Не берут с собой ни дел, ни злата,
Те, кого прибрали за грехи,
Оттого и плачут виновато
Всеми позабытые стихи.
Ухожу
Ухожу. Я сегодня прощаюсь.
С непростившими. С теми, кто зол.
Бог торопит того, кто нашёл,
Оставляя непонявшим зависть...
Оставляя земное земле,
Возвращаю долги. Даже душу.
И стихи, что с годами всё глуше
Будут тлеть, словно угли в золе.
Будет тлен растворён и забыт,
А душа, над планетой летая,
Бесприютною птичьею стаей
Бередить долгим криком зенит.
Краток век. За последней чертой
Оставляю мечты и дороги,
Одиночество, боль и тревоги,
И любви ободок золотой.
Ухожу. Я уже не вернусь,
И не буду прощён или понят, —
Моё сердце замрёт на ладони,
И уснёт рядом с ним твоя грусть.
Всё проходит: друзья и враги,
И бессмертье, и слава, и жалость...
Я уйду, но таким и останусь.
Позабудь. И себя береги.
Конфетти
Своей судьбы, увы, не знаем,
Живём, не ведая о том,
В каком году, в часу каком
Своё дыханье потеряем.
Хлопок – и нет того, что тленно,
Лишь опадают конфетти…
Прости, любовь, меня, прости,
Я не сумею на коленях
Ни жить, ни делать вид, что жив, —
Не прогоняют, разлюбив,
Живого узника из плена.
К чему свидетели паденья
Былой души в бездонный мрак?
Прогноза нет на воскрешенье, —
Всё просто так… Всё просто так…
Придёт палач, топор наточит
И прядку с шеи уберёт,
И что с того, что в тот полёт
Душа заблудшая не хочет?
Хлопок, и нет былого тлена,
Лишь опадают конфетти…
Прости, любовь, меня. Прости,
Я не умею на коленях
Ни жить, ни делать вид, что жив, —
Меня прогнали, разлюбив,
На плаху, из былого плена.
И нет свидетелей паденья, —
Палач дурак. Палач – дурак…
Его топор дарит забвенье
Совсем не мне, а просто так…
Ничего не попишешь
Теплокровному, мне не пристало хвалиться
Хладнокровьем своим, что за давностью лет
Мнит свободой – петлю, мне распятия спицы
Ладят новые петли, и выхода нет.
Ничего не попишешь – я пью минералку, —
Мне не жалко вина, но от множества бед
Не спасёт рыбака несъедобность русалки,
И налаженный быт, и готовый ответ.
Просто там, за чертой, в ожиданьи полночном,
Мой несбывшийся сон – не допит, не отпет —
Будет кем-то просмотрен и взвешен заочно,
И порочным объявлен за тридцать монет.
Я устал и простыл, и постылая слякоть
Убирает глаза в просолённый корсет, —
Непорочно зачатому хочется плакать,
Но мешает толпа и порочный сюжет.
Это я
Мой заброшенный сад
Все тропинки проспал, —
Одичал виноград,
И вьюнок – одичал.
И дичится душа, —
Ей, душе, невдомёк,
Что не кормят с ножа
Одичавший вьюнок.
Что уходят мечты
В эту боль навсегда,
Это я, это ты,
Это дни и года.
Это память горчит
Перезрелым плодом,
Это сад мой скорбит,
Зарастая вьюнком.
Все уходят… Уходят.
И мне ни к чему
Доживать несвободу,
Листая тюрьму…
Я уже не смогу, —
Ну и что ж, ну и что ж, —
Режет душу на вдохе
отчаянья нож.
Я сгораю дотла
Под холодным ножом, —
Ты не зло, ты не зла,
Я опять не о том:
Просто плоть остывает
Уже навсегда,
И не раны виной,
А бессонниц года,
И бездонная память
О самом больном, —
Я молчу, остывая,
Под острым ножом.
Говори, не молчи, —
На душе – горький лёд,
Моя память горчит,
Но под утро – умрёт.
И утихнет под утро
Усталым дождём, —
Умирать – это мудро, —
Затем и живем.
Нас забудут
Нас забудут. Наверно, так надо.
Я б сумел, но зачем и к чему? —
Этот морок увядшего сада
Я прощу и, наверно, приму.
Я прощу и обиды забуду —
Нет любви без прощенья обид —
Только эту простую простуду
Мне не скрыть: я убит, я – убит.
Я убит и уже не воскресну, —
Остывающий лоб не целуй,
И мою недопетую песню
С каменеющих губ не воруй.
Не воруй – ибо нет этой песни:
Мертвецы никогда не поют.
Я убит и уже не воскресну, —
Похоронку другой принесут.
Жизни нет
Есть степенность у степени этой, —
Сквозь себя, сквозь Сизифов надрыв,
Я вращаю устало планету, —
Я вскрываю себя, как нарыв.
