Захваченная врасплох, она и не подумала выдергивать руку из его цепких пальцев, позволив ему вести себя по темной дорожке к припаркованной на подъездной дороге машине, взятой напрокат. Он выпустил ее руку, чтобы открыть дверцу, и сказал:
— Прошу!
— Стыд и позор, что в такой чудесный вечер мы не можем пройтись пешком, — посетовала Лейн, усаживаясь в машину.
— Город длинный, темный, да и вы сегодня не в том состоянии, чтобы совершать пешие прогулки. Может, как-нибудь потом, когда познакомимся поближе.
Он сел за руль и включил зажигание. Лейн не знала, как ей отнестись к его последним словам. Потом решила, что это своего рода дежурная фраза, то и дело слетающая с губ таких мужчин, как Фергюс Ханн. Из осторожности она трезво отнеслась к его намеку и непреклонным тоном сообщила:
— Надеюсь в ближайшие двадцать четыре часа улететь домой, если не будет препятствий со стороны Джерри.
— Джерри, — решительно заявил Фергюс, выводя машину на шоссе, — не та тема, которую мы будем обсуждать сегодня вечером.
Переключая скорость, Фергюс коснулся рукой ее ноги, и Лейн на миг ощутила его тепло, поэтому быстро отвернулась к окну, за которым в темноте проплывали оливковые рощи.
Приятный ночной воздух вливался в полуоткрытое окно, тихо урчал двигатель. Сейчас бы свернуться калачиком и заснуть, подумала Лейн. Но Фергюса занимали совсем другие мысли.
— Конечно, мне не нравится, как это все было проделано, но я рад, что вы приехали, Лейн. Теперь могу попросить вас поделиться со мной вашими мыслями о Джозефе Ленноксе.
Лейн была вполне уверена, что ей нечего предложить такому талантливому актеру в плане воплощения образа героя, который она создавала для него, но ей все равно было лестно.
— Буду счастлива помочь, если смогу. — Поскольку особого желания вдаваться в подробности его собственного характера у нее не было, она сменила тему. — Так вы думаете, в новом варианте я немного через край хватила?
Она поняла, что он улыбнулся.
— Для Инги это именно то, что требовалось.
— И все-таки? — настаивала она, изучая его так хорошо знакомый профиль, не в силах до конца поверить, что между ними нет целлулоидного барьера.
— Нет смысла обсуждать. На фильме это никак не отразится.
— Да, лучше бы не надо, — согласилась она. — Ничто не должно умалить значение сцены конфронтации между Дейлом и его отцом.
Машина свернула на узкую дорогу, ведущую в город.
— Только бы нам убедить эту парочку, о которых мы сегодня не говорим, Ингу и Джерри, — небрежно сказал Фергюс.
— Все равно, что сказать, только бы нам забраться на Эверест и спрыгнуть с вершины.
— Пустяки!
В свете уличных фонарей она перехватила злую усмешку, вспыхнувшую на его лице.
Как прекрасно делать вид, что твоя жизнь в опасности, пока у тебя в запасе есть парашют! — подумала она.
К огорчению Лейн, в городе машина сменила направление и стала удаляться от главной улицы и мерцающих в ночи огней гавани. Когда остановились, Фергюс, извинившись перед Лейн, достал очки в темной оправе и надел их. Выйдя из машины, он первым делом взлохматил волосы, а потом открыл дверцу. Она послушно вышла.
— У вас рот открыт, мисс Денхэм. Надо же мне отпугивать любопытных.
— Извините, я только пытаюсь понять, кого вы мне напоминаете.
— Наверное, вашего любимого дядюшку или старшего брата, — высказал он предположение. — Какого-нибудь Тома, Дика или Гарри. — Фергюс повел ее к входу в маленький ресторан. — Что будете пить?
— Минеральную воду, пожалуйста.
— Минеральную воду?! — с комическим ужасом повторил он, глядя на нее сверху вниз через очки.
Но Лейн стояла на своем.
— Если от доброй порции бренди мне суждено заснуть, то я предпочитаю минеральную воду.
— Как скажете. Может, вы пока подыщете для нас наиболее уединенный столик?
Труда это не составило. Освещение было приглушенным, столиков немного. Лейн выбрала самый дальний в углу.
Пока он подходил к ней, Лейн осенило.
— Кларк Кент! — выпалила она.
Фергюс изобразил, что спотыкается и проливает воду, чем рассмешил ее. Ей доставляло удовольствие наблюдать воочию его актерское мастерство. Вдруг смех на ее лице сменился ужасом и она прижала ко рту ладонь.
— Только не говорите, что забыли переодеть колготки! — поморгал ресницами Фергюс.
— У меня нет денег! — объявила Лейн, вцепившись в сумочку. — Только немного английских. Я собиралась завтра обменять дорожные чеки.
Он пожал плечами.
— Вряд ли это конец света. Думаю, смогу наскрести на парочку баклажанов.
Лейн слабо улыбнулась.
— Извините, я бы не поехала… если бы предвидела, что платить придется мужчине.
— Конечно нет, я бы сказал, что вы не такого сорта девушка. — Глаза Фергюса искрились неудержимым весельем.
— Мне ужасно неудобно, — искренне продолжала оправдываться Лейн. — Я верну вам деньги завтра.
Фергюс прикрылся меню и пробормотал:
— Так и быть. Я не могу иметь дело с женщиной, которая не может расплатиться за себя.
Лейн не выдержала и улыбнулась.
— Хватит меня дурачить…
— Как можно?! На первом свидании! — перебил он ее. — Платишь не для того, чтобы остаться с носом. — И тут же снял очки. — Платишь? Я сказал «платишь»? Боже упаси!
— Какой вы ужасный, — пожаловалась Лейн, невольно улыбаясь.
Они попробовали греческий салат, пока готовились заказанный Лейн простой омлет и меч-рыба для Фергюса. Очень скоро Лейн испытала на себе, что значит поджариваться на медленном огне. К середине ужина ей уже пришлось, отвечая на вопросы, рассказать о своем трудном творческом пути и выуживать из памяти те подробности сценария, которые интересовали его. Фергюса поразило, как это она не побоялась настоять, чтобы больного подростка взяли на роль Дейла, хотя рисковала достигнутым успехом.
— По-моему, настоящие жизненные страдания дают преимущества исполнителю этой роли, — объяснила она. — Кроме того, таким молодым людям надо давать возможность проявить себя в том деле, с которым они могут справиться.
Она увидела, как серьезно он слушает ее.
— Я правильно понял, что сценарий фильма «Тернистое поле» явился результатом вашего личного опыта? — мягко спросил он.
Неожиданные радости, которыми Лейн была обязана истории, наполненной испытаниями жизни своей покойной сестры, давали ей право откровенно рассказать о ее судьбе.
— Моя младшая сестра Лиззи родилась умственно неполноценной. Отпущенные годы она провела почти в полной изоляции, но все равно Лиззи была личностью, а не капустой. Она понимала больше, чем могла выразить, у нее было чувство юмора… и мы любили ее.
