15
В свете войны маскировочно-жёсткомМне и мой нынешний жребий не горек.Память осталась вечным подростком, —Я ли вхожу в олеандровый дворик?
В городе нефти, в тылу приморском,В тесной матроске, в туфлях без набоек,Девочка пела в консерваторскомЗале на 118 коек.
Что ни лицо, то закрытая рана.Что моя жизнь перед этой бедою?Только моё здесь лицо открыто, —
Пуля не ранит, не буду убита!Ломко звенит колокольчик сопрано:«Утро туманное, утро седое…»
1984
Из книги
ВЕТЕР ПОКОЯ
Ночь на Рождество
Кто говорит, что мы должны страдать,Уязвлены терновою занозой,Когда звезда умеет так сиятьИ пахнуть осликом и розой.
Кто дарит блеск рассветного лучаЗвезде, напоминающей о розе, —И ночь тепла, как с царского плечаСоболья шуба на морозе.
Что нужно яслям прежде и потом? —Избыток сердца и остаток сенца.Мы связаны друг с другом не крестом,А пуповиною Младенца.
1993
В грозу
Что мне делать в такую грозу?Пахнет молния мокрой сиреньюИ в больные глаза населеньюЗапредельную сеет росу.
Что воскликнуть под этакий гром?Мы росой, а не кровью умытыИ давно и настолько убиты,Что уже никогда не умрём.
1991
Колыбельная
Спи, мой ангел, спи, мой Авель.На земле играют детиВ жертвы-палачи.Кто тебя так искровавил?Вижу кровушку при светеТрепетной свечи.
Спи, мой ангел, спи, мой Авель.Ты с начальных дней прообразУбиенных без вины —Тех, которых ты возглавил.Слышу я твой кроткий голосИз-под глубины.
Спи, мой ангел, спи, мой Авель.
1991
Осенние озёра
Звёзд догадливые взоры,Световые письмена,Как осенние озёраМихаила Кузьмина.Ну а тот, кого он нянчитВ сердце и в стихах поёт —Храбрый отрок, хрупкий мальчик, —Скоро сам себя убьёт.И озёрная осока —Купидонова стрела —До одной звезды высокойСтруйкой крови дотекла.И горит звезда, алееПоминательных свечей…Всех ушедших я жалею,Но Кузьмин мне всех жалчей:Неужели, многогрешный,С тёмной музыкой в ладуИ с молитвою утешной, —Мне он встретится в аду?
1992
«Главное, чтоб сияло…»
Главное, чтоб сияло,Главное, чтобы пело,А остальное малоВ памяти уцелело.
Солнце ещё сияет,Голубь ещё воркует,Дьявол, и тот не знает,Кто у кого ворует:
Раб ли у государства,Власть ли у человека,Время ли у пространства,Или оно у века.
Факт обогнал событье,Событье опередилоИ русской музы наитье,И то, что она сокрыла:
Идея – окаменелость,Мысль – звуковая вспышка.И чтоб светилось и пелось,Надобна передышка.
1992
«С годами любовь становится жалостью…»
С годами любовь становится жалостью,Сочувствием к птице и к зверю милостью,Жалею жука под прижимистой жимолостьюИ кошку, чьи очи мерцают усталостью,Как цвелью покрытые воды нильские.Но более всех я жалею ангела,С которым смеялась я меньше, чем плакала,Ведь муки приносят нам самые близкие.Пусть только живёт! Не желаю лучшего.Пусть только увидит, что жизнь переменится.Ещё я жалею небесного лучника,Незримого за тетивою месяца.
1993
На кухне времени
На этой кухне падает, как снег,Извёстка с потолка, и перекрученНад мойкой кран, и капает вода,Озвучив времени атомный бег,Кран отмерять минуты и годаПодстать часам песочным не приучен.А стрелки на будильнике лишь знакБезвременья. И если Пастернак– Какое, – бы спросил, – тысячелетье? —Ну что бы я ответила ему,Природы русской певчему ребёнку?Наверное, сказала б: – Это третьеДо Рождества, о коем никомуНеведомо в Давидовом дому.Или волхву мерещится спросонку?
1993
«Что за мельник мелет этот снег…»
А.И. Солженицыну
Что за мельник мелет этот снег,Что за пекарь месит эту вьюгу?Делается волком человек,Волком воет да на всю округу.Где же лекарь русскому недугу?
Ничего я нынче не пойму,В голове ни складу и ни ладу.Ломтик льда я за щеку возьму,Глядь – и подморозится надсадаХоть на миг… А большего не надо.
1995
«Тебя тащили в эту жизнь щипцами…»
Тебя тащили в эту жизнь щипцами,Щипцовым и осталась ты дитём,Вот и живёшь между двумя концами —Недорождённостью и забытьём.
Вот и живи и не нуждайся в сходствеС тебе подобными. Какая дурьНе видеть благости в своём юродствеСреди житейских и магнитных бурь.
