– Это было великолепно, – прошептала она, уткнувшись своим хлюпающим носиком в мою влажную волосатую грудь.
– О да. Это было чертовски великолепно! – Ответил я.
Рой мыслей с невероятным шумом возвратился в мою истерзанную думами голову. Миг счастья закончился и остановившееся время снова пошло, отчеканивая ровные монотонные шаги. «Там, где – то там, далеко-далеко мы были и жили. Как мы жили? Бродили ли мы, беззаботно упиваясь красотой природного пейзажа, или страх и тревога наполняли наши души? Свет раскалённого солнца или блеск луны падал на наши юные необузданные тела? А может быть прямо сейчас холодные струи ливня безжалостно стирают последние отпечатки наших подошв. Проклятая дьявольская нора: здесь все кошки серы, а козыри биты. Что же нам делать дальше?» – думал я, слушая дыхание Ласки. «Мы просто герои, мы несчастные персонажи в чьей – то очередной бульварной книжонке. В чём замысел автора? Продуман ли хеппи-энд изначально или же и его самого терзают смутные сомнения. Жизнь и счастье. Мучение и смерть. Выбор не прост, но неизбежен, ибо у каждого начала должен быть конец». Я не заметил, как заснул и оказался в другом, но не менее ничтожном месте.
Огромный водопад от земли и до самого неба, бурлящая вода напоминающая кипяток, в какой – то стеклянной прозрачной пробирке. Осторожно приближаюсь и чувствую холод. Ватник становится невыносимо тяжёлым, ещё несколько шагов и я превращусь в бездушный кусок льда. Не решаюсь обернуться, там за спиною ночь, чёрное жидкое месиво и ещё что – то или кто – то. Я слышу смех металлический неприятный смех. Я не боюсь его. «Это предатель» – шепчет чей – то голос, небрежно царапая нежные поверхности барабанных перепонок. «Иди за ним следом, твоё „я“ уничтожено, ибо нет в тебе больше ни души, ни личности».
Сон оборвался. Моя правая щека, ощущает какой – то слабый но доселе неизведанный холодок. Что это? Поток воздуха или чьё – то дыхание? С максимальной осторожностью я освободился из прочных объятий спящей Ласки и направился к столу.
Я ощупал поверхность стола и обнаружил новую пухлую свечу. Я зажёг спичку и поднёс к фитильку дрожащее пламя, словно озарение свыше, осветило мрачное покрытое плесенью убожество. Первое что бросилось в глаза это большой чёрный квадрат на полу. Я рухнул на четвереньки и пополз. «Пресвятые угодники», – проговорил я вслух. Таинственный лаз смотрел на меня своим чёрным прохладою сквозящим глазом. Опустив свечу вниз, я заметил очертание узкого коридора уходящего куда – то в тёмную непроглядную тьму. «Вот и ответ!» – мелькнуло в мозгу, переполненном неожиданно ворвавшейся радостью. Я уже было метнулся разбудить Ласку и поделиться этой приятной новостью, но по какой – то самопроизвольной системе моя голова повернулась в сторону стола. Привычных вещей я не обнаружил. Отсутствовали креветки, вода, спички, но по самому центру деревянной столешницы лежал белый свёрток, перевязанный тонкой капроновой нитью. Я сорвал нить и впился глазами в свежие чернила коряво написанных строк.
Здравствуй, отчаянный пленник мира под колпаком.
Не ликуй и не бей в фанфары, слушай и мотай на ус. Неважно имя моё, не важны даты и время. Воздух разряжен, а кровь, текущая по твоим венам не имеет ни цвета, ни запаха. Ты борешься за жизнь, а жизнь умерла, она спит и ей снятся скучные чёрно-белые сны. Ты терзаешь свою голову вопросами. Кто ты? Как оказался в этом убогом месте? А чем ты хуже других?
Постой, угадаю. Теперь ты изнемогаешь от желания узнать: кто я. Я – Бог! Да, да не удивляйся, именно Бог. Не тот, который сотворил мир и вселил в него жизнь. И не тот, которого никто и никогда не видел. Слушай и плачь над своим унизительно ничтожным существом. Однажды – это было настолько давно, что не имеет никакого смысла ворошить окаменевшую золу прошлого. Я был молод и упрям в правильности своих убеждений. В моей груди не слышалось биение сердца, а на висках не пульсировали синие набухшие вены. Мой организм не знал усталости, и только сбитые до крови ноги напоминали о том, что я обычный смертный. Я шёл вперёд. Шёл, невзирая на голод и погодные капризы. Шёл, чтобы доказать, доказать целому огромному миру о том, как он заблуждается. И я дошёл! И я проорал в эти пьяные, лоснящиеся от жира морды. «Очнитесь!» – горланил я, стоя на зловонном заляпанном биологическими отходами камне. «Всё, что вам кажется мифом и байками уже завтра обретёт твёрдую форму бытия. Глядите! Я показал совершенно обычную ладонь и, щёлкнув двумя пальцами, произвёл яркое пламя огня. И это не иллюзия и не шарлатанство. Подойди и убедись лично». Но в место этого, толпа взревела и набросилась на меня словно стая глупых жаждущих крови гиен. Они привязали меня к позорному столбу и забили камнями. А потом когда насытившееся зрелищем стадо разбрелось по своим убогим углам, ко мне подошли два жутко пахнувшие калеки и, освободив изуродованное тело, бросили в яму, клича голодных свихнувшихся на мертвечине собак. Тут мои глаза открылись, а изодранные камнями мышцы наполнились свежей доселе невиданной мощью. И словно восставший из ада я встал на ноги и, хрустя переломленными костями, выпрямился в спине. Собаки поджали хвосты и, скуля по – щенячьи припали на передние лапы, а обезумевшие от увиденного калеки остолбенели