– Отмучился, – пробормотал Боб.
– Это не случайность, будьте на чеку, – произнёс я. – Здесь ничего невозможно предугадать. Всё начинается и заканчивается внезапно.
– Что это? – завизжала Ласка, вцепившись в мои запястья тонкими, но довольно жилистыми пальцами.
– Что за хрень вылезла из его живота? – отскочив назад, прокричал Боб.
– Где? – спросил я, пытаясь, высвободиться из плена Ласки.
– Да вот же морда.
Внутренне я был готов к неизбежным сюрпризам, но состояние Ласки меня не на шутку встревожило. Я никак не мог освободить руки. Её мышцы парализовало, мозг отказывался воспринимать действительность. Мои запястья кровоточили, длинные ногти Ласки вонзились в мою плоть до самых костей, от боли и от её пронзительного визга я терял концентрацию.
Тварь выскочила из чрева подкидыша и стремительно слиняла в противоположный от нас угол. Пламя свечи выросло и я лицезрел это хищное порождение ада. Очередной выведенный в лаборатории злобный мутант, смесь кошки, рептилии и скорпиона. На мохнатой кошачьей морде блестели круглые золотистые глаза. Пасть широко открыта, видны белые заострённые как медицинские иглы зубы. Туловище вытянутое, конечности невероятно мускулистые, длинный хвост с шипом на конце.
– Боб, давай за скамейкой, – скомандовал я.
– Но это, же баррикада, – удивленно произнёс он.
– К чёрту шутки, Боб.
Он развернулся и скрылся в трубе.
– Ласка, Ласка, – думал я про себя, – что ж ты делаешь, дурёха. Расслабь мышцы, освободи мои руки, очнись же, девочка моя.
Вернувшись вооружённым, Боб занял боевую позицию. Тварь приступила к разведке боем. Она подбегала к нам на довольно близкое расстояние, маневрировала, производила немыслимые выпады вперёд, назад и стремительно скрывалась в неосвещённой части помещения. Боб держался молодцом, он понимал, что исход схватки лишь в его руках, он отчаянно молотил скамейкой по полу, стараясь поразить цель. Его силы иссякали на глазах, и это забавляло мутанта, существо словно играло с ним. Я не знал чем помочь и вдруг уязвимое место твари обнаружилось. Я заметил, что под прямыми потоками холодного воздуха, проникающего в помещение через трубу, мутант слабеет и затормаживается.
– Холод! Боб, тварь боится холода! Возьми это на заметку, дружище.
– Я понял.
Но как показало следующее мгновение, он совершенно, ни черта не понял. Он отбросил скамейку и начал вытанцовывать какие – то индийские танцы.
– Нет, Боб, нет.
– Так надо, Философ. Прости меня, друг.
– Ты ни в чём не виноват, – закричал я. – Да пусти же ты меня.
Видит бог, мне нечем было помочь этому несчастному человеку, Ласка связала мои руки, чёрт знает, сколько дней я не употребил ни крошки пищи, отдавая свою долю ей, я совершенно выбился из сил. Я видел как Боб, раззадорив мутанта, побежал по лестнице вверх, видел, как тварь устремилась за ним в погоню, видел и проклинал себя за беспомощность.
Не знаю, сколько времени прошло, может час, а может всего минута, перед тем как мне удалось освободиться, но то, что я совершил первым – это поспешил на помощь Бобу. Мои ноги не слушались, соскальзывали с мороженой арматуры, запястья кровоточили и болели, в глазах темнело. Добравшись до самого верха, я увидел безжизненное тело мутанта, оно свисало на половину из трубы, словно брошенная кем – то половая тряпка. Холод сделал своё дело. Я посмотрел вниз и увидел Боба, его тело лежало, не шевелясь на поверхности снега. Я был полностью уверен, что если вступить на снег непременно окажешься в его вечных объятиях, как я был рад своей ошибке. Металлическая лестница снаружи не доходила до снежного покрова примерно метр, я быстро и беспрепятственно добрался до Боба.
– Что ты натворил? – закричал я, склонившись над неподвижным телом Боба.
– Зачем так орать? – открыв глаза, ответил Боб.
– Что? – не веря своим ушам, произнёс я. – Ты жив! Сукин сын, ты жив.
– Да это так, – слегка улыбнувшись, произнёс Боб.
– Не вздумай шевелиться, я произведу обследование. Она укусила тебя?
– Нет, я просто ударился затылком о твёрдую наледь. Лёгкое сотрясение и все дела.
Всё равно нам необходимо немного отдохнуть, нам предстоит нелёгкий путь обратно, карабкаясь по этой проклятой лестнице.
– Я в порядке, Философ, а что с Лаской? – спросил он, поднимаясь на ноги.
– Чёрт побери, – мелькнуло в моей голове. – Я совсем забыл о Ласке.
