Проезжая горы трупов и спугивая начинавшее слетаться воронье, крепко задумался…
Мог ли я представить себя в ипостаси наемника? Да никогда!.. Хотя в старом своем теле я тоже нередко был склонен к авантюрам. Чего стоит одна только попытка свалить во Французский легион сразу после армии… Благо она не состоялась. Дембельнулся, сразу выиграл чемпионат страны и забыл про легионеров раз и навсегда.
Но что меня заставило стать на путь войны с руа франков Луи XI? То, что он приказал убить моего отца – то есть отца бастарда Жана д’Арманьяка, моего предшественника в этом теле, – конечно, имело большое значение. Все-таки остаточные эмоциональные связи с бастардом явно прослеживаются до сих пор. Но окончательно заставила меня возненавидеть Паука смерть Жанны де Фуа, моей мачехи. После взятия Лектура контессу увезли в замок Бюзе-Сен-Такр, куда я и направился, имея совершенно авантюрные намерения ее освободить. Дело в том, что она носила под сердцем единственного законного наследника семьи Арманьяк, и этот еще не родившийся мальчик был способен спутать все планы Луи по присоединению наших родовых земель к своей короне.
Я все-таки проник в замок, но было уже поздно. Луи прислал аптекаря в сопровождении своих дворян, и они отравили Жанну вместе с ребенком. Но! Но черт возьми! Из последних предсмертных слов Жанны я понял, что ребенок был от бастарда, в теле которого я оказался. Прекрасно понимая, что фактически не имею к нему никакого отношения, я тем не менее воспринял смерть мальчика как смерть своего собственного ребенка. Не знаю, как это получилось, но это так. И воспринимаю, и оплакиваю до сих пор.
Я отомстил. Отомстил барону Гийому де Монфокону и аптекарю, принудивших Жанну выпить смертельное зелье. Зарезал их, как баранов, прямо у ее смертного ложа и поклялся, что отомщу и самому Пауку…
Глава 2
В темноте забелели палатки нашего расположения. Пришпорил Родена и, влетев в лагерь, соскочил с коня возле палатки лекаря. Бросил поводья кутилье и откинул полог.
– Что с ним?
Лекарь, ничего не говоря, отошел от стола, на котором лежал Иоганн Гуутен.
Капитан был в сознании, но доживал последние минуты. Ядро оторвало ему левую ногу и полностью раздробило правую.
– Подойдите… – прошептал фламандец мне и лейтенанту спитцеров Иоахиму ван дер Вельде.
– Ты… ты все примешь… – Иоганн поднял руку, ткнул в меня пальцем и бессильно уронил ее на стол.
Затем посмотрел на ван дер Вельде и прошептал:
– Клянись, Иоахим, что поможешь ему…
– Клянусь крестом крови… – Лейтенант взял руку капитана и почтительно поцеловал ее.
– Ты… – Гуутен посмотрел на меня и прохрипел: – Делай, что должно…
Не глядя, я протянул руку к доктору и почувствовал вложенный в нее стилет. Я знал, что рано или поздно это случится, и уже давно был готов. То же при необходимости сделает и мой преемник. Капитаны уходят, чтобы возродиться…
– Ты уходишь в мрак к нашим братьям. Прах – к праху, кости – к костям, кровь – к крови. Твоя кровь всегда останется на нашем кресте и в наших сердцах… – громко произнес я ритуальную фразу и коротко ударил капитана в шейную артерию, быстро подставив под алую струйку отрядное распятие.
Затем развернулся и, не оглядываясь, вышел из палатки. Перед ней уже выстроились остатки компании.
– Капитан умер! – выкрикнул я и высоко поднял окровавленный крест. Выдержав паузу, продолжил: – Да здравствует капитан!
Иоахим сделал шаг вперед и громогласно заявил:
– Я, Иоахим ван дер Вельде, свидетельствую на кресте о том, что последним своим словом капитан Иоганн Гуутен назначил своим преемником лейтенанта арбалетчиков и аркебузиров Жана де Дрюона. Кто не согласен с этим решением – скажите сейчас либо молчите вовек!
Мертвое молчание…
Ван дер Вельде выждал достаточное время, чтобы могли проявиться все возражающие, но их не было. Тогда он, надрывая голосовые связки, заорал:
– Да здравствует капитан де Дрюон! Слава кресту!
Дружный одобрительный рев разорвал сумерки…
Ну вот… Свершилось. Хотя почему-то я совсем не рад…
Сделал шаг вперед.
– Моя жизнь принадлежит вам. Ваши жизни принадлежат мне, – произнес я положенные слова, стянул шлем с головы и низко поклонился строю.
Ну вот и все… С церемониями закончено, теперь, собственно, начинается работа.
