Цепная ласточка
Я слышу звон и точно знаю, где он,и пусть меня романтик извинит:не колокол, не ангел и не демон,цепная ласточкажелезами звенит.
Цепная ласточка, а цепь стальная,из мелких звеньев, тонких, но стальных,и то, что не порвать их, — точно знаю.Я точно знаю —не сорваться с них.
А синева, а вся голубизна!О, как сиятельна ее темница!Но у сияния свои границы:летишь, крылом упрешься,и — стена.
Цепной, но ласточке, нет, все-таки цепной,хоть трижды ласточке, хоть трижды птице,ей до смерти приходится ютитьсяздесь,в сфере притяжения земной.
Выгон
Травы — запахи земли,в листья воплощенные и корни.К ним по случаю весны пошливдумчиво принюхиваться кони.
Распахнули ноздри, как ворота.Чуют что-то.Понимают что-то.
С темной конскою душойтемная душа земнаяразговор ведет большой,но о чем — не знаю.
Голоса души и тела
Приказывало тело, а душаподсказывала тихо, еле-еле,покудова, волнуясь и спеша,кричало тело о себе, о теле.
Оно было большое, а душабыла такою малой и несчастной,что и на кончике карандашамогла с большим удобством размещаться.
И зычный голос тела заглушалвсе грохоты, и топоты, и шепоты,а тонкий голосок души плошал,и если предлагал, то в виде опыта.
Не лезь без очереди!
Не лезь без очереди. Очередь — образмиропорядка.Бесспорная доблесть,презрев даже почесть,отбросив лесть,без очереди — не лезть.
Не лезь без очереди.Хотя бы радихлебной очереди в Ленинграде,где молча падали в тихий снег,но уважали — себя и всех.
И атомы в малой,и звезды в большойВселенной очередность блюдут.Так что же ты лезешь!С бессмертной душойдождутся все, кто честно ждут.
Смерть врага
Смерть врага означает, во-первых,что он вышел совсем из игры,так жестоко плясавший на нервахи мои потрясавший миры.
Во-вторых же,и в-третьих,и в-главных,для меня значит гибель его,что, опять преуспев в своих планах,смерть убила еще одного.
Он был враг не земли и не века,а какой-то повадки моей.На еще одного человекав человечествеменьше людей.
Все три измерения совести
Говорят, что огромные, многотонные самосвалыпотихоньку проскальзываютнавалы,обвалы,кладбищаавтомобильных частей,что доказывает наличие честивместе с совестью,также и с памятью вместе,даже у машин,даже в век скоростей.
Совесть с честью, конечно, меняются тоже,но покуда тебя потрясает до дрожине своя, не жены,а чужая беда —не утратили доблести и геройствачеловекоустройствои мироустройство,а душа осязаема, как всегда.А душа вещественна, когда она есть,и невидима, если ее замарали,и свои очертанья имеет честь,и все три измерения есть у морали.
«Не сказануть — сказать хотелось…»
Не сказануть — сказать хотелось.Но жизнь крутилась и вертелась —не обойти, не обогнуть.Пришлось, выходит, сказануть.
Попал в железное кольцо.Какой пассаж! Какая жалость!И вот не слово, а словцо,не слово, а словцо сказалось.
Планируя, не зарывайся!
Планированье подкачало.Все думал: самое начало.Все думал: разбегусь, взлечуи долечу, куда хочу,и сделаю любое дело!
И с двух концов палил свечу.И с двух концов свеча горела.
Свеча горела с двух концови кончилась в конце концов,и свет погас,и воск истаял.Задача, что себе он ставил,до сей поры не решена.Беда его или вина,но нет! Не решена она.
Планируя, не зарывайсяи от земли не отрывайся.Скрывайся в облачной далии выбивайся в короли,не отрываясь от земли.
Как использовать машину времени!
Попадись мне машина времени!Я бы не к первобытному племениполетел,на костров его дым,а в страну, где не чувствуешь бременилет,где я бы стал молодым.
Вот он, Харьков полуголодный,тощий, плоский, словно медаль.Парусов голубые полотнаснова мчат меня в белую даль.
Недохватка, недоработка,недовес: ничего сполна,—но под парусом мчится лодка,ветром юности увлечена.
Харьков. Мы на велосипедах,этих вовсе еще не воспетыхмеждувременья лошадях,едем на его площадях.
Харьков. Мы в его средних школах:то вбиваем в ворота гол,то серчаем в идейных спорах,то спрягаем трудный глагол.
Харьков. Очереди за хлебом.Достою ли?Достанется ли?Но зато — под высоким небом,посреди широкой земли!
Плохо нам,но мы молодые.Холодынь и голодыньпереносят легко молодые,потому что легко молодым.
Любительский бокс
Били в морду — в мою, между прочим!Били в зубы, кровавили нос.Впрочем, молодость не опорочим,не обидим любительский бокс.
В это давнее лето казалосьвсе отчетливей день ото дня,что сама справедливость касалась,кулаком доставала меня.
Побеждали сильнейшие. Слабый,окруженный мучительной славойпоражения, тихо, как тать,уходил о победе мечтать.
Можно было потренироваться,поднапрячься и не зарываться,поработать, пойти на реванш.Если вы заслужили, он — ваш.
С той поры либо били меня —я же даже не сопротивлялся, —либо я как-нибудь исхитрялсяи, по рингу партнера гоня,
не умеющего ничего,потерявшего силу и доблесть,бил его, бил его, бил егов зубы, в нос и в брюшную полость
и старался неосторожноне припомнить, зажмурив глаза,что в любительском боксе можно,что в любительском боксе нельзя.
Очень много сапожников
Много сапожников было в родне,дядями приходившихся мне —ближними дядями, дальними дедами.Очень гордились моими победами,словно своими и даже вдвойне,и угощали, бывало, обедами.
Не было в мире серьезней людей,чем эта знать деревянных гвоздей,шила, и дратвы, и кожи шевро.Из-под очков, что через переносицужизнь напролет безустанно проносятся,мудро глядели они и остро.
Сжав в своих мощных ладонях ножи,словно грабители на грабежи,шли они — славное войско — на кожу.Гнули огромные спины весь день.Их, что отбросили долгую теньна мою жизнь, забывать мне негоже.
Среднепоместные, мелкопоместныебыли писатели наши известные.Малоизвестным писателем — мной,шумно справляя свои вечерухи,новости обсуждая и слухи,горд был прославленный цех обувной.
Польза невнимательности
Не слушал я, что физик говорил,и физикой мозги не засорил.Математичка пела мне, старуха,я слушал математику вполуха.
Покуда длились школьные уроки,исполнились науки старой сроки,и смысл ее весь без вести пропал.А я стишки за партою кропал.
А я кропал за партою стишки,и весело всходили василькии украшали без препон, на воле,учителями паханное поле.
Голубизна прекрасных сорняковусваивалась без обиняков,и оказалось, что совсем не нужновсе то, что всем тогда казалось нужно.
Ньютон-старик Эйнштейном-старикомтогда со сцены дерзко был влеком.Я к шапочному подоспел разбору,поскольку очень занят был в ту пору.
Меняющегося мирозданья грохот,естественниками проведенный опытне мог меня отвлечь или привлечь:я слушал лирики прямую речь.
Какой полковник!
