновременно. Всадник насторожился, конь уши насторожил. Всадник голову поднял, окно на вершине башни затеплилось, засветилось. Голоса стали гуще, забеспокоился конь, голые деревья застучали ветвями. «Видишь ли ты нас, всадник? – лепетало вокруг. – А мы тебя видим, видим…» Людочка вскрикнула, потому что сделалось ей не по себе, оттого что кто-то может наблюдать за человеком, когда он этого и не подозревает.
