К АНДЖЕЛО МАИ, КОГДА ОН НАШЕЛ СОЧИНЕНИЕ ЦИЦЕРОНА О РЕСПУБЛИКЕ
Зачем ты, дерзкий итальянец[17], нашихОтцов будить в могилахРешил? Зачем тревожишь мертвый сонСтолетья их беседой средь унылыхТуманов скуки? Как был донесенТобой до слуха нашего столь сильнымСтоль древний предков глас,Немотствовавший долго? Сколько ихВоскресло? Плодоносною бумагаВдруг становилась; сбереглось по пыльнымМонастырям для насСвятое слово, хоть под спудом тихБыл звук его. Судьбу твою отвагаПитала, итальянец! Иль слабаПротив отваги истинной судьба?
Конечно, не без вышней воли в миг,Когда оцепенело,Отчаясь, мы впадаем в забытье,Посланье дедов в наших прогремелоУшах. Вновь на Италию своеСочувствие льет небо, и заботливО нас бессмертный некий:Иль прошлому сейчас сердца откроем,В грудь доблесть заржавевшую вселя,—Иль итальянский род наш нерасчетлив,Ибо отнюдь не глухЗагробный глас, но мощен и героямЗабытым восставать дает земля,Чтоб знать, ужель, мой край, сменил ты жребийВеков высоких на судьбу отребий.
Надеетесь ли вы еще на нас,О славы? Кто избавленОт гибели всецелой? Не манитВас знанье о грядущем. Я раздавлен,И нет от мук защиты, ибо скрытСмысл будущего, а во всем, что явно,Иль сны взамен надежд,Или безумье. Доблестные души,Ваш кров приютом стал для черни грязной,Деянье ль ваше, слово ли — бесславноВ глазах глупцов-невежд;Мы к вашей славе холодны, все глушеЕе нам слышен зов: витает праздныйВкруг памятников ваших дух; для летГрядущих лишь презренья мы предмет.
Нам, светлый гений, вспоминать немилоОтцов — так будь ониМилы тебе, избраннику судьбы,Тебе, чья длань словно ввела к нам дни,Когда письмен, покинувших гробыЗабвенья, нам макушка стала зрима,А ими был ведомСонм древних, тех, с кем речь вела, покровыНе сняв, природа и украшен кемБыл сладостный досуг Афин и Рима.О время, вечным скрученное сном!Еще руины были не готовыВ Италии, и праздности яремБыл мерзок нам, и ветры унеслиС тех пор немало искр у нас с земли.
Таился жар в твоих святых останках,Непобедимый врагСудьбы, обретший в ярости и болиАд, что в сравненье с миром этим благ.Ад! А какой не тягостней юдоли Земля?И шепчут струны, коих руки,Влюбленный бедный,Твои касаньем нежили горячим.Увы, все песни скорбью рожденыВ Италии. Но тяжесть душной скукиЗлей, чем любой зловредныйНедуг. Вся жизнь твоя была лишь плачем,Блаженный. Повила нам пеленыТоска. У люльки нас иль на краюМогилы — ждать равно небытию.
Твоя ж, Лигурии питомец дерзкий,Средь моря и светилЖизнь протекла, когда ты за столпами[18],Где вал вскипеть вечерний должен былНавстречу солнцу, тонущему в яме,Средь волн чутью доверясь, вновь сумелЛуч солнца обрести,Рожденье дня, у нас который сгинул:Природы брань твой выдержал походИ стал земной неведомый пределВенцом всего пути.Но мира тем, увы, ты не раздвинул:Мир не растет, скорей наоборот;В кормилице-земле, в морях, в эфиреНе мудрым он, а детям виден шире.
Куда ушли пленительные сныО неизвестной далиС неведомым народом, о приютеСветил на время дня, о покрывалеАвроры юной и о тайной сутиНочного сна планеты большей?Вмиг Рассеялись они,Весь свет начертан на клочке бумаги,Небытие плодят открытья, площеСтал мир. Едва ль кто истины достиг,Сокрытой искониТобой, воображенье; нет уж тягиК тебе у духа. Век от древней мощиТвоей нам не оставил ничего,И утешенье наших бед мертво.
Тогда родился[19] ты средь грез и первыйВзор к солнцу обратил,Пленительный певец любви и брани[20],Учивших в век, что менее унылБыл, нежли наш, в блаженном жить обманеМир рыцарей и дам,Чертогов и садов! Мой ум легкоВверяется твоим пустым усладам.Людская ткется жизнь из зыбких целей,Из снов и мнимых драм.За ними гнались мы так далеко!Так что ж осталось нам? Что листопадомОбнажено? Лишь то, что, если бредРазвеять, тщетно все, в чем боли нет.
Торквато, о Торквато, был высокийТвой дух с небес принесенНам, а тебе — лишь слезы. Средь невзгодУтешить — не во власти нежных песен,Торквато[21] бедный, не расплавить лед,Которым грудь, исполненную пыла.Сковала ложь пронырБесчестных и тиранов. А любовью[22],Последним нашим мороком, оставленТы был. Себя реальной тьмой явилоНебытие, а мир —Безлюдной мглой. Не внял ты славословью[23]Позднейшему, быв не от благ избавлен —От бед. Да, просит скорого концаПознавший нашу скорбь — а не венца.
