– Да не ерепенься ты, – смеется Хизер. – Я люблю тебя как раз из-за твоих принципов. У тебя такой крепкий… как это говорится… моральный фундамент, вот. И это здорово. Но девчонка, которая планирует кинуть своего парня сразу после Рождества, рядом с тобой выглядит не лучшим образом. Ну, то есть на твоем фоне.
– Как можно планировать бросить парня за месяц?
– Ну… жестоко было бросать его перед Днем Благодарения, – объясняет Хизер. – Вот сидит он за столом с родными и говорит – что? «Я благодарен за то, что мое сердце разбито»?
Несколько шагов мы молчим, а я обдумываю ее слова.
– Наверное, подходящего момента никогда не представится, но ты права – есть дни, в которые расставаться точно не стоит. Так давно ты это решила?
– Еще на Хэллоуин, – отвечает она. – Но у нас были такие классные костюмы!
Мы сворачиваем за угол, и лунный свет меркнет. Теперь приходится светить прямо под ноги.
– С ним вроде бы все нормально, он хороший парень, – продолжает Хизер. – Иначе я бы не парилась и бросила бы его и в праздник. Он умный, хоть по нему сразу и не скажешь, добрый и милый. Просто иногда он может быть таким занудой! И бестолковым, что ли? Не знаю.
Я никогда не осуждала людей, решивших расстаться. Всем нам нужно разное, и у всех разные потребности. Мейсон, первый парень, с которым я порвала, был умен и не лишен чувства юмора, но не хотел отпускать меня ни на шаг. Поначалу я думала, что это здорово – когда ты нужна кому-то как воздух, но очень быстро эта навязчивость приелась. Чувствовать себя желанной – одно, но когда к тебе липнут – совсем другое.
– А в каком смысле он зануда? – спрашиваю я.
– Сейчас попробую объяснить, – отвечает она. – Представь: даже если бы я попыталась описать тебе степень его занудства, слушать меня было бы интереснее, чем общаться с ним лично.
– Серьезно? Тогда мне не терпится с ним познакомиться.
– Вот поэтому тебе совершенно необходимо завести парня, пока ты здесь, – говорит она. – Тогда мы сможем ходить на свидания вчетвером, и мне не придется умирать со скуки.
Как странно было бы завести роман с кем-то здесь, в Калифорнии, зная о том, что скоро все должно закончиться. Если бы я этого хотела, то в прошлом году согласилась бы встречаться с Эндрю.
– Свидания вчетвером? Я – пас, – говорю я. – Но все равно спасибо за предложение.
– Еще успеешь меня поблагодарить, – замечает она. – Я от тебя не отстану.
Со следующим поворотом мы почти достигаем вершины; сворачиваем с протоптанной дорожки, которая становится все уже, и углубляемся в низкий кустарник. Хизер светит по сторонам. Какой-то зверек улепетывает прочь. Судя по звуку, кролик.
Еще десять шагов и кустарник редеет. В темноте все пять елочек не видны, но когда свет падает на одну из них, на сердце становится так тепло! Хизер медленно переводит фонарик, и я вижу все пять. Мы посадили их на расстоянии полутора метров друг от друга, чтобы тень не падала на соседние деревья. Самое высокое уже на пару дюймов выше меня, а самое маленькое едва доходит мне до пояса.
– Привет, ребята, – шепчу я, прогуливаясь между ними. Держа новый саженец в руке, поглаживаю свободной рукой иголочки.
– Я в прошлые выходные приходила, – говорит Хизер. – Прополола сорняки и разрыхлила землю, чтобы сегодня было полегче.
Ставлю мешок на землю и поворачиваюсь к ней лицом.
– Да ты у нас садовод!
– Это вряд ли, – отвечает она. – Но в прошлом году мы так долго сражались с сорняками в темноте, что я решила…
– Будем считать, что тебе это понравилось, – говорю я. – Какой бы ни была причина, ты не сделала бы это, не будь ты такой прекрасной подругой. Спасибо.
Хизер вежливо кивает и вручает мне лопатку.
Оглядевшись, я нахожу идеальное место. У меня есть правило: новому деревцу – лучший вид на окрестности. Встаю на колени – Хизер уже взрыхлила землю. Выкапываю яму, достаточно большую, чтобы вместить корни.
В последние два года мы по очереди приносили деревца на гору. Теперь здесь моя личная еловая плантация. И частичка меня останется здесь даже после того, как мы вернемся на север.
В голову опять лезут непрошеные мысли: а будет ли у меня возможность в следующем году срубить самое взрослое дерево?
Я рассчитывала, что этот праздничный сезон будет идеальным, а не обремененным сомнениями. Но теперь везде, во всем, что бы я ни делала, меня подстерегает вопрос: «а что, если…?» Не знаю, как насладиться этими мгновениями, не думая о том, что это в последний раз.