Новый поток сил ворвался в моё худощавое тело. Я велел Бобу двигаться первым на тот случай если его силы иссякнут, и с божьей помощью мне удастся его удержать. Впереди себя я не видел ничего кроме чёрных протекторов на подошвах Боба. Какая – то невероятная ярость раздирала мою душу. Спасая Боба, я потерял Ласку. А может, нет, ах, сколько бы я сейчас отдал за то, чтобы ошибиться в своих предчувствиях. Путь наверх казался бесконечным. Мои ноги то и дело соскальзывали, я бился подбородком о холодную арматуру, что – то кричал. Когда вершина покорилась, перед нами предстал не менее нудный и опасный спуск. С каждой новой ступенькой мой пульс ускорялся, я, словно не спускался, а проваливался в какую – то чёрную беззубую пасть. И вот оно счастье. Ласка сидела за столом, утирая крупные слёзы жёстким рукавом ватника. Труп незнакомца изчез.
– Вы оба живы, мальчики! – прозвенел её голос.
Я не успел ей ответить, Боб закряхтел и повалился на пол, устремив меня за собой. Он так крепко вцепился в моё плечо, что мы рухнули, словно два бесхозных мешка с опилками. Прилив сил спал. В моём теле болел каждый миллиметрик, что говорить о Бобе упавшем с такой высоты головою вниз.
– Зе энд, – прохрипел Боб.
– Нет, – закричала Ласка. – Что он сказал, Философ?
– Что ты сказал, Боб? – спросил я.
– Не знаю, но чувствую что, что – то верное.
– Нет, это просто последствия после тяжёлого сотрясения мозга.
– Моё сердце скоро разорвётся, а тело, словно кусок замороженного мяса.
– Он и вправду слишком холодный, – промолвила Ласка. – Ему нужно что – то горячее.
– Пальцем я делан, если не смогу вскипятить воду? – рявкнул я, вскочив с полу.
– Каким способом, старина? – еле слышно произнёс Боб.
– Точно не знаю, но я сделаю это. Прижми его к себе, Ласка.
Подбежав к столу, я высыпал креветки, освободив тем самым целлофановый пакет, затем, не медля ни секунды, я налил в него немного холодной воды из пластиковой бутылки, внезапно появившейся на нашем столе. Я не отдавал отчёта своим действиям, руки словно сами хватали всё подходящее и творили с этим невероятные чудеса. Я держал целлофановый пакет, над самым пламенем свечи, лихо перегоняя воду из одного края в другой. Не знаю, сколько прошло времени, но фокус удался, вода закипела. Ловким движением рук я перелил кипяток в заранее приготовленный стакан, изготовленный мною из пластиковой бутылки.
– Вот, попей немного, это поможет согреться, – с ноткой невероятной гордости произнёс я.
Боб не ответил. Он сделал всего один маленький глоток и глаза его закатились.
– Нет, – закричал я. – Ты не помрёшь.
«Всё кончено, – шептал чей – то противный голос внутри меня. – Чудес не бывает, всё кончено друг».
– Мне страшно, – послышался растерянный голос Ласки.
– Иди ко мне, я не дам тебя в обиду, – промычал я.
– Кто следующий, ты или я?
– Никто, больше никто. Ты веришь мне, Ласка?
– Да. Обними меня.
Странное дело за всё протяжение времени пока мы были вместе, я ни разу не посмотрел на неё как мужчина на женщину. Я любил её как сестру. Я жалел и оберегал её. Только сейчас в тусклом свете догорающей свечи, я заметил красоту её крупных лучащихся добротой глаз. Только сейчас я заметил, как прекрасны её длинные чёрные волосы, её губы, её шея и овал белоснежного лица. Неужели всё, что открыто и доступно мы замечаем и любуемся им в самом конце, а всё время «до» ищем чего – то запретное и несуществующее. И как ей удаётся находясь в этой отвратительной обстановке оставаться такой свежей и привлекательной. Только сейчас я понял, чего ей это всё стоило, довольствуясь скудной порцией воды.
– О чём ты думаешь, Философ?
– Пожалуйста, не называй меня больше так, мне больше не нравится это имя.
– А как тебя называть?
– Называй меня Андрей.
– Андрей, почему?
Ответа не последовало, наши губы сблизились и слились.
***
Сладостный стон страсти слетал с её нежных раскалённых губ. Я не видел её глаз, но я чувствовал её тело. Словно ласковая змея она извивалась и отдавалась мне полностью. Тишина, укутанная чёрною шалью ночи, слушала и не решалась обронить ни единого звука. Два сердца, обречённые на неминуемую гибель, пылали невидимым пламенем и бились в одном оглушительном ритме. Её ногти вонзались в мою спину, но я не чувствовал боли.
– Это было великолепно, – прошептала она, уткнувшись своим хлюпающим носиком в мою влажную волосатую грудь.