И скользят, ускользают ступени —
Нет опоры ногам и душе —
Жизни нет для меня на коленях,
Но и стоя не выжить уже.
Ну и что, что грызут по живому,
Ну и пусть, – мне уже ни к чему
Возвращаться к забытому дому,
Превращённому кем-то в тюрьму.
Исчезаю усталою тенью,
Не склоняясь в чужом падеже, —
Жизни нет для меня на коленях,
Но и стоя не выжить уже.
Их жернова...
Бессмертны песни, сказки и стихи,
которые Любовь в Душе родила...
Ну, а злодей или его могила —
Здесь ненадолго. Тяжкие грехи
имеют свойство рассыпаться в прах...
Слова наветов, злобного коварства —
политы ядом. От него лекарство
заложено Всеведущим в веках, —
их жернова крошат проклятий пыль,
их мерный ход никем не отменяем,
и мы с тобой не ведаем, не знаем —
чей скорбный холмик захватил ковыль...
Ветер
Её глаза – усталые, слепые, —
Взор отвела, и целый мир померк...
О чём спросить безмолвную Россию
Страну воров, пророков и калек?..
Она смолчит, своей вины не зная,
Земля потерь... Здесь храмы на крови,
Здесь каждый камень – это Русь святая,
И каждый ветер плачет о любви...
Молчи, душа. Дверей не отворяя,
Сгорай во мне, подобная углю...
У нас орда и осень – золотая, —
У нас беда – я двери отворю
И сяду у крылечка, там, с бедою,
И поведу извечный разговор:
Не о любви, любви давно не стою
(её не стоит душегуб и вор),
А о душе, – она углю подобна,
И, словно ночь, безмолвна и слепа, —
И только тьма в её глядится окна,
И глупым ветром плачет невпопад...
Осторожность – погубит умников
В этом гибельном сером сумраке
Мне однажды дано пропасть, —
Полумеры подводят умников,
А безумцев – подводит масть…
Здесь повсюду враги. И рифы
Потрошат, как мясницкий нож,
И кричат над добычей грифы,
И глумится над правдой ложь.
Интриганы транжирят вечное,
И оборваны якоря…
И, выходит, дорога млечная
Нарисована в небе – зря!
И без толку толчётся солнце,
Стылым диском круша моря, —
Кто умеет любить – спасётся,
Остальным – и пытаться зря.
Знаю, в этом усталом сумраке
Предназначено мне пропасть,
Осторожность погубит умников,
А безумцев – погубит страсть!
Иллюзия отсутствия войны
Следы дождя и мёрзлая роса —
Предвестники извечного финала,
Над головой – седые небеса, —
Опять стою у старого причала,
И тень моя, в тумане растворясь,
В беззвучность эха кашляет надсадно.
Возможно, эхо – чья-то ипостась, —
Плодить свои – и глупо, и накладно.
Возможно, зря в сплетеньях октября
Мой монолог незрячего с безногим
Затеян был. Причальность алтаря —
Понятна мне, но недоступна многим.
Я ухожу в финальность тишины,
И растворяю холодом мгновений
Иллюзию отсутствия войны
В реальности твоих прикосновений.
Следы дождя и мёрзлая роса...
Ни криков "Бис!", ни грохота оваций, —
Лишь призрачного эха голоса
В постылости усталых декораций.
Дурак
Бегут часы, года бегут,
Кого-то каждый вечер ждут,
А кто-то жив незнамо как,
Мы назовём его – дурак!!!
Дурак – диагноз. В сонме тем
Его не спутаешь ни с кем:
Дурак – не нужен никому,
Он тот, кто воет на луну.
Его поступков нет глупей —
Нажить не злато, а друзей
Мог лишь отъявленный дурак.
Он даже любит просто так.
Его ограбят – он смолчит,
Он и на дыбе не кричит.
Для дурака куда больней
Терять не злато, а друзей.
Средь суетных мирских забот
Дурак не долго проживёт, —
Он сгинет скоро, канет в мрак,
И все вздохнут – ушёл дурак…
Нам не по силам эта роль —
Брать на себя чужую боль.
Его поступков нет глупей —
Забыв себя, жить для друзей...
Вновь на устах его печать —
Ушёл умеющий молчать.
Я первым тостом помяну
Всех, кто подобен молчуну,
Кто, пусть недолго, но не зря
Жил вопреки и не смотря,
Кто даже злата не скопил,
Кто был любим, и сам любил.
Есть у Родины имя
Говорил, что пишу. Что пока что дышу,
Что чужбиной язык мой не связан,
Что ни славы, ни лет у небес не прошу,
Что грущу. Что прощу. Что обязан...
Что на редкий мой крик – даже эхо молчит, —
Только память скорбит ущемлённо.
Иноверец – неверием я не добит,
И не встал под чужие знамёна...
Кинул карты на долгий исход и поход,
И походкой усталой, без стали,
Принял новый исход и судьбы поворот,
По расчёту, а душу – оставил...