Развязываю шпагат, скрепляющий мешковину вокруг корней. Разворачиваю ткань, стараясь не повредить корни. На них комья земли с нашей плантации в Орегоне.
– Мне будет не хватать этих наших походов, – говорит Хизер.
Ставлю деревце вертикально в яму и раздвигаю корни руками.
Хизер садится на колени рядом и помогает забросать яму землей.
– Хорошо хоть впереди у нас еще год, – произносит она.
Не решаясь взглянуть на нее, высыпаю пригоршню земли ближе к стволу, затем отряхиваю руки и сажусь на землю. Подтянув колени к груди, устремляю взгляд на огни города у подножия темной горы. Пусть каждый год я приезжаю сюда совсем ненадолго, мне кажется, что я здесь выросла. Делаю глубокий выдох.
– В чем дело? – спрашивает Хизер.
Я поднимаю глаза.
– Еще одного года может не быть.
Она, нахмурившись, смотрит на меня, но молчит.
– Родители ничего мне не говорят, – признаюсь я, – но я слышала, как они это обсуждали. Они считают, что тянуть с продажей бизнеса еще один сезон нет смысла.
Теперь уже Хизер смотрит на город.
С такой высоты, да еще в сезон праздников, когда все огни горят, отсюда хорошо виден наш рождественский базар. С завтрашнего дня вокруг него загорится прямоугольник белых фонарей. Но сегодня мой дом – всего лишь темное пятно на длинной улице, освещенной лишь фарами проносящихся мимо автомобилей.
– В этом году станет ясно, – говорю я. – Я знаю, что родители хотят приезжать сюда не меньше моего. А вот Рэйчел и Элизабет, наоборот, обрадуются, если на Рождество я останусь в Орегоне.
Хизер садится рядом на землю.
– Сьерра, ты одна из моих лучших подруг. И я понимаю, что Рэйчел и Элизабет считают так же, поэтому не могу их винить. Но ведь они с тобой весь год. А я уже не могу представить праздники без тебя и твоих родителей.
И мне не хочется терять возможность провести последний праздничный сезон перед колледжем с Хизер. Мы всегда знали, что этот год наступит, и всегда с волнением ждали выпускного класса.
– Я тебя понимаю, – отвечаю я. – Мне, конечно, любопытно, каково это – провести праздники дома, сдавать домашние задания не по Интернету, а лично, и хоть раз в жизни своими глазами увидеть, что творится в моем родном городке в декабре.
Хизер долго смотрит на звезды.
– Но я буду так по тебе скучать! По тебе и нашим елочкам, – добавляю я и вижу, что она улыбается.
– Может, я приеду к тебе на несколько дней? В кои-то веки навещу тебя в каникулы.
Я кладу голову ей на плечо и смотрю в темноту. Не на город и не на звезды, а куда-то вдаль.
Хизер наклоняется ко мне.
– А давай не будем думать об этом сейчас, – говорит она, и следующие несколько минут мы просто сидим молча.
В конце концов я поворачиваюсь к самому юному деревцу, беру ее за руку, и она помогает мне встать. Я поднимаюсь, но ладонь ее не отпускаю.
– Вот было бы здорово повесить гирлянды на наши елочки, чтобы их было видно снизу.
Какая прекрасная мысль – рассказать о нашей дружбе всему миру! Каждую ночь, раздвинув занавески, я могла бы засыпать, глядя на вершину.
– Но по пути сюда я проверила, – продолжает она. – На горе нет ни одной розетки.
– Природа в этом городе совсем отстала от прогресса, – со смехом отвечаю я.
Глава пятая
Я лежу с закрытыми глазами и слышу, что мама с папой выходят из трейлера и закрывают дверь. Переворачиваюсь на спину и делаю глубокий вдох. Еще пара минут покоя. Потом я встану с кровати, и дни посыплются, как костяшки домино.
В день открытия базара мама всегда просыпается бодрячком. Но я, скорее, как папа. Слышу его тяжелые шаги за окном: он идет в «контору». Там он включит большой серебристый кофейник и поставит греться воду, затем разложит пакетики с чаем и горячим шоколадом, которые мы предлагаем покупателям. Но первая порция горячего кофе пойдет ему в термос.
Выдергиваю из-под себя продолговатую подушку и прижимаю к груди. За последние шесть лет мама Хизер дважды выигрывала конкурс дурацких рождественских свитеров. После конкурса она отрезает у свитеров рукава и делает из них подушки. Зашивает рукав с одной стороны, набивает ватой и заштопывает с другой. Одну подушку оставляет себе, а другую всегда дарит мне.
Поднимаю над головой подушку, которую она вчера мне подарила. Подушка цвета мха с темно-синим прямоугольничком там, где у рукава был локоть. На синем фоне падают снежинки и летит красноносый олень.