и превратились в безжизненные потрёпанные временем истуканы. Но и после этого всего, я не проклял человечество. Мне стало его ещё жальче. И вот тогда во что бы то мне ни стало, я поклялся излечить и спасти его. Я изобрёл сыворотку, которая попадая в живой организм, убивает и возрождает его заново. Свойства мозговых клеток изменяются, оставляя лишь мизерную долю информации из прошлой жизни. Поначалу мне приходилось самому караулить и стерилизовать несчастных, но потом по мере их стремительного роста, этим ремеслом занимались другие, очищенные и перевоплотившиеся в иное сверхновое существо. Из века в век, в новый созданный моими верными слугами мир, тянулись длинные вереницы обретших свободу людей. Они двигались тайно, не спеша, приближаясь к самой крайней точке севера, где ни когда не вступала и не вступит нога обычного человека. Минуя километровые коридоры, проложенные через вечные льды и водные глубины, они попадали в мир. Мой мир. Структура крови разрушалась, и путь назад становился узкой, кишащей неожиданностями дорогой к смерти. Конечно, всё человечество мне спасти не удалось. Они плодятся настолько быстро, что, не ведая сами, обрекают себя на долгое бессмысленное мучение. Ты был в числе последних, кого я спас от не минуемого тлена. И ты оказался крепким орешком. И твой друг Винт. И Боб, которого ты, кстати, сам убил, напоив бедолагу вскипевшей водой. Тепло и чистый кислород – это самый лютый враг созданного мною организма. Твои мозги постоянно прогрессировали. Сыворотка была бессильна. Я испугался непредвиденных обстоятельств и миллионы ни в чём не повинных людей были отправлены в вечный, беспробудный анабиоз. Я был на столько зол, что поместил вас в сырой наполненный сюрпризами отсек. Я жаждал смотреть и наслаждаться, как вы будите метаться в панике, пытаясь помочь друг другу и умирать мучительной, но заслуженной смертью. Я даже подослал к вам свою дочь. Да, да! Но эта глупыха прониклась к тебе чувствами и, то, что произошло между вами месяц назад. А ты думал прошлой ночью? Это поставило окончательный крест на все мои многовековые страдания и победы. Я слишком люблю свою дочь, и пусть она будет счастлива с тобой, чёртов туземец. Но повторюсь: не ликуй и не бей в фанфары, ибо с этой минуты ты становишься вечным владыкой и пленником мира под колпаком.
Дочитав послание до конца, я впал в какое – то необъяснимое оцепенение. Мои руки тряслись, а мозг вспыхнул жутким пламенем ярости. Всё новая и новая информация возрождалась в моей стёртой истерзанной памяти. Я повернул голову и увидел Ласку. Её бледное, я бы даже сказал, невероятно бледное лицо, выражало мёртвое, непоколебимое спокойствие. Игра закончилась и маски сняты. Холод её ладони коснулся моей руки.
– Идём, – произнесла она тихим, но чертовски приятным голосом.
Глупый птенец
Глупый птенец – он чувствует крепость крыла, и мир, искусно сплетённый родителями из тонких ивовых прутиков, кажется тесным. Он смотрит вдаль и задаётся одним единственным вопросом: «Что там спрятано за этим густым непроницаемым туманом?» Туман рассеется, но он не намерен ждать, он больше не верит в сказки взрослых, они пропитаны ложью и ужасом. Взрослые вечно чего – то боятся. «Глядите!» – кричит он, стоя на самом краешке гнезда. «Сейчас я шагну вперёд и полечу!» Он расправляет крылья и падает вниз. Земля стремительно несётся навстречу. Птенец не боится, он пуст и самонадеян, в его лексиконе нет слова «страх», он полон решимости и вдохновения. Несколько секунд падения не учащают биение его сердца. Хлоп. И мир, до селе казавшийся постоянным, пускается в какую – то странную необъяснимую круговерть. Встать на ноги и взмахнуть крыльями, недавно это казалось легко и просто, но невидимые потуги под названием боль, диктуют свои суровые правила. Он смотрит вверх и плачет. Облака словно белоснежные завитушки, молчат и грациозно скользят по синему бархату неба. Он видит пейзаж, который наполняет его жалкое существо немыми и совершенно незнакомыми ощущениями. «Что это такое?» – спрашивает он себя, глядя на длинные и невероятно тонкие стебли трав, мирно покачивающиеся под напором слабого воздушного потока. «Что это за круглые прозрачные катышки, свисают с листьев и, отрываясь, падают вниз?» Очередная попытка подняться, опять не увенчалась успехом. Но глупый птенец не сдаётся, он не в силах смириться с тем, чего нет, чего никогда не существовало в его скудном детском мировоззрении. Он поднимается и падает. Падает и поднимается. Силы иссекают, крылья становятся неподъёмно тяжёлыми, он ложит голову на землю и закрывает глаза. До боли знакомые голоса врываются в ёго ушные раковины и щекотят барабанные перепонки. Убитые горем родители ошалело мечутся между лесных зарослей и кричат его имя. Он хочет ответить и не может. Крылья свистят так близко, что, кажется ещё чуть-чуть, и они коснутся его тельца. Чуда не происходит. Ночь опускается на тихо шелестящие кроны деревьев. Тысячи сверчков расчехляют музыкальные инструменты и, настроившись на нужную ноту, сливаются в один душещипательный фальцет, наполняя тишину леса чудеснейшим колоритом ночной музыки. Сотни крылатых теноров, укрывшись в прохладе листвы и выкатив грудь колесом, демонстрируют невероятные способности своих голосовых связок.
