Принесите воды, я его приведу в чувство! Слава Богу! Хоть кто-то спасся. Вперед, ребята, осмотрите дом!
Остальные обитатели усадьбы — в кухне, в большой зале, в комнатах лежали в лужах крови. Перепрыгивая через ступени с ребенком на руках, Форестьер вбежал в комнату «мадам» и отступил в ужасе.
Маленький шевалье открыл глаза и увидел свою мать на смятой постели со вспоротым животом. Слова, произнесенные кем-то из стоявших рядом, отпечатались в его памяти как раскаленным железом:
— Ее изнасиловали перед тем, как перерезать горло.
Один из солдат закрыл расширенные от ужаса, мертвые глаза несчастной и накинул на тело покрывало. Девочки тоже лежали в своих кроватях в лужах крови с перерезанным горлом, с открытыми в немом крике ртами.
Усилием воли Форестьер унял охватившую его дрожь.
— Отнесите тела женщины и детей в часовню. И остальных тоже, если останется место.
— Без причастия и молитвы?
— С нашими молитвами! Кроме того, жертвы насилия имеют право на место в раю. Ты разве этого не знал?
Он остался в этом скорбном зале с затихшим ребенком. На каменном полу около камина лежало искалеченное тело Селлин. Форестьер сделал большой глоток вина, смочил им губы мальчика и, помолчав, спросил:
— А как тебе удалось спастись?
— Я был наказан, поставлен в угол и заперт в кладовке под лестницей. Но Селлин оставила дверь открытой.
— И ты сумел спрятаться?
— На старом дубе. Они везде бегали с лампами и длинными ножами, все ломали. Я выбежал во двор и быстро-быстро, чтобы они меня не заметили, забрался на дерево! Потом все кричали!
— Все это закончилось, малыш! Ты в безопасности!
В этот момент в первый раз из горла ребенка вырвался тот странный звук, подобный ржанию, который останется с ним навсегда и через много лет удивит старого господина, автора мемуаров.
Вошли несколько человек:
— Командир, они не все ушли! Мы нашли четверых в погребе, около бочек с вином.
— Приведите их!
Четверо пьяных синих, связанных одной веревкой, вошли, качаясь, толкая друг друга и ничего не понимая, в комнату. Старший из них, с трудом открыв глаза и едва стоя на ногах, уставился на белый пояс Форестьера и вышитое сердце на его груди.
— Бандит! — вскричал он, пытаясь нашарить саблю на боку. — А! Ты сбежал! Подожди, сейчас я с тобой рассчитаюсь! Эй, к оружию! Держите его!
На стол свалили мешки и сумки, набитые подсвечниками, столовым серебром, блюдами с гербами, ворох кружевного белья и небольшие коробочки с драгоценностями.
— Славное занятие, — мрачно проговорил Форестьер. — Ничего не скажешь — доблестная армия! Что не смогли унести, разбили и испортили.
И он обвел взглядом разбитые рамы, исколотые штыками и разрубленные саблями портреты. Синий попытался принять гордую позу. Он оперся кулаками о стол и изрыгнул:
— Плевал я на твой крест, поп, на твоего Бога и на твоего короля! Да здравствует Республика!
— Это свою грязную душу ты сейчас выплюнешь, сволочь, если она у тебя вообще есть!
Самый молодой из солдат простонал:
— Я вам говорил, друзья. Не надо было задерживаться.
— Чего ты боишься? Наши скоро заметят, что мы отстали, и вернутся за нами.
— Бедная моя мама, если бы ты видела своего сына!
Форестьер крепче прижал к себе маленького Ландро.
— А его мать? Что вы с ней сделали?
Синий провел ладонью по мокрым от вина усам:
— Этот бандитский выродок тоже уцелел? Подождите еще немного, посмотрим, чья возьмет.
— Откуда вы пришли? — резко спросил Форестьер.
— Из Сен-Лорана, города монастырей, вернее, того, что от него теперь осталось! — пьяно рассмеялся усатый солдат.
— Куда направлялись?
— В Бурнье, на мельницы. Спустить шкуру с этих мельников дьявола. С помощью крыльев мельниц они подают сигналы тревоги. Больше не будет никаких мельниц! Ни аристократов, ни мельниц!
Из горла маленького шевалье опять вырвался странный звук, и он спросил:
— Куда мы теперь пойдем, господин Форестьер?
— На мельницы. В Бурнье, малыш.
Старый солдат поднялся и крикнул:
— Я называю это — отправиться в пасть к волку!
— Правда? Прогулка по морозу тебя протрезвит, мой дорогой!
Мельницы Бурнье
Ребенка завернули в старое меховое пальто, которое нашли среди разбросанных вещей. Форестьер взял его на руки. Маленький отряд покинул Нуайе и, вытянувшись цепочкой, двинулся в направлении мельниц. Синие со связанными руками плелись следом. Если кто-нибудь из них падал, то ударом ноги: его приводили в чувство. Кто-то несмело произнес:
— Командир, мальчик, кажется, заснул. Я мог бы отнести его в Ублоньер.
— Нет! Я хочу, чтобы он увидел все.
— Но зачем?
— Я так решил. Он уже в том возрасте, что сможет все понять!
С одного из синих свалилась треуголка, и он наклонился, чтобы ее поднять. Это был усатый солдат. Он вскрикнул, почувствовав укол сабли в зад:
— Вот как проклятые бандиты обращаются со своими пленниками!
— А вы? Вы расстреливаете и рубите головы на гильотине.
— Мы? Мы дети народа! А вы мятежники!
— Тридцать ферм, десять имений и пять церквей сожжены в округе, и вы не пощадили ни одного человека. Не только способных носить оружие мужчин, но и стариков, кормящих матерей и детей! Они, конечно, представляют большую опасность для Республики!
— Там, впереди, нас ждут наши товарищи. Они отомстят за нас. Вы все, вместе с этим маленьким разбойником, над которым ты трясешься, словно наседка, получите свое. Снег будет красным от крови.
— У тебя красивый голос. Поупражняй его, пока есть время.
Показались силуэты трех мельниц Бурнье с распростертыми крестом крыльями. Крылья последней крутились, но в другую сторону, против ветра. Снег вокруг них был испещрен следами. Форестьер, все более и более мрачнея, пытался в них разобраться. Ветер с севера усилился. Парусина и растяжки вибрировали и свистели. Света в окнах не было, но двери были распахнуты настежь и сорваны с петель. Наступало время рассвета, но было непонятно, небо ли светлело или это был отблеск очередного пожара. Опустив голову, с ребенком на руках Форестьер ходил по снегу, всматриваясь в следы.
— Сделав свое дело и забрав добычу, они вернулись в Сен-Лоран. Ты был охотником, — сказал он одному из своих людей. — Пройди немного вперед и проверь, так ли это. Будь осторожен. Возьми двух человек: они тебя прикроют. Посмотрите! Посмотрите, друзья. Они все шли на заплетающихся ногах. Только лошадь офицера не была пьяной… А мы вернемся в Ублоньер, согреемся и просушим одежду.
Мельников нашли внутри мельниц, лежащими в лужах крови, разрезанными на куски.
— Солдат, твой батальон набирали не на бойне?
— Мы из квартала, окружавшего Бастилию, — гордо ответил усач. — Смотри на меня, бандит,