Вернись, вернись к нам, выйди из могилы,Унылой и немой,Но только если ищешь мук, злосчастныйПример напасти. Непроглядной тьмойТа, что считал ты мрачной и ужасной,Жизнь наша стала. Кто тебя оплачет,Коль никого нет, кто бы,Кроме себя, был чем-то ныне занят?Кто безрассудной скорбь твою не звал?Что высшее, что редкое не значитУ них безумья? ЗлобыУкол слабей, чем равнодушье, ранитТех, кто великих заслужил похвал.Коль век не песнь, а цифру славословит,Кто лавр тебе еще раз приготовит?
С тех, скорбный гений, лет досель не всталНикто, кем бы поддержанБыл итальянский дух, — лишь тот, кто в тьмуГлухого века злой судьбой был ввержен,Аллоброг[24], доблесть дикую комуПослало небо, а не отчий край,Бессильный и бесплодный;Нося ее в груди, он, безоружный —О дерзость! — вел с тиранами на сценеВойну: хоть мнимой волею пускай,Хоть бранью безысходнойДают увлечься ярости недужнойЛюдей! Один стоял он на арене,Ибо, кто празден и бездарно нем,Тот выше всех у нас и мил нам всем.
Жизнь в трепете он прожил и в презренье,И нет на ней пятна;Смерть упасла от худших унижений.Витторио[25], ни век сей, ни странаНе для тебя. Других достоин генийВремен и мест. В бездействии застыв,Ликуем мы, ведомыПосредственностью. На одну ступеньМудрец сведен, толпа подъята — мирУравнен. Открыватель, твой порыв[26]От смертной пусть истомыСпасет живых; заставь вещать нам теньГероя; укажи ориентирГнилому веку: может, пробудитсяДля дел высоких он — иль устыдится.
Перевод А. Наймана
НА ЗАМУЖЕСТВО СЕСТРЫ ПАОЛИНЫ[27]
Из отчего гнезда,Из тиши, из приюта грез и негИ чар, в чьем обрело небесном дареУединенье прелесть, ты тудаВлекома роком, где течет в угареИ шуме жизнь; нам в этот гнусный векЖестоким небом послано предвестье,Сестра моя, что в смутныйИ горемычный часУмножишь ты Италии несчастнойНесчастную семью. Готовь запасОтваги для детей. Прочь ветр попутныйГоним судьбой злострастнойОт доблестей. ЗамкнутьДух чистый не дано в больную грудь.
Ждут скорбь иль подлость — розно —Твоих сынов. О, пусть бы скорбь! ПрорывМеж доблестью и счастьем ров бездонный,Нрав торжествует низкий. Слишком поздно,Под самый Вечер дел людских рожденныйЗдесь обретает чувство и порыв.Пусть небо глухо, тем труди ты сердце,Не выросли чтоб дети Ни счастия друзьями,Ни робости игрушкой и надежд,—Счастливыми вы прослывете, самиДивясь, в каком-то будущем столетье,Ибо (срамной невеждИ трусов стиль) мы травимЖивую доблесть — мертвую же славим.
О жены, ждет от васНемногого отчизна; и лучитсяНе на позор и муку людям, пламяИ сталь смиряя, нега ваших глаз.Мудрец и воин направляем вамиНа мысль и дело. Все, что колесница Божественная дня везет, все вам.Дать требую у векаОтчет вам. Разве взмахРук ваших огнь священный погасил,Огнь юности? Иль из-за вас зачах,Забит наш нрав? И коль душа — калека,Коль цель низка, коль жилПриродная ценаИ мышц ничтожна, ваша ль то вина?
Любовь — деяний шпораВысоких, коль ценить ее; порывыБлагие будит красота. Но теБезлюбы души, в ком сердца ретивыНе могут стать, когда вступают в спорыВетра, и сводит тучи в высотеОлимп, и сотрясает гору буря.Взбесившись. Девы! жены!О, только б возбудилВ вас тот, кто чести, пред грозой сробев,Лишился отчей, кто свой запер пылИ пошлый ум свой в грязные загоны,Презрение и гнев,—Коль тех любить должны выМужчин, что смелы, а не что смазливы.
Чтоб матерями трусов,Страшитесь, вас не стали звать. СтраданьяДостойных пусть терпеть младое племяНаучится; пусть презрит тех, чьих вкусовПозорное не оскорбляет время.Мужая для отчизны, пусть деяньяОтцов и чем обязан край им вспомнит.Так, чтя героев сеч,Чтя древних имена,Рос Спарты род, младой, вольнолюбивый,До дня, в который повязала мечНа пояс мужу юная жена,А после черной гривойСклонялась к наготеБезжизненного тела на щите.
Виргиния, был ликуДан образ твоему небесной дланьюКрасы всесильной. Твоего же силаПрезренья ввергла римского владыкуВ отчаянье. Прелестная, входилаТы в возраст, склонный к нежному мечтанью,Когда рассек грудь белую твоюОтцовский грубый нож,И ты сошла в Эреб,Сказав: «Пусть старость цвет и жар отнимет,Отец, у тела; встанет прежде склепПусть — чем меня сквернейшее из лож,Тирана ложе, примет.И коль в крови моейРим должен жизнь и мощь обресть, убей!»
Благая! хоть светилаВ твой век был ярче блеск, чем в наш, но бремяМогильное утешней днесь нести:Земля родная этот холм почтилаСлезами. Пусть ты здесь не во плотиПрелестной, новым ромулово племяЗажглося гневом вкруг тебя: в пылиВласы грязнит тиран,И воля веселитЗабывчивые души, и на соннойЗемле латинским Марсом стан разбитОт тьмы полярной до полдневных стран.Так, в тяжком погребенныйБезделье, вечный РимСудьбой жены вновь стал животворим.
Перевод А. Наймана
ПОБЕДИТЕЛЮ ИГРЫ В МЯЧ[28]
