За окном было темно. В городе еще что-то было видно в желтом свете фонарей, а за городом – полная тьма. Местами автобус притормаживал, я проходил вперед и смотрел в лобовое окно – что там? А там поземка в поле переметала дорогу. Водитель вел автобус молчаливо и напряженно, думая, наверное, о том, как бы совсем не замело дорогу на обратном пути.
Постепенно багровый рассвет окрасил половину морозного неба. И еще слабый. неуверенный свет раннего утра высветил окрестности, будто проявил фотопленку. Черные корявые лесопосадки по обеим сторонам дороги, неприютные и страшные. Местами посадки прерывались, шли села. Маленькие домики, заваленные снегом и от этого похожие на берлоги. В селах встают рано, и над избами белыми столбами стоял дым от печек. Заснеженные скирды, в которых хозяева с утра пораньше дергают сено для своего скота. Лошадки, запряженные санями, уже бегут по улице. Седоков не видно. Закутанные в тулупы, с поднятыми воротниками, в шапках ушанках по глаза, они норовят спрятаться от встречного колючего ветра в сене, постеленном в санях.
Километр-другой, и снова дикое промерзшее поле… Поле, поле и поле на многие километры. Мелькнет село, и снова поле…
Куда я еду? Кто меня там ждет? Я смотрел на пустынные зимние пейзажи и все эти промерзшие равнины казались совершенно непригодными для жизни человека, будто это пейзажи чужой планеты, где жизнь невозможна. Здесь, по большому счету, тоже невозможна жизнь без одежды и теплого крова. Об этом думал я, разглядывая суровые равнины по пути.
На промежуточных остановках входили и выходили новые пассажиры, солнце поднялось выше, и скоро белоснежные равнины заискрились под солнцем. Стало веселее. «Мороз и солнце, день чудесный, пора, красавица, проснись», – вспомнились стихи классика.
Возле меня оказался разговорчивый шустрый дедушка.
– Вчера тепло, сегодня зима… – сказал он. – Скачет погода, скачет… Климат попеременился…
– До Виндякино далеко, дедушка? – спросил я.
– До Виндякино? До Виндякино далеко… – призадумался он. – Это конечная. От области девяносто верст, вот и считай…
– Километров?
– Ну да, километров… Я по старому, так складнее – верст… Хотя верста она и длиньше была, чем километра то… До Виндякино. стало быть, как сто верст до небес, и все лесом, лесом… – закончил он прибауткой. – Скоро вот лес начнется. Государственный заповедник. Вот в этот лес если зайти и идти к восходу, так можно прямо лесом до самого Владивостока пройти. Тут в лес зашел, под Японией вышел. Десять тысяч верст и все лесом.
– Ну дед ты не заливай! – скептически сказал соседний пассажир, мужчина, по виду местный, сельский. – Владивосток – где? От нас десять дней поездом…
– А ты карту страны посмотри, темнота Хомутовская, – огрызнулся дед. Но спорить никому не хотелось, и все замолкли.
Автобус выл, ныл, но исправно тащился по заснеженной дороге. И чем дальше он ехал, тем становилось все более жутко. Последние полчаса мы ехали по нескончаемому лесу, и по пути – ни одного села. Всю ночь на лес сыпались снежные хлопья и сейчас он стоял, заботливо укрытый белым одеялом. Зима, сон, глубокий сон природы… Не видно зверя, нет ветра, не колышутся ветви, только автобус, как инопланетный корабль, ползет среди глухого леса.
Куда я еду… Я на всякий случай подошел к водителю и спросил:
– А во сколько ты будешь в Виндякино вторым рейсом?
Шофер посмотрел на небо, на дорогу и сказал:
– Если рейс не отменят… Если не отменят, то буду часов в семь вечера.
– А что, могут отменить?
– Еще как… Село самое дальнее, переметет дорогу – не скоро чистят. Да и автобус может сломаться. Другой то ли дадут, то ли нет… Что-то скорость плохо включается, боюсь, как бы коробка не рассыпалась…
– А тут можно по другому уехать… – посоветовал какой-то пассажир. – От Виндякино через лес двенадцать верст, там железная дорога… Три раза в день ходит электричка.
– Спасибо… – ответил я. – У меня лыж и компаса с карабином нет, чтобы по лесу зимой двенадцать верст… Тут, поди, и волки есть…
Пассажиры переглянулись как-то многозначительно, но промолчали.
«Наверное, подъезжаем», – решил я, увидев на поляне бревенчатую избу за забором из слег. На столбе у ворот сидел огромный деревянный филин, а под ним доска с вырезанными вязью буквами «Виндяковский кордон». Возле дома лесничего сидели две огромные белые собаки непонятной породы. «Начинается», – удивился я. «Волки, что ли? Или сибирские лайки, но у нас не Сибирь… У лаек хвост кольцом… У этих хвост опущен»…
Конец ознакомительного фрагмента.