Ищи угла, огрызок жуй московский.Непрочная, тебе ли в прочность лезть?Есть у тебя заморские обноски,Даже кольцо салфеточное есть.
Переводи на пузыри обмылки,Дуди в необручальное кольцо.Ну что тебе охулки и ухмылки,Да и плевки не в спину, а в лицо?
Ты погляди, как небеса глубоки,И как поверхностен овражий мрак,И научись отваге у сороки,Гуляющей среди пяти собак.
Как барственна походочка сорочьяСредь пригостиничных приблудных псов!Я расстелю тебе и этой ночьюПостель из лучших подмосковных снов.
1995
«Человек бредёт, а время бродит…»
Человек бредёт, а время бродитВ черепушке, как винишко в бочке,И руками человек разводит:Где тут думать в нашей заморочкеО материи, теснящей душу,О дороге, о криминогенной…Ну, а время рвётся вон наружу,Чтоб вернуться в бочку к Диогену.Чем недвижней плоть – душа мобильней.Это ли хотел сказать философ?Или сам был первою бродильней,Или мир, как ягода, был розов?Разольём-ка время по стаканам,Разожмём-ка стиснутые души!Но бредём по выхлопным туманамОкеана, воздуха и суши.
1995
Ветер покоя
1
Утро такое, что ветер пропах жасминомДа и сиренью.Время такое, что словно на поле минномЖду со смиреньемВзрыва. Но разве можно в утро такоеДумать такое?Ветер жасмина, ветер сирени, ветер левкоя,Ветер покоя.Утро такое с веком в испарине смертиНе совпадает.С чем мы вступаем в тысячелетие третье,Ветер не знает.Разве что сердце – дрожащая роза —Мыслит тверёзоВ утро такое, где лучше б не думать о взрывахРазного рода.Небо – в надрывах, во вскрытых нарывахМатерь-природа.
2
Ветер жасмина, ветер сирени, ветер левкоя,Ветер покояВ противоречье с враждой людскою,С лютой тоскою.Утро такое со временем родины беднойНе совпадает, —Время разбоя, время тротила, радиобездны…Рёбра бодаетСердце – рогатая роза, роза терпенья,Роза раденья.
1995
Первая поминальная
Стойте справа, проходите слева
Булат ОкуджаваТам семистороннееЛунных струн движение,Там не раз с ирониейВспомнишь наши бдения,
Юность поднадзорную,Младость подцензурную,Дружбу многоспорнуюДа весёлость бурную.
Вспомнишь, как на СоколеС алкогольной тароюМы по лужам шлёпалиЗа твоей гитарою,
Из обувки походяВыливали дождики.Где же наши, господи,Локоны и ёжики —
Жизнь полураздетая,Правда недобитая,Песня недопетая,Чаша недопитая.
1997
Воробей
Ах, воробушек, как ты продрог!Превратился в дрожащий комок,
Бедный мой, ты мокрее, чем дождь,И твоя тёмно-серая дрожь
Равносильна скорбям мировымИ становится сердцем моим.
1999
Из книги
МУЗЫКА И БЕРЕГ
«На ноте седьмой и ели…»
На ноте седьмой и елиЗамерли на Руси, —Над бездною еле-елеДержится нота «си».
Себя в настройщики прочим,Гремя скрипичным ключом,А музыка, между прочим,Держится ни на чём.
1998
Разговор
– Почто, собрат Арсений,Нет от тебя гонца,Ни весточки весенней,Ни почтой письмеца?
– А я сижу на тучке,Здесь дивные места,Да жалко – нету ручкиДля синего листа.
– Но раз меня ты слышишь,Пришлю я сизаря,Крылом его напишешьПро дивные края.
– Живу я на воздусях,Где всё, как мир, старо,Пришли мне лучше с гусяДержавина перо.
– Про этот мир, Арсений,Всё сказано, а твойВ прекрасном остраненьеОт плоти мировой.
– И здесь ранжир устойчивНе плоти, так души…Грущу о звёздах ночи, —Как вспомню – хороши!
– Неужто нет в пределеТвоём цариц ночей?– Скажи, а в бренном телеНаш дух звезды ярчей?
– Дух светится незримо.Слова имеют вес,– А ты неизлечимаОт шелухи словес.
– Спрошу тебя попроще,Однако не грубя:Там, где Господни рощи,Кем чувствуешь себя?
– И здесь, под райской сенью,Я убедиться мог,Что я, Его творенье, —Царь, червь, и раб, и Бог.
– И звездочёт! И вправеБыл вывезти в гробуСвою, в стальной оправе,Подзорную трубу.
– Без груза спать удобней,Да я и не ропщу,О звёздах, как сегодня,Я изредка грущу.
– Но лишь звезда о крышуСпоткнётся в тишине,Во сне тебя я слышу.
– И я тебя – во сне.
1999
