гору, становились на две стены эллипсообразной формы, на небольшом расстоянии друг от друга. Сцепившись, рука с рукой, при тихом движении, двигались с места на другое, т. е. первая стена тихим шагом направляется на место второй стены, вторая стена – на место первой по направлению эллиптическому. При этом движении первая стена пела 1-й куплет «А мы копань копали» и т. д., а вторая стена в это время также двигалась, но молча. Когда первая стена кончала свой куплет, останавливались на месте другой (менялись местами). В это время начинала другая «А мы цыщу цистили»[571] и т. д. Таким образом пропевалась вся песня до последнего куплета «А мы возьмем красную». В это время из первой стены выходит девица и направляется во вторую стену, и ее принимают как уже невесту. В этом все и состояло вождение хоровода с пением[572].
Весна в деревне, картина И. Левитана, 1891.
The National Museum in Warsaw
В четверг на Масленой неделе в ряде мест отмечали «бабий праздник» – Бабьи складчины (или Брыксы, Кирмаш, Овласий). В этот день женщины собирали продукты вскладчину и снимали избу, где готовили еду и варили пиво, украшали все вокруг, накрывали стол и праздновали. Старухи и молодые девушки, не говоря уже о мужчинах, сюда не допускались. Женщины детородного возраста участвовали также в обряде «обмывания скотинки». Они пили «за долгий лен», делали из соломы чучело «Власа», сжигали его и бросали в озимое поле остатки, что должно было способствовать плодородию земли.
Почти повсеместно на Руси люди верили, что, как и на Крещение, в Чистый четверг вода очищается от всего плохого и приобретает чудодейственные свойства – но только до тех пор, пока на заре не прилетит к водоему ворон искупать своих воронят. Поэтому женщины, например в Орловской губернии, спешили до восхода набрать воды (обязательно проточной!) и облить сначала себя, а потом домочадцев. После этого всем перевязывали запястья нитью, спряденной опять-таки до рассвета – для здоровья[573].
Костромские девушки в Великий четверг проводили обряд заклички весны. На восходе солнца они трижды кувыркались по земле либо же входили по пояс в воду и закликали: «Весна, весна красная, приди, весна, с милостью, с великою благостью!»[574]
Скорее всего, из дохристианского же времени пришел обычай поминать в четверг на Страстной неделе покойников.
Великую субботу, последний день перед Пасхой, считают самой важной субботой церковного года. Кажется, что в этот день просто не может быть каких-либо неканонических ритуальных действий, но в некоторых белорусских деревнях до начала ХХ века исполнялся такой обряд: дюжина девушек в белых рубашках брали соху и с молитвой опахивали село, чтобы не допустить «повальных болезней» и других несчастий[575]. Еще в ряде мест в Великую субботу старшие женщины в семье совершали отсыл порчи. Для этого за время Великого поста собирали 40 полешек и в субботу сжигали их в печке. Считалось, что даже самая хитроумная порча и колдовство уходили с дымом к тому, кто их насылал[576]. В другом варианте обряда надо было в течение Страстной недели топить печь, начав с одного полена и каждый день добавляя еще по одному. Тогда в субботу наславшая порчу придет в эту избу и… умрет[577].
Христос Воскресе, почтовая открытка с иллюстрацией Б. Зворыкина, ок. 1904–1917.
Российская национальная библиотека
Неделю после Пасхи на Руси называли Светлой или Святой. На Святой неделе молодые женщины и девицы, собравшись на улицах, водили так называемые танки, в один или в два ряда. Для этого все становились в одну линию, брались за руки и шли, распевая песни и приплясывая, за передней девкой или бабой, а та задавала танку всевозможные кривые направления[578].
Также в Светлую неделю новобрачная вступала в женское общество села – это была своего рода инициация. Чаще всего замужние женщины приходили к ней, и та говорила им: «Соседушки, голубушки, меня любите и жалуйте, к себе примите в подруженьки», после чего приглашала всех за стол, и устраивался пир – с крепкими напитками, озорными песнями и приплясками[579].
Когда и почему у русского народа Фомино воскресенье – первое воскресенье после Пасхи – стало называться Красной горкой, точно неизвестно. Наиболее популярна гипотеза, что «красная» означает «красивая», а «горка» отсылает к тому, что в древние времена на возвышенностях встречали весеннее солнце или даже ставили там храмы в честь солнечного божества. Еще можно предположить, что такое название празднику дали потому, что его главными участницами были «красны девицы» – заневестившиеся, вступившие в пору половой зрелости.
Как мы уже отмечали выше, в древности на Руси верили, что каждую девушку в период менструации переполняет женская сила и ее избыток изливается в виде кровей – «красок»[580]. А поскольку Мать Сыра Земля уподоблялась женщине, то Красная горка воспринималась как день, когда она становится способна к зачатию. Вместе с «красной землей» девушки демонстрировали свою готовность вступить в брак – недаром Красная горка издавна считалась временем свадеб.
В ряде мест во все праздники, начиная с Красной горки и заканчивая Петровским заговеньем (в следующее после Троицы воскресенье), исполняли весенний хоровод «Гоньба утушки». Причем некоторые очень зря воспринимают хороводы как пустое развлечение. В древности это было особое таинство:
По улицам села торжественно, чинно и важно идут шеренгами, взявшись за руки, молодые бабы и девки; на ходу они играют протяжные песни и проходят по селу из конца в конец, возвращаясь таким же образом назад. Все они одеты в праздничных костюмах, в сарафанах самых ярких цветов, с бусами и лентами на шеях; на головах, большею частью, платки – «шали», кое у кого – повойники (у баб). Торжественность этой процессии настолько бросается в глаза, что никак нельзя подумать, что это делается для забавы: это какой-то священный обряд, при совершении которого участвующие люди крайне сосредоточены, поют очень стройно, без взвизгиваний, мерным кадансом и проходят даже с опущенными глазами[581].
В хороводе девушки, взявшись за руки, объединяют свои женские силы и передают их Матери Сырой Земле.
Другой обряд, зафиксированный в Пензенской губернии, явно имеет защитные функции:
В глухую полночь весь наличный состав деревенских женщин идет, с песнями, за околицу, где дожидаются три молодые бабы с сохой и три старухи с иконой Казанской Божьей Матери. Здесь девушки расплетают свои косы, а бабы снимают головные платки и начинается шествие: несколько баб садятся на доски, положенные поверх сохи, несколько девок берутся сзади за соху, чтобы ее придерживать, а остальные, взявшись за привязанные веревки, тащат соху таким образом, чтобы обвести бороздой все село
