(Я спрашиваю у Голиборской, пригодились ли ей как врачу те исследования. Она ответила, что нет, потому что все ее пациенты в Австралии были сытыми, можно сказать, даже перекормленными.)
А вот и некоторые результаты исследований, представленные в работе: «Голодная болезнь. Клинические исследования голода, проведенные в варшавском гетто в 1942 году».
Различаются три степени истощения: I степень, когда происходит потеря избытка жира. Человек выглядит даже несколько моложе, чем обычно. «Мы встречали такие явления достаточно часто в довоенный период, когда возвращались пациенты из Карлсбада, Виши и пр.». Ко II степени можно отнести почти все случаи, которые мы наблюдали. Исключение составляют случаи III степени, то есть голодное истощение (кахексия), которое является, как правило, предсмертным состоянием.
Перейдем к описанию изменений в отдельных органах и системах организма.
Средний вес составлял от 30 до 40 килограммов и был ниже довоенного на 20–25 процентов. Самый низкий вес отмечен у тридцатилетней женщины — 24 килограмма.
Кожа бледная, иногда бледно-синяя.
Ногти, особенно на руках, когтеобразные…
(Может, мы слишком подробно говорим об этом, излишне пространно, но необходимо понять, какова же разница между красивой жизнью и жизнью неэстетичной, между смертью прекрасной и уродливой. Это очень важно. Все, что произошло позже, 19 апреля 1943 года, — это, в сущности, и было тоской по красивой смерти.)
Отеки появляются сначала на лице, около век, потом на стопах, наконец начинается равномерный отек всего кожного покрова. Если отек проколоть, из подкожной клетчатки сразу же выделяется жидкость. Ранней осенью замечена склонность к отмораживанию пальцев рук и ног.
Лицо без выражения, словно маска.
Отмечено обильное оволосение на всем теле, особенно у женщин, на лице — усы и бакенбарды, порой волосы даже на веках, длинные ресницы…
Психическое состояние характеризуется скудостью мысли.
Деятельные, энергичные люди превращаются в апатичных и вялых. Они всегда сонные. О голоде не помнят, даже не отдают себе отчет в его существовании, но, когда видят хлеб, сладости или мясо, мгновенно становятся агрессивными, жадно съедают все на месте, хотя и подвергают себя опасности быть избитыми, так как не в состоянии спастись бегством.
Переход от жизни к смерти идет медленно, почти незаметно. Смерть похожа на естественную, биологическую смерть от старости.
Материал вскрытий. (Проведено 3282 вскрытия.)
Цвет кожи у лиц, умерших от голода: бледный или трупный в 82,5 процента случаев, темный или коричневатый в 17 процентах.
Отеки отмечены у одной трети от общего количества подвергнутых вскрытию, чаще всего на нижних конечностях. Туловище и верхние конечности отекали реже. В большинстве случаев отеки наблюдались у лиц с белой кожей. Можно сделать вывод, что белая кожа предрасположена к отекам, а смуглая подвержена иссушению.
Выдержки из протокола вскрытия (Л. прот. вскр. 8613).
«Женщина, 16 лет. Клинические данные: Inanitio permagna. Питание кр. скудное. Мозг 1300 г, очень мягкий, отечный. В брюшной полости ок. 2 литров прозрачной желтоватой жидкости. Сердце — меньше кулака умершей».
Частота прекращения деятельности основных органов:
Обычно прекращают работу сердце, желудок, почки и селезенка.
Атрофия сердца отмечена в 83 процентах случаев, желудка в 87 процентах, селезенки и почек в 82 процентах. Атрофии подвержены и кости, они становятся пористыми и мягкими.
Особенно уменьшается в размерах желудок — от 2 килограммов (у здорового человека) до 54 граммов.
Самый малый вес сердца составлял 110 граммов.
Мозг, как правило, в весе не уменьшался и весил обычно около 1300 граммов.
Как раз в то время профессор работал хирургом в Радоме, в больнице Св. Казимира. (Профессор — высокий, седой, элегантный мужчина. У него красивые руки. Он любит музыку, охотно играет на скрипке, знает несколько иностранных языков. Прадед профессора был офицером в наполеоновской армии, а дед участвовал в восстании[14].)
Каждый день в больницу привозили раненых партизан.
У партизан, как правило, был прострелен живот; тех, у кого была прострелена голова, довезти до больницы было трудно. Итак, профессор оперировал желудки, селезенки, мочевые пузыри и толстую кишку. В день он успевал провести тридцать-сорок операций на брюшной полости. Летом сорок четвертого начали привозить и грудные клетки, так как в Варке был создан плацдарм. Привозили много грудных клеток, разорванных шрапнелью, осколками гранат или куском фрамуги, вбитой снарядом в грудь. Из развороченных ям вываливались легкие и сердце, и надо было все как-то залатать и водрузить на свое место.
А когда началось январское наступление на запад — стали поступать и головы: у армии был транспорт, и раненых привозили вовремя.
«Хирург обязан постоянно упражнять пальцы, — говорит профессор. — Как пианист. У меня была ранняя и богатая практика».
Война — отличная школа для молодого хирурга: благодаря партизанам профессор приобрел колоссальный опыт по оперированию животов, благодаря фронту — по оперированию голов; но самым важным оказалась Варка.
Во время существования этого плацдарма профессор впервые увидел открытое, пульсирующее сердце.
До войны никто не видел, как бьется сердце, даже у животных: кто же станет мучить животное, если это никогда не понадобится медицине? И только в сорок седьмом году впервые в Польше было проведено хирургическое вскрытие грудной клетки, и сделал это профессор Крафорд, приехавший из Стокгольма; но и он не раскрыл околосердечную сумку. Все зачарованно смотрели на нее, следя, как ритмично бьется перикард, словно в нем спрятан маленький зверек; и только он единственный, а не профессор Крафорд, знал точно, как выглядит это нечто, что так неспокойно движется в сумке. Потому что он, а вовсе не всемирно известный шведский гость, вынимал из крестьянских сердец куски тряпок, пули, обломки фрамуг, и благодаря этому пять лет спустя, двадцатого июня пятьдесят второго года, он смог раскрыть сердце некой Квапиш Генофевы и сделать операцию при стенозе митрального отверстия.
Существует близкая и логическая связь между сердцами из-под Варки и всеми остальными, которые он потом оперировал, включая, разумеется, и сердце Рудного, мастера текстильных машин, и сердце пани Бубнер (блаженной памяти муж которой публично отправлял веру Моисея, благодаря чему она была совершенно спокойна перед операцией, даже успокаивала врачей: «Пожалуйста, не волнуйтесь, у моего мужа прекрасные отношения с Господом Богом, он наверняка устроит все как надо»), и сердце пана Жевуского, президента Автомобильклуба, и много, много других сердец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