Скомандовал:
– Обер-интендант, пробу из котла!
Мгновенно перед строем очутились кресло, столик и исходящая ароматным парком серебряная миска на нем. Петер ван Риис, бугрясь багровой опухолью на месте правого глаза и в заломленном белоснежном колпаке, с поклоном подал мне ложку, предварительно тщательно обтерев ее белоснежной салфеткой. Помнит, как я точно такую же ему в лоб запустил, приметив пятнышко.
Зачерпнул и попробовал похлебку. У-ух!.. Ядреная. Лука, чеснока и перца не пожалел, прохиндей. Но я все равно изобразил раздумья, впрочем, совершенно напрасно, думать было нечего – похлебка получилась неимоверно вкусной, но сыграть пекущегося о желудках своих подчиненных командира никогда не помешает. Облизал ложку и, встав, сказал:
– Одобряю. Приступить к раздаче пищи. Разрешаю вскрыть бочонок эля. Лейтенант, сержанты, обер-медикус, обер-капеллан и обер-интендант – через час ко мне в шатер с отчетами.
Сделал пару шагов к себе в палатку и чуть не упал. Отчего-то мгновенно навалилась дикая усталость. Разрядка началась, адреналин закончился…
– Что-то вы, монсьор, подустали. – Под локоть меня подхватил шотландец.
– Есть немного… Что там с баркой?
– Не извольте беспокоиться, монсьор. – Тук с довольным выражением поцеловал свои пальцы, сложив их в щепоть. – Не барка, а горшочек с медом. Всё уже в лагере. Петер как раз на приход ставит, а для нас – особый подарочек, в вашем шатре уже.
– Что значит «особый подарочек»?! – рыкнул на скотта. – Забыл устав отрядный? Всё на общий приход, затем дележ согласно долевому расписанию. На правеж захотел?
– Это особый случай, – категорично заявил Тук и потащил меня в шатер. – Не беспокойтесь, монсьор. Я порядки назубок выучил, чай не зря вы обер-казначеем меня поставили. Вот сейчас доспех снимете, омоетесь, покушаете, подобреете, а уже потом будем разбираться.
В моей личной палатке – в капитанскую я собрался переселиться только поутру – уже был накрыт стол. Как и обещал Петер, его украшал великанский гусь, запеченный в тесте, вокруг которого стояли блюда поменьше с разнообразной снедью. Причем я заметил много нового. Чего раньше в меню не было: сыр, свежие яблоки, копченые треска и угри. Где-то уже достал, проныра, надо будет похвалить при случае.
Паж воткнул мне в руку кубок с вином и, не говоря ни слова, принялся ловко снимать с меня латы…
– Рассказывай, – приказал шотландцу, развалившемуся в кресле напротив, и жадно отхлебнул рейнского.
– Барку взяли без потерь, только шефу де шамбр мосарабов шестопером по башке угодило. Но ничё… оклемается, – зачастил Тук, тоже набулькав себе вина.
– Что за груз?
– Провиант. Солонина свеженькая. Треска, сельдь, угри в бочках, гуси и утки копченые, все свежайшее и приличного копчения. И сыр! Тридцать больших кругов. И двадцать бочонков рейнского с мозельским. В два приема все вывозили. Даже мальвазия есть.
– Отлично!.. – Приз действительно оказался впечатляющим.
По части провианта мы уже давно поиздержались. Да и остальная армия тоже, даже в большей степени, чем мы. Надо с барского плеча герцогу маленько подкинуть. Лишний раз прогнуться не помешает.
– Проследишь, чтобы прямо сейчас отделили по четыре бочки вина каждого сорта и всего остального долю приличную тоже отправили в ставку. Пусть там разговеются. Да, и… угрей поменьше им… самим мало.
– Уже распорядился… – Шотландец жадно опустошил свой кубок. – Даже на подводы успели сложить.
– Молодец! – Я обернулся к пажу и приказал: – Воду тащите и Матильду пригласи. Мыться буду.
Шотландец подождал, пока паж выйдет, затем, таинственно улыбаясь, выкатил из-под стола небольшой бочонок, примерно литров на десять, и поддел кинжалом крышку. Откинул вощеную бумагу и с видом заправского фокусника подбросил блеснувший серебром кругляш.
– Гульдены! Серебряные! Полный бочонок!.. – восторженно прошептал он.
– Откуда они на барке? – Я немного ошалел от такого зрелища.
Ну право дело, вы видели когда-нибудь бочонок, полный серебра? Я вот тоже – нет. Только во сне.
– Капитан, перед тем как мы его утопили, признался, что должен был отвезти монеты боннским купцам в оплату за что-то там от самого герцога Саксонского.
