Лежит в стерне короткой степь.
Там на закате мглисто, странно
И мачт сухие костяки,
Как строй былинных великанов,
Идущих в поисках реки.
Но ты скучаешь по ненастью,
По суете семейных дел.
И вот, не чуя ног от счастья,
В Москву и в осень улетел.
«Пушкин»
Однажды на автобусной остановке в Капустином Яре я столкнулся со своим знакомым по студенческому общежитию, с которым мы учились в соседних группах. Звали его Саней, а мы называли «Пушкиным» за длинный висловатый нос и курчавые волосы, правда, совсем светлые. Саня женился на своей однокурснице, которая оказалась дочерью начальника одного из полигонов.
Так Пушкин стал кадровым военным. Он пригласил меня в ближайшее воскресенье на рыбалку на Ахтубу, добавив, что поблизости в палатках уже несколько дней живут семьями военные из городка, и его жена будет рада меня видеть. Мне выписали увольнительную до двадцати двух воскресенья, и я благополучно встретился с Пушкиным после обеда в субботу. Он взял у меня двадцать рублей — почти все, что оставалось у меня на питание до конца командировки и, пообещав вернуть, исчез на долгих три часа.
А я остался сидеть на лавочке перед типовым домом военного городка. Было почти жарко, несмотря на последние числа августа. В воздухе кружились желтые листья и бесшумно ложились на теплый асфальт.
Рядом со мной на лавочке примостилась смешная девчонка лет пяти, которая, забавно пришепетывая, поведала мне прямо-таки душещипательную историю о пропавшей кукле.
Мне было легко и как-то по-особому бездумно в этот день.
Я достал карандаш и сложенные вчетверо листки, как я всегда делал еще со времени службы в армии, и начал писать. Слова приходили как-то сами собой. Сначала я написал «Какая в мире музыка», потом «Девочка с курносым носиком», а потом еще и еще.
Какая в мире музыка
Какая в мире музыка!
Четвертый день подряд
Кораблики, кораблики
По воздуху летят.
И ветер надувает их
Резные паруса,
И весело встречают их
Усталые глаза.
От шорохов и шелестов
Кружится голова.
Приветствую, приветствую
Осенний листопад.
Пускай сердиты дворники:
Забот невпроворот.
Все ветер лихо скомкает
И по двору несет.
Мне казалось, что все, что окружает меня сейчас, так и просится, чтобы я описал это в стихах, и я строчил без остановки. Перед тем, как пришел Пушкин, я пересчитал все мною написанное за один присест. Оказалось, десять стихотворений, пусть даже и коротеньких, но совершенно разных по содержанию и настроению.
Пушкин появился изрядно навеселе, с приятелем в таком же состоянии, и авоськой с позвякивающим содержимым. Наконец мы подошли к реке и сели в моторку. Пока добирались до заветной отмели, начало темнеть.
Пушкин с приятелем наспех забросили закидушки на судака, развели костер и принялись за выпивку. Когда я почувствовал, что свою норму выполнил, я перебрался в лодку и почти мгновенно уснул.
Медленно запрокидываясь навзничь, я увидел звездное небо, и в одно мгновение передо мной пронесся замысел следующего стихотворения: «Ты и я».
Ты и я
Такая огромная наша любовь,
Что тесно ей в самой уютной квартире.
Представь, что одни мы остались с тобой,
Одни в целом мире, одни в целом мире.
Я выберу степь на вечерней заре,
И бархатом неба с тобою укроюсь.
Клянусь, что еще никому из царей
Пока и не снилось богатство такое.
И буду я видеть всю летнюю ночь
В глазах твоих тающих звезд отраженье.
Ты с вечностью в споре должна мне помочь.
В тебе, как в молитве, найду утешенье.
Далеких планет ускользающий блеск,
И холод пространств, пустоты бесконечность -
Все это в одной воплотилось тебе,
Чудесной такой и такой человечной.
Я верю, что мы не сгораем дотла,
Частицей в других суждено нам продлиться.
И новая жизнь из комочка тепла
В тебе зародится, в тебе зародится.
Я проснулся на рассвете и почувствовал, что, пожалуй, свою норму вчера я перевыполнил. Времени терять было нельзя. Я захватил спиннинг и на веслах выгреб на другой берег Ахтубы, приятная крутизна которого обещала заманчивую заводь. И действительно, стоило мне прицепить заветную блесну и сделать первый заброс, как я почувствовал давно забытую тяжесть на лесе, и, недолго думая, выволок из темной речной глубины судака кило под пять весом. Видимо, судак был озадачен не меньше меня. Едва оказавшись на песке, он первым же движением освободился от блесны, но несколько секунд еще продолжал лежать неподвижно.
А я, еще не протрезвев, так же неподвижно стоял на крутом бережке в нескольких метрах от судака, и даже не пошевелился, когда он в пару прыжков оказался в воде. Затем я снова, не мешкая забросил блесну, и снова выволок здорового судака, возможно, того же самого. И он опять сорвался почти у самой воды. Но на этот раз я коршуном бросился на добычу и успел схватить его у самой кромки воды.
Я очень удивился, когда услышал голоса с противоположного берега: было уже совсем светло, но я считал, что Пушкин с приятелем еще крепко спят. Пришлось снова переплывать реку и отдать плененного судака. Он был встречен с большим энтузиазмом, тем более, что закидушки оказались
